Ненадежный свидетель - Мария Скрипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пристегнись, – бормочет, заводя колымагу. – Хорея Гентингтона, что это вообще такое? Впервые слышу. И давай по-простому, без своих тринуклеидов, ничего не понятно.
– Тринуклеотидных CAG-повторов в гене, – поправляю. Афанасьев покосился на меня, врезать готов. – Наследственное прогрессирующее нейродегенеративное заболевание, характеризующееся хореоподобными движениями, психическими проблемами и деменцией.
– А еще проще, для неосведомленных.
– Термин «хорея» с греческого языка переводится как танец. Впервые непроизвольные, хаотичные движения были замечены у детей, алхимик Парацельс описал это как «Пляска святого Витта». Но на то время подобные явления объяснялись исходя из религиозных соображений: одержимость бесами, колдовство. Изначально заболевание считалось детским, но в 1872 году американский врач Джордж Гентингтон отметил наследственный вариант с началом во взрослом возрасте.
– Выходит, человек просто неосознанно дергается?
– Не совсем. В начале движения мягкие и могут быть ошибочно истолкованы как беспокойство при стрессе или волнении. По мере прогрессирования заболевания двигательная функция медленно ухудшается, и хорея в итоге может смениться паркинсоническим акинетико-ригидным состоянием. Ходьба становится небезопасной, человек теряет контроль над телом. На более поздних стадиях также поражается диафрагма, глотка и гортань, вызывая дизартрию, дисфагию и непроизвольные вокализации. Ко всему прочему когнитивные способности снижаются, что проявляется в невозможности принятия решений, развивается деменция. Также депрессия, паранойя, бред и галлюцинации. Больной не способен на самообслуживание, полностью зависит от окружающих. Летальный исход наступает в результате осложнений заболевания. Самое страшное в том, что до тридцати – тридцати пяти лет человек может даже не подозревать, что является носителем, а когда появляются первые симптомы – это приговор. Подтвержденного лечения нет. Развитие заболевания, как правило, быстрое, человек может угаснуть за каких-то десять лет.
– Ясно, – бормочет он, заводя колымагу. – Григорий, у Люси могла быть хорея Гентингтона?
– Да, – сухо отвечаю я, но он и сам все понял, еще в участке. Умеет подмечать детали. Мы нашли, что объединяет детей, осталось понять – почему.
– Ты или Алена? – осторожно спрашивает он. Больная тема, не хочу говорить. Самое страшное – это беспомощность, когда ты ничего не можешь сделать для самого дорогого человека. – Значит, жена?..
– Мы узнали, когда она была на третьем месяце беременности. Врач советовал сделать аборт. Мы отказались, Алена верила, что Люська не заболеет. Вероятность пятьдесят на пятьдесят, но она была уверена…
– Мне жаль, – говорит искренне, я верю. Только толку? Не хочу продолжать. Следак понимает, молчаливо вжимая педаль газа в пол.
На третьем транспортном пробка, фуру перевернуло, не разъехаться. Сирена не спасает, приходится в объезд. Афанасьев на нервах, дважды чуть ДТП не устроил, но обошлось.
ОМОН, не дождавшись, за нас всю работу сделал: два этажа университетского общежития перекрыты, все студенты по комнатам. Мышь не проскочит, на каждом лестничном проеме двое вооруженных парней. Знают свою работу, придраться не к чему.
– Докладывайте, – запыхавшись, велит Роман, сам красный, в поту – перенервничал в машине. Ему бы сердце проверить, так и до инфаркта недалеко.
– Одинцовой здесь нет, она несколько недель не появлялась в институте, на пропускном проверили, – отвечает один из бойцов. Указывает на молоденькую девчонку в комнате, испуганно поджавшую колени на кровати. – Ее соседка, в шоке была, пару минут назад в себя пришла. Решили дождаться вас.
– Хорошая работа, – хлопает по плечу омоновца Роман. Разочарован, не рассчитывал, что все выйдет так просто, но надеялся. Горсть удачи нам бы не помешала. – Дальше мы сами. Здравствуй. – Осматривается, заходя в комнату с ксивой в руках. – Меня зовут Афанасьев Роман Михайлович, нам нужна твоя соседка, Олеся Одинцова, знаешь где она?
– Нет, понятия не имею, – испуганно отвечает девочка. – Олеська здесь редко бывает.
– Не волнуйся, мы просто хотим поговорить. Как тебя зовут? – Афанасьев присаживается напротив.
– Карина, Карина Валерьевна Тимошова. Я правда ничего не знаю про Одинцову. Мы почти незнакомы. А почему ее полиция ищет? Она что-то натворила?
