Лермонтов в Москве. Эссе - Татьяна Александровна Иванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Образ Гамлета, человека волевого, но переживающего мучительную борьбу с самим собой из-за несоответствия действительности его идеалам жизни (так позднее понимал Гамлета Белинский), Гамлета с его «могучим разумом» и «юношеским обликом», был близок Лермонтову. Гамлетовскими проблемами полно его юношеское творчество.
Терпеть без ропота позор судьбы
Иль надо оказать сопротивленье,
Восстать, вооружиться, победить
Иль погибнуть?
Вопрос «быть или не быть» со всей силой вставал перед поколением тридцатых годов.
В героях Лермонтова была та же «отчаянность», что и в герое Шекспира. «Отчаянное что-то есть во мне», - говорит Гамлет. И сам поэт мог бы сказать вместе с ним: «Живи грозой иль вовсе не живи!»
Создавая свои ранние, еще юношески незрелые, несовершенные драмы, Лермонтов старался учиться на высоких образцах. И хотя шекспировская глубина психологического анализа и многогранность образов
была не под силу юному драматургу, но следы того, что он учился у гения мировой литературы, мы находим на страницах его драмы «Странный человек».
В своем письме Лермонтов отмечает, что «Гамлет» по-английски написан половина в прозе, половина в стихах». Под впечатлением прозаических диалогов Гамлета с придворными написан диалог Владимира Арбенина со слугой Иваном, приставленным к нему отцом, чтобы в припадке отчаяния сын, которого он проклял, не наложил на себя руки. Здесь тот же лаконизм, афористичность, игра на скрытом смысле слов. Собеседники как мячиком перекидываются словами и понимают друг друга с намека.
Иван. Здоровы ли вы, сударь?
Владимир. На что тебе?
Иван. Вы бледны.
«Я бледен? когда-нибудь буду еще бледнее», - в манере Гамлета, углубляя смысл слов собеседника, отвечает Владимир Ивану. В речах Арбенина мы встречаемся с той же, как и у Гамлета, аллегорией, воплощающей моральную неустойчивость. «Непостоянство, имя тебе - женщина», - говорит Гамлет. «Женщина!., ты колеблешься?» или «Женщина! стоишь ли ты этих кровавых слез?» - так обращается Владимир к Наташе, упрекая ее в слабости и непостоянстве.
Герои ранних драм Лермонтова говорят на отвлеченном книжном языке, свойственном молодежи того времени. О том, что язык юношей начала тридцатых годов был искусственный и книжный, писал Герцен. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в его собственные юношеские письма или в письма юноши Белинского. На том же языке говорят и герои юного Лермонтова, но реалистический и метафорический язык Гамлета был для юного поэта прекрасной школой. На метафору «монастырь - тюрьма» могла натолкнуть Лермонтова гамлетовская метафора «Дания - тюрьма».
У Шекспира учился он стремительности действия и фиксации времени. В «Странном человеке» Лермонтов дает календарь событий пьесы, как это делает Шекспир в «Ромео и Джульетте».
Юный Лермонтов отдал дань увлечению Шиллером. Как и вся передовая молодежь, он не мог не откликнуться на его свободолюбивые, возвышенные и гуманные идеи. Но увлечение Шиллером было непродолжительным. О связи первой драмы Лермонтова «Испанцы» с драматургией Шиллера по жанру и форме стиха мы уже говорили. И в дальнейшем юный драматург то подхватит у Шиллера удачную реплику, то возьмет имя героя, оттолкнется от шиллеровского заглавия, позаимствует тот или другой мотив, как, например, поразившую его в «Разбойниках» тему проклятия отца, которую Лермонтов по-разному сюжетно разрабатывает в своих юношеских драмах. Увлечение Шиллером было неразрывно у Лермонтова с его увлечением театром и Мочаловым. Упомянув в драме «Странный человек» о «Разбойниках» Шиллера, он сразу же переходит к Мочалову. «Вчера играли общипанных «Разбойников» Шиллера», - говорит один из персонажей пьесы, московский студент. «Разбойники» шли в плохом переводе и к тому же искажались цензурой, а потому и названы «общипанными». И дальше студент продолжает: «Мочалов ленился ужасно; жаль, что этот прекрасный актер не всегда в духе». Молодежь встревожена тем, что неровности в исполнении могут повредить славе любимого актера.
Созданные в обстановке старой дворянской Москвы юношеские драмы Лермонтова живо рисуют ее быт и нравы.
Внешний уют дворянских особняков был часто обманчив. Немало трагедий разыгрывалось на тихих улицах, под гостеприимными зелеными кровлями. Фамусовская Москва жила в атмосфере сплетен и дрязг. При кастовой замкнутости дворянства выбор для браков был ограничен, и поэтому многие находились между собой в каком-то отдаленном родстве. В таком родственном окружении жила и Арсеньева.
В драмах «Menschen und Leidenschaften» и «Странный человек» говорится о семейной распре. Жертвой ее были дети. Отцовское проклятье в обоих случаях приводит к самоубийству главного героя. В одной драме изображен раздор между отцом и бабушкой, в другой - между матерью и отцом.
Отец и бабушка, борясь друг с другом за сердце Юрия Волина («Menschen und Leidenschaften») и за право распоряжаться его судьбой, забывают о нем самом, не думают о тех мучениях, которые они ему причиняют. «Я здесь, как добыча, раздираемая двумя победителями, и каждый хочет обладать ею», - с отчаянием восклицает Юрий. Каждый считается только с собственной эгоистической любовью - с чувством собственника, воспитанным веками крепостничества. То же чувство собственника руководит и поведением отца Владимира Арбенина по отношению к его жене, матери Владимира. Сын так страдает от этой вражды, что иногда завидует сиротам.
Внимание Лермонтова к семейной распре привлекали не только ссоры и дрязги, которые ему приходилось наблюдать среди знакомых, но прежде всего драма в собственной семье. Сын бедного офицера, попав благодаря бабушке-воспитательнице в среду московского барства, рано понял, что значат предрассудки, созданные рождением и богатством. Юноша болезненно переживал оскорбления, наносимые его отцу-отщепенцу в том обществе, в котором вращался и куда был принят он сам благодаря бабушке, как ее наследник. Эти оскорбления за отца он переживал, может быть, еще мучительнее, еще болезненнее, чем переживал бы за себя.
Летом
