Лейтенант милиции Вязов. Книга первая - Сергей Волгин

— Я поужинал. — С минутку помолчал и добавил:- Хочу, папа, тебе пожаловаться.

— Что еще? — раздраженно спросил Терентий Федорович. У него вспыхнуло желание закричать, но он подавил вспышку гнева. «Всегда они лезут со своими делами, когда у меня на сердце кошки скребут…»-подумал он с горечью.

— Этот лейтенант Вязов слишком много на себя берет, лезет не в свои дела. Взялся меня воспитывать… — Виктор усмехнулся обиженно. — Ловит меня по ночам и спроваживает домой, будто я маленький и мои родители ничего не понимают в воспитании детей. Я ему сказал, что у меня есть отец и я его уважаю, слушаюсь, а он говорит: «И тебе, и твоему отцу не поздоровится».

— Гм… — Терентий Федорович поднял брови и посмотрел на сына.

— Я, конечно, послушался, ушел, а встреча с товарищем, которого я поджидал (мы с ним вместе готовимся к экзаменам), не состоялась. Теперь он на меня обижается. Еще не хватало, чтобы посторонние срывали мои занятия.

— Может быть, Вязов выполнял задание, а ты ему помешал? — усомнился Терентий Федорович.

— Какое задание?! Просто поджидал… шлюху.

Терентий Федорович положил вилку на стол.

— Как ты, Виктор, нехорошо выражаешься.

— Как хотите, ругайте меня сколько надо, ноя могу из-за таких пустяков и на второй год остаться, — обиженно выпалил Виктор, поднялся и ушел в другую комнату.

Терентий Федорович проводил взъерошенную голову сына ласковым взглядом.

Стоичев беседовал со многими коммунистами, и все они категорически заявляли, что не могут подозревать Вязова во взяточничестве. Честность его ставили в пример. Теперь можно было показать письмо Терентию Федоровичу, рассказать ему о беседах с коммунистами, но было еще не ясно, с какой целью Поклонов возводил клевету на парторга. Выяснить же это было не так легко.

Хотя Николай Павлович и предупреждал коммунистов никому ничего не говорить, слухи об анонимке постепенно распространились. Можно было предполагать, что их распространяет сам Поклонов, и поэтому следовало поторопиться.

Однажды к Стоичеву пришел Трусов. Молодой участковый старался быть в тени, ничем не проявлял себя, а Николаю Павловичу нравились подвижные, умные люди, и он еще не определил своего отношения к молодому участковому. Когда Трусов вошел, Николай Павлович с* интересом оглядел его ладную фигуру, белое лицо с широким румянцем на щеках: здоровье молодого человека так бросалось в глаза, что нельзя было ему не позавидовать.

— Пожалуйста, садитесь, — предложил Стоичев.

Участковый неторопливо сел на стул, посмотрел на край стола и сказал:

— Я, товарищ капитан, случайно услышал об анонимном письме; по-моему, напрасно наводят клевету на Вязова.

— Вы об этом пришли сказать? — спросил Николай Павлович,

— Нет, — тихо ответил Трусов, заметно смущаясь, — ходят слухи, что взятки берет старший лейтенант Поклонов. Ведь это очень плохо, когда ходят слухи, в них надо бы разобраться.

— Кто же распространяет эти слухи?

Трусов покраснел:

— Сказать-то я не могу, дал честное слово молчать.

Некоторые наши работники, товарищ капитан, боятся Поклонова, говорят, он в хороших отношениях с майором, а майор крутой человек…

«Еще новости… Честное * слово дал!»-с неудовольствием подумал Николай Павлович. Он хотел было резко потребовать у участкового, как у коммуниста, сообщить фамилии людей, распространяющих слухи, но сдержался: если Трусов и сообщит фамилии, то те товарищи могут отказаться. И Николай Павлович спокойно задал вопрос:

— А факты какие-либо сообщают?

— Нет, товарищ капитан, не говорят. — Трусов покачал головой. — Правда, я и не выспрашивал особенно-то.

— А вы спросите. Я думаю, вам понятно, какое это важное значение имеет для нас.

— Обязательно спрошу, товарищ капитан. Я все понимаю.

На улице было жарко, а в кабинете душно. Николаю Павловичу захотелось расстегнуть воротник, но перед ним сидел подчиненный, такой подтянутый, даже элегантный, что капитан, уже взявшись было за пуговицы, опустил руку.

— Извините за нескромный вопрос, — сказал Николай Павлович. — С женой вы теперь ладите? Разногласий нет?

Трусов смущенно улыбнулся.

— Нет, товарищ капитан.