– Одинцова проходит свидетелем по одному делу. Карина, не переживай так, успокойся. Расскажи все, что знаешь о своей соседке. С кем общалась, чем занималась в свободное время. Друзья, знакомые. Ты нам очень поможешь, – мягче говорит, понимает, что девчонку трясет.
– Друзья? Не было у нее здесь друзей. Она странная какая-то, ни с кем толком не общалась. Из себя скромницу строит, а на самом деле та еще потаскушка. Все мальчишки с потока за ней бегали, других девчонок не замечали, а она всех отшивала. Вся из себя девочка. А на самом деле ей папик нужен был, чтобы продвигал. Как актриса она полный ноль, только и может, что ноги раздвигать! – воротит нос студентка, поправляя очки.
– Так, значит, у Одинцовой был папик? – уточняет следак. – Откуда такая информация?
– Да все так говорят, пол-института сплетни распускает. У нее шмотки все брендовые были, духи дорогие, косметика. На стипендию такое не купить.
– Может, ей родители помогали? – спрашивает следователь, фиксируя в блокнот.
– Куда там, сирота она из деревни какой-то. Жила в приюте. К тому же я сама видела, как она шашни крутит с мужиком на тачке дорогой. Он ее несколько раз из института забирал. Кстати, последний раз, когда она в общежитии была, он ее и забрал. Две недели назад, кажется, с того момента она здесь не появлялась.
– Мужика этого видела? Знаешь, кто он? – не сдерживаюсь я. Губы закусила, бледная. Главное, чтобы в обморок не свалилась.
– Это наш консультант, Григорий Макаров, он помогает нам с делом, – представляет меня Афанасьев. – Карина, так ты видела мужчину, с которым уехала Одинцова?
– Нет, машина тонированная, внедорожник, я в них не разбираюсь. Он никогда не выходил.
– Тогда с чего ты решила, что это был мужик? Сплетен наслушалась? – усмехаюсь я. Глупо звучит. Сплошные домыслы, основанные исключительно на женской зависти.
– Макаров, чтоб тебя, – качает головой Афанасьев.
– Я у нее как-то фотографию увидела, случайно. Там мужчина с девочкой на детской площадке. И он такой, представительный, лет тридцать пять – сорок, – хмыкает студентка. – Я у нее спрашивать начала, так она занервничала. Точно спит с ним.
– Они? – Следак показывает фотографию Ники с отцом, и студентка кивает. Этого достаточно. – Значит, мужчину, который забирал Одинцову, ты не видела, только фотографию? И номер, разумеется, не запомнила?
– Может, у нее кто-то еще был, я же не знаю. Вспомнила! Ей звонили часто. В телефоне было записано «папа». Но она же сирота, откуда у нее папа? Разговоров я не слышала, она всегда уходила, – пожимает плечами девчонка. – А вот насчет машины это вам к вахтерше. У нас камеры на входе в общагу. За прошлый год дважды окна на первом этаже выбивали, вот и поставили. Машина близко подъезжала, камера должна была заснять.
– Хорошо. Карина, поступим так. Тебе необходимо будет прийти в участок и дать показания под запись, завтра в десять. Ты нам очень помогла, спасибо, – кивает следователь. – Макаров, за мной.
Гнев на милость сменяется, стоит только выйти за стены общежития: я ожидал взбучки за то, что опять влез в разговор, но нет. Могу предположить, что моя манера добычи информации ему начинает нравиться. Хороший и плохой коп из киношных сцен, в жизни такое встречается редко.
– Что думаешь? – прерывает Афанасьев затянувшееся молчание.
– Соседка явно недолюбливала Одинцову и не сильно расстроилась из-за ее исчезновения.
Очевидные вещи. Наша подозреваемая – молоденькая девушка с модельной внешностью, плюсом дорогие шмотки, украшения. Обычная зависть, характерная для глупых девчонок, которые смотрят на мир через розовые очки. Роман хмурится, недоволен ответом. Понятно, не о том спрашивает.
– Наша клиентка. Карина узнала Нику с отцом на фотографии, это подтверждает, что целью была именно дочка Кирилловых. Думаю, она следила за ними какое-то время, прежде чем пойти на контакт. Нужно искать машину. Мужчина на внедорожнике точно не Валерий, он бы не упустил этот факт. Значит, третий. Тот, о ком говорила Люся.
– Согласен, – кивает следак. В карман лезет, закурить хочет, да только нет сигарет, давно бросил. – Не понимаю, зачем им
