Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

— У меня глаза не откроются.

— А как ты хотела? Завтра будет суматошный день. Как вернешься в общагу, подхватишь покупки и полетишь ко мне, а оттуда спустишься к своему кавалеру. Когда он заедет?

— В половине пятого, — вспомнила я совет Мэла и согласие спортсмена по поводу времени встречи.

— Придется мне постараться, — вздохнула стилистка. — Учти, чтобы в двенадцать была здесь как штык, поэтому рассчитай время.

Неужели ей недостаточно четырех часов? Она собирается из меня икону делать, что ли?

— При салоне купишь набор средств по уходу за лицом и телом, — предупредила Вива. — У них есть небольшой магазинчик. На декоративную косметику не налегай, а то денег не хватит. Лучше потом наберешь, когда появится наличность. Вот список процедур, — она начирикала абракадабру в скоростном темпе. — Девочки поймут. Завтра не усердствуй с тяжелой пищей и много не пей, чтобы в самый ответственный момент не опростоволоситься. Поняла, о чем говорю?

Я кивнула. Не есть горох с фасолью и не пить ведрами, чтобы не пукать в неурочный час и не искать глазами ближайший туалет во время речи премьер-министра.

— Ой, Вивочка, а можно мне поглядеть завтра? — попросила жалобно Аффа. — Честно, буду сидеть тихо, как мышка. Совсем не помешаю, ни капельки!

— Посмотрим, — ответила уклончиво девица и дала мне последний совет: — Не забудь принять что-нибудь успокоительное: на ночь — чтобы выспаться, утром перед поездкой, и перед тем, как идти сюда. У тебя есть, или отлить валерьянки?

— Есть, — кивнула я, вспомнив о пяти литрах Альриковой настойки. Кажется, кое-кому первый литр пригодится уже сейчас.

Сухие сжатые инструкции Вивы пробили набатом в сознании. День икс стучался в двери. Уже завтра!

Аффа ушла к себе, а я, бросив пакеты на кровать, занялась успокоением расшалившихся нервов. Накапала капель по рекомендации профессора и махом выпила. Подумала — и заглотила второй стакан с витаминным сиропом. Поразмышляла — и навела совместную удвоенную порцию капель и сиропа. А потом в чайнике закончилась вода.

В итоге живот надулся как воздушный шарик, и я начала икать. В икающем состоянии и застал меня Радик.

— Будем ужинать? — выложил кулечек с колбасными колесиками.

— Тебя покормлю, а у самой сил нет, — сказала я и икнула. Елки-палки, даже рот не успела прикрыть.

Парнишка растерялся.

— Значит… мне уйти? — спросил расстроенно.

— Я же говорю, будем ужинать, — потянула его в пищеблок и опять икнула, громко и звучно. Ужас!

— Не понимаю…

— Пошли, говорю… — ик! — кашу варить.

Вот кошмарище! Представив, как на приеме на меня нападет неудержимая икота в присутствии премьер-министра, всех его советников и помощников, я захихикала, затем засмеялась, а под конец захохотала, держась за живот.

Радик выглядел смущенным.

— Я сказал что-то смешное?

— Не-ет, что ты! — махнула я рукой и, утерев выступившие слезы, рассказала об икании, которое заглушит разговоры гостей на завтрашнем мероприятии.

Парнишка тоже повеселился.

— Покажешь покупки? — спросил, посолив закипевшую воду.

— Нет, иначе всё пойдет шиворот-навыворот. Потом увидишь.

— Когда отправляешься?

— За мной приедут в полпятого.

— Твой парень?… Ну, тот тип из аллеи?

— Забудь о нем навечно, если не хочешь поссориться, — ответила я, раздражаясь. Что за гадство? Успокоительные капли ни фига не действуют при упоминании о Мэле.

Завтра не он появится в общежитии и не он поведет меня к Дому правительства по дорожке. Мэл пройдет по зеленому покрытию с другой, за которой заедет на машине, и по пути на прием они будут шутить и смеяться. Или наоборот, спутница Мэла разнервничается, и он накроет её ладонь своею, молчаливо успокаивая.

Ненавижу его! Стоял бы здесь — толкнула б так, чтобы улетел на пол и навсегда отшиб копчик. Пусть у него хвост вырастет!

Разве ж это влюбленность? Это непримиримая ненависть.

В итоге Радик ел в одиночестве, а я, чтобы его не смущать, рассказывала о приключениях в городе и о бросании снежками, а потом перескочила на другую мысль и поведала об убежище на чердаке.

— Учти, это большая тайна. Если о ней узнают, люк закроют на замок.

— Никому не скажу, — пообещал юноша. — Я и не подозревал, что институт скрывает богатства.

Мне польстило, что Радик не обсмеял импровизированный домик для медитаций и отнесся серьезно к сохранности секрета.

— Я тоже люблю бывать в одиночестве, — сказал парнишка, уплетая колбасу. — Напротив дядиного дома есть парк. Когда не холодно, болтаюсь там и смотрю, как живет район.

Мне сразу вспомнились крохотный уголок с кучкой деревьев в квартале невидящих и атмосфера окружающих улиц: неспешный ритм жизни, приветливые люди, знающие друг друга в лицо и здоровающиеся каждое утро. Это мое! Оно живет у меня в сердце и закрепилось на подкорке.

Радик наотрез отказался есть блинчики в одиночку, как я ни уговаривала.

— Смерти моей хочешь от обжорства? — простонала, заломив руки как умирающий лебедь. — Пощади, Ирадий! Не позволь лопнуть животу.

Парнишка посмеялся, но сказал:

— Или вместе, или никак.

Так что мне пришлось запихать в себя один блинчик, зато Радик съел второй. Я видела, ему очень понравился десерт, и в душе поднялась теплая волна нежности.

Зазвонил телефон, и хорошее настроение подпортилось. Мне захотел пожелать хорошего вечера Петя.

— Ну, ладно, я пойду, — сказал сотрапезник. — До завтра.

— Завтра у меня дел по сюда, — провела я рукой по шее, — а тебе вот и вот, — сложив в пакет из-под перчаток оставшиеся пачки плавленого сыра и початую упаковку макарон, всучила продукты Радику. Он было завозмущался, но я взмолилась: — Пожалей! Мне нельзя лопать мучное, а тут искушение под носом. Так что выручай, иначе завтра провалюсь на приеме.

Иногда мои слова бывают убедительны.

Пришлось перезвонить спортсмену.

— Привет! — поздоровался он взволнованно. — Наверное, я не вовремя позвонил? Как ты?

— Нормально. Не переживай, я ужинала, — успокоила беднягу, развалившись вальяжно на кровати и подперев голову рукой. — А как ты?

— Тоже нормально, — вздохнул Петя нервно, хотя спокойствие давалось ему нелегко. Наверное, парень тоже держал под рукой бочку успокаивающих капелек и время от времени зачерпывал поварешкой. — Завтра подъеду, как договаривались, хорошо?

— Конечно, я помню.

Мы помолчали.

— Эва! — воскликнул чемпион. — Ты на меня не обижаешься? Я чурбан, прости. Не знаю, как вести себя с девушкой.