Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гревенс, едва успев застегнуть пуговицы вицмундира, представился Крузу по всей форме. Следом отрапортовал, как положено, Головнин.
Круз, взглянув на мичмана, хитро сощурился:
— Резво бегаешь, на других кораблях капитаны в халатах меня встречают.
На щеках Головнина сквозь загар проступил румянец. Как раз пробили склянки, и он вдруг посмотрел поверх головы Круза.
— Дозвольте доложить, ваше превосходительство: сигнал по флоту «Произвести молебное песнопение».
Круз сначала крякнул, потом вспомнив о чем-то, спросил:
— Откуда знаешь? На твоих фалах пусто.
— На соседнем корабле сигнал отрепетован, ваше превосходительство.
Адмирал оглянулся, на кораблях реяли сигналами флаги.
— Наизусть сигналы ведаешь?
Бегло осмотрев палубу, Круз похвалил Гревенса и распорядился:
— Пущай проспится твой мичман Головнин после вахты, завтра поутру пришлешь ко мне. Флаг-офицер мне нужен толковый. А я вижу, он уже и кушелевскую галиматью наизусть знает…
В самом деле, фаворит Павла I, подметил историк, Кушелев «дела морского дальше изобретенных им сложных сигналов не знал».
А Круз не ошибся в новом флаг-офицере. Спустя два дня он первым обнаружил долгожданных царственных гостей и доложил Крузу:
— От Петергофской пристани отчалили гребные суда под императорским штандартом!
На кораблях заиграли горнисты, выбивали дробь барабаны. Матросы в белой парадной форме карабкались на марсы и салинги [39], расходились по реям, офицеры одергивали вицмундиры, поправляли на боку шпаги. Спустя полчаса кругом загрохотало. Салютование начал флагманский линкор «Николай», за ним поочередно палили пушки всех кораблей, батареи Красной Горки, крепостной артиллерии Кронштадта.
По мере прохождения императора мимо кораблей экипажи отзывались громким «Ура!».
На фрегате «Эммануил» взвился царский штандарт. Вслед за Павлом I на палубу поднялась вся его семья — императрица Мария Федоровна, наследник цесаревич Александр, великий князь Константин, супруги, фрейлины…
Прежде всего набожный император совершил Божью молитву, после чего затребовал с докладами Круза и Пущина. Выслушав адмиралов, пригласил их к обеденному столу…
Настал вечер, как обычно при заходе солнца играли зорю, на этот раз с музыкой и барабанным боем. Впечатлительному Павлу понравилось. На следующий день весьма посвежевший западный ветер развел волну. Море заштормило, Павел I отменил поход в Ревель и решил познакомиться с устройством фрегата, благо раньше он наблюдал корабли только однажды, в Ливорно, и то с верхней палубы. Как раз приспело время команде обедать. «Его величество и их высочества присутствовали при раздаче пищи и вина матросам и удостоился сам вкушать» от матросского котла.
Заметив, что матросы да и офицеры при его появлении прячутся, выговорил командиру:
— Объяви экипажу, что мне это неприятно. Изволь приказать всем находиться в моем присутствии как есть. Еще, кто сидит — пусть сидит, а может, спит, так не сметь его будить…
Днем ветер поутих, эскадра снялась с якорей и произвела пушечные экзерциции на рейде Красной Горки.
Ярко светило солнце, император велел поставить ему кресло у грот-мачты. Здесь же закусывали. «Вечернего стола совсем не было. Ночь государь изволил почивать на том же месте, где днем сидел. Для государыни императрицы и для камер-фрейлин постланы были посредине шканец тюфяки с подушками. Генералы, офицеры, солдаты и матросы вокруг них между пушками лежали или на пушках сидели»…
Когда позволял ветер, эскадра снималась с якоря и вытягивалась кильватерной колонной. Опять палили пушки, веселили царя. Если случалось кораблям маневрировать вблизи фрегата «Эммануил» под царским штандартом, то командиры норовили обязательно попадаться крашеным бортом.
Адмирал Круз держал свой флаг на «Святом Николае», ему каждый день докладывали, что император доволен порядком на кораблях.
— Слава Богу, — старчески крестился Круз, — сей день прожили благополучно. Завтра-то каково будет?
Назавтра тоже пронесло. Император, зевая, прохаживался по шканцам, рассеянно поглядывая то на идущие в кильватере корабли, то на вспененные волны, то на далекий отвесный берег.
Супруга, Мария Федоровна, помахивая веером, робко напоминала, не пора ли перебраться на твердую землю…
Павел поманил сопровождавшего его Кушелева.
— Флоту следовать в Кронштадт!
