И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

– Да вы что, какая