Не успел Стоичев внимательным взглядом проводить до двери молодого участкового, как позвонили из политотдела управления и спросили, каковы результаты расследования анонимного письма. Капитан растерялся и ответил, что ему пока не ясно, кто прав и кто виноват, и он еще не сделал никакого вывода. Получив строгое наставление, Николай Павлович сидел несколько минут за столом неподвижно, потом встал и пошел к начальнику отделения. Нельзя было медлить, Терентию Федоровичу тоже могли позвонить. Заместителю по политической части в таких делах следует быть оперативней, но что поделаешь, если он еще не пришел к выводу?

Терентий Федорович был поражен. Прочитав письмо, он стукнул по столу кулаком и закричал:

— Немедленно ко мне!

— Через пять минут я провожу политзанятия, — сказал Николай Павлович, взглянув на ручные часы, — может быть, мы предупредим Вязова и Поклонова и разберемся после занятий?

Подумав, Терентий Федорович сказал:

— Ладно. Предупредите.

Занятия группы повышенного типа по изучению истории партии проводил сам Стоичев. Занимались, как всегда, в кабинете начальника, в котором больше было места и стульев, расставленных вдоль стен. У стола сидел Поклонов, положив на колени толстую тетрадь, рядом с ним участковый Трусов. Сидя у подоконника, лейтенант Вязов что-то писал на листе бумаги.

Когда же вошел Копытов и сел у двери, многие из присутствующих недоуменно переглянулись. Начальник занимался самостоятельно и на занятиях групп не бывал: он доверял заместителю. Копытов увидел Вязова, помрачнел. К прочитанному письму прибавилась жалоба сына, которую Терентий Федорович сейчас вспомнил. Все это взбудоражило давнишнюю неприязнь к лейтенанту, которая сейчас перешла в ненависть. Примешивалась и некоторая зависть к умному и самоуверенному работнику, но это чувство, хоть оно и появлялось, Копытов старался подавить — не положено ему по чину завидовать подчиненному. «Я ему покажу, поставлю на свое место… Выгоню ко всем чертям, чтобы не позорил отделение! Нечего мне держать особенно умных, если они прохвосты». И чем больше думал Копытов, тем сильнее его шея наливалась кровью, а брови сходились плотнее.

Занятия были повторные, вскоре предстояли итоговые. Стоичев задавал вопросы по самой трудной главе. Расследование письма его так беспокоило, что он с нетерпением ожидал окончания положенного для занятия времени. Он задал вопрос Поклонову. Тот встал, держа в руках тетрадь, начал говорить, но тотчас же запутался.

— Что ты чепуху несешь! — оборвал его Копытов.

— Я немножко забыл, — признался Поклонов, повернулся к начальнику и беспомощно улыбнулся.

— Забыл!.. Вон парторга надо еще спросить, пожалуй, тоже забыл, — почти приказал Копытов.

Вязов поднялся.

— Разрешите, товарищ капитан?..

— Здесь есть майор, — неожиданно вырвалось у Стоичева.

— Но занятия проводите вы, — напомнил Вязов. — Хорошо. Я отвечаю товарищу майору. Прежде всего хочу заметить, товарищ старший лейтенант Поклонов, что такие вещи не должны забываться, я хочу сказать, что коммунист не имеет права их забывать. Теперь ответ. Марксистский диалектический метод характеризуется такими основными чертами: в природе все предметы и явления органически связаны между собой, зависят одно от другого и обусловливают друг друга. Природа находится в состоянии непрерывного движения, обновления и развития, изменения в ней переходят от количественных к качественным закономерно, явлениям природы свойственны внутренние противоречия.

Вязов говорил спокойно, но глаза его блестели. Его слушали внимательно все присутствующие, один Поклонов серьезно смотрел на пустую стену.

«Черт дернул этого майора вызвать Вязова! — растерянно думал Стоичев. — Зачем нужно его выступление сейчас?» Но постепенно Николай Павлович заслушался сам, простая и ясная речь Вязова ему нравилась. Да, так именно ясно надо понимать сложные философские формулы.

Терентий Федорович сидел насупившись, смотрел в угол, по выражению лица его нельзя было понять, о чем он думает, какое впечатление на него производит ответ лейтенанта.

— Может быть, я что-нибудь рассказал не ясно? — закончил Вязов. — Тогда прошу задать мне вопросы.

— Ясно. Все понятно, — дружно загудели сотрудники.

— На этом занятия закончим, — объявил Стоичев. Копытов посмотрел па капитана, ничего не сказал и поднялся.

Из открытого окна несло жаром, будто на улице топилась большая каменная печь; в кабинете было душно, запах пота и мокрых ремней стоял в воздухе. Копытов сел за свой стол, вздохнул, отдуваясь. Стоичев, сидя поодаль, закинул ногу на ногу, взял папиросу в кулак, словно собирался кого-то ударить. Вязов взял с подоконника листок, свернул, положил его в карман и приготовился слушать, предполагая, что разговор будет о партийном просвещении.