Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

— Нет, если знаешь, что делаешь. А я знаю. Неподалеку от вашей гавани есть очень интересный риф. Чуть южнее затонули два парохода — вы что-нибудь знаете о них?

— Я нырял там, — отозвался Мур. — Они лежат на глубине примерно шестидесяти футов, но от одного осталась только корма, а от другого — киль. — Он помолчал. — А вы молодец, если сумели с воздуха определить, что это пароходы.

— Я не впервые вижу разбитые суда этого типа, — сказала Яна. — Кроме того, рядом там лежат сломанные трубы, ошибиться трудно.

— А что вы делаете на Кокине? — поинтересовался Мур, околдованный своей пассажиркой. — И кстати, чем занимается ваш фонд?

— Я здесь, чтобы найти вашего констебля. Что касается фонда, мы — исследовательская группа, работаем под эгидой Британского музея.

— Понятно. Значит, вы здесь из-за подводной лодки.

Она посмотрела на него и кивнула.

— Скажем так: я здесь, чтобы прояснить непонятные Фонду моменты. В «Джамайка дэйли глинер» появилась заметка о всплывшей на поверхность субмарине. Мы связались с автором, капитаном почтового судна, но оказалось, что ему без малого семьдесят и в подводных лодках он разбирается очень слабо. Я должна определить, действительно ли то, что поднялось на поверхность океана возле вашего острова, можно считать подлинной реликвией второй мировой войны.

Мур взглянул на Яну и заметил, что она смотрит испытующе и подозрительно, как кошка.

— Можете посмотреть сами.

— Обязательно.

Лесная дорога кончилась; они свернули на Бэк-стрит и поехали к центру деревни. Площадь встретила их полным безлюдьем. Мур заметил, что Кип еще не возвращался: джипа констебля на обычном месте перед полицейским участком не было.

— Мне кажется, констебля сейчас нет, — сказал он и показал на бакалею: — Если надумаете перекусить, пока будете ждать, там есть кафе.

— Я не прочь пообедать, — призналась Яна, и Мур затормозил у тротуара.

«Бакалея для всех» и «Кафе» занимали маленькое оштукатуренное строение яркого горчично-жёлтого цвета; магазин смотрел на Площадь, кафе именовались несколько столиков, расставленных за домом, в виду кухни. Не успели Мур с Яной сесть, как тучная кухарка возмущенно объявила, что скоро уходит домой, но Мур уговорил ее приготовить им поесть и заказал два буйабеса

и два кофе.

— Вы мисс или миссис Торнстон? — как бы между прочим спросил он, когда они уселись.

Яна вытащила из пачки «Плейерс» сигарету, закурила, не дожидаясь, пока он найдет спички, и холодно ответила:

— Доктор Торнтон.

— О-о? Доктор чего?

— Профессор, — поправилась она. — Я занимаюсь морской археологией, специализируюсь на изучении затонувших судов.

— Звучит завлекательно.

— Да, — она стряхнула пепел с сигареты и всмотрелась в глаза Мура. В обветренном, загорелом лице этого человека чувствовалась энергия. Глаза были странные — очень голубые, теплые и в то же время далекие, в них светились любопытство и сила, но в самой глубине проступало что-то угрюмое, тревожащее. Потом оно исчезло, растаяло мимолетнейшей из теней.

— А вы? — наконец спросила она. — Что вы здесь делаете?

— Я хозяин «Индиго инн». Гостиницы на вершине холма.

— А, да. Я видела его с воздуха, — она вздернула подбородок и выдохнула дым. — Вряд ли у вас много постояльцев.

— В сезон ураганов — нет. Но при хорошем ветре на море у нас, бывает, останавливаются яхтсмены. Мне здешняя жизнь нравится. Неплохое времяпрепровождение.

— Меня интересует подводная лодка, — спокойно сказала Яна, когда принесли кофе. — Где она сейчас?

— Заперта в старом доке на верфи, чертовка. Все ее двести футов.

— Двести двадцать, — поправила Яна. — Ширина двадцать футов, водоизмещение приблизительно семьсот шестьдесят девять тонн, и, если лодка немецкая, то, скорей всего, это судно типа VII-С, если вам это о чем-нибудь говорит.

— Абсолютно ни о чем, — сознался Мур.

— Основная модель нацистского подводного флота. Во время войны они дюжинами орудовали и на Карибах, и в Северной Атлантике. Я несколько раз спускалась под воду и осматривала останки таких лодок у самых берегов Ямайки, но, конечно, осматривать там было практически нечего. А ваша всплыла сама, без посторонней помощи… и в почти идеальном состоянии — этого-то и не может понять Фонд, мистер Мур. Вы сами ныряльщик — скажите, как это могло быть?

— Ну хорошо, — проговорил он. — Прежде всего, мне кажется, вы должны знать, что именно я первый нашёл лодку. Она была похоронена в песке на глубине ста пятидесяти футов. Взрыв глубинной бомбы освободил ее. Мы с констеблем побывали на ней. Да, она настоящая. Корпус еще довольно крепкий, все оборудование на месте, и… — Он умолк. Трупы? Рассказать ей о том, что ему померещилось в этой сырой гробнице? Нет. — Она еще может плавать, — закончил он. — А у меня есть теория.

— Отлично. Я вас слушаю.

— Эта лодка сидела в песке по самый перископ. Я думаю, выступ шельфа над ней обломился, ее засыпало, и она пролежала там до тех пор, пока последний ураган не всколыхнул море и не смел с нее часть песка. Если она была завалена целиком, обычные морские организмы не могли прикрепиться к металлу. Песок сыграл роль естественной защиты от коррозии.

— Но такая страшная тяжесть непременно смяла бы обшивку, — напомнила Яна.

— Я не сказал, что на корпусе нет ни царапины. Какое давление способны выдерживать такие лодки?

— Судостроительные заводы давали гарантию безопасного погружения на триста с небольшим футов, — Яна отпила кофе. — Отдельным лодкам удавалось даже уходить под воду на шестьсот футов и возвращаться лишь с незначительными повреждениями обшивки. Некоторые спускались даже глубже — правда, их тут же сминало.

— Значит, это зависело от самого судна?

— На разных верфях — да даже в разные годы — могли использовать сталь разной упругости. Но вот что: даже если ваша теория верна, она не объясняет, как лодка поднялась на поверхность.

— Верно, — согласился Мур, — не объясняет. Но, может