По линии кораблей на фалах [40] заиграли флажные сигналы. Когда последний корабль стал на якорь, император вызвал Круза.
— Я доволен состоянием флота, объяви всем капитанам и экипажам мое благоволение. Тебе сей же час быть в Петергофе, отобедаешь со мной.
Опять на всех кораблях эскадры заиграли оркестры. На «Эммануиле» лениво пополз вниз императорский штандарт. Павел I покидал эскадру. Вновь барабаны били дробь, матросы кричали «Ура!», корабли окутывались пороховым дымом, палили из пушек…
На следующий день появился сияющий Круз, собрал командиров:
— Государь жалует чинами капитанов, офицеров, награждает месячным окладом и морской провизией на месяц матросиков.
Командиры заулыбались, давно правители о них не вспоминали, а Круз предупредил:
— Покуда втягиваемся в гавань, но, чур, разоружаться не станем.
Государь намекнул, предстоит, видимо, сызнова в Немецкое море отправляться. Французы замышляют каверзы супротив короля Англии…
Отпустив командиров, Круз скинул вицмундир, расстегнул рубашку, вышел на балкон, подставил солнцу изборожденное морщинами лицо. Пора бы и на покой, а ноги-то привыкли к палубе, не оторвать, сорок лет по ней вышагивает.
Адмирал позвал флаг-офицера:
— Ну, стало быть, мичман, мы перед взором государевым отменно выстояли, тебе мое расположение. Одно слово — молодец. Аглицкий-то когда успел вызубрить?
— В корпусе штудировал, ваше превосходительство, затем в эскадре с англичанами якшался.
— Ну, ну. Сие тебе сгодится. — Круз посмотрел вдаль за горизонт. — Сердешный Макаров-то не поспел из Англии к государеву смотру, уж как его император поторапливал.
Всего на три дня опоздала эскадра вице-адмирала Макарова. Он предполагал встретить императора в Ревеле, но поход туда не состоялся.
— Неизвестно, чем бы кончилось для тебя рандеву с императором, — успокаивал Макарова Круз. — Так-то покойней, фитилей возможных избежал.
Макаров прислушивался к успокоительным речам старшего товарища, а сам присматривался к его расторопному флаг-офицеру. Он помнил Головнина по эскадре Ханыкова. Тогда молодого мичмана часто посылали ходоком к англичанам.
Волонтеры
Вступив на престол, Павел I сразу прекратил войну с Персией, отменил французский поход, отозвал эскадру вице-адмирала Макарова из Англии. «Россия должна отдохнуть от войн», — сказал император, намекая на беспрерывные войны своей матушки. Но умиротворенность недавно коронованного императора не распространялась на мятежную Францию, откуда то и дело раздавались призывы к «свободе личности», а меняющиеся конституции провозглашали «права человека и гражданина». Крамолу следовало искоренить в зародыше.
Павел милостиво приютил в Митаве беглеца, короля Людовика XVIII, охотно принимал на службу французских эмигрантов. В Петербурге ловили каждое известие о событиях в Париже: Бурбоны не теряли надежду восстановить свою власть.
Но у ничего не подозревающей королевской династии, оказывается, появился соперник на трон, правда, пока не явный, прикрытый личиной «защитника» Республики, но ему уже претило завоевывать новые страны и покорять народы для Директории, «для этих адвокатов»…
В те самые погожие летние дни, когда Василий Головнин вместе с сослуживцами невольно наблюдал променад Павла I на Кронштадтском рейде, на юге Европы главнокомандующий французской армией молодой генерал Бонапарт с триумфом заканчивал итальянскую кампанию, отвоевав у королевства Сардинии в пользу Франции Ниццу и Савойю, он разбил папские войска, уничтожил Венецианскую республику и в заключение разгромил австрийцев.
«Владея Корфу и Мальтой, мы будем хозяевами всего Средиземного моря. Острова Корфу, Занте и Кафелония имеют для нас более значения, чем вся Италия». Наполеон уже ясно представлял, что главный враг Франции — Англия. «Недалеко то время, — сообщал он Директории, — когда мы убедимся, что для того, чтобы действительно уничтожить Англию, нам надо овладеть Египтом».
В завоеванных странах Наполеон вел себя как победитель, ограбил все земли, где побывал. Много миллионов золотом он отправил Директории в Париж, а вслед за этим сотни лучших произведений искусства из итальянских музеев и картинных галерей. Он не забыл и себя — вернулся из похода богатым человеком. Парижская публика встретила его бурными овациями, Директория назначила главнокомандующим армией, которая предназначалась действовать против Англии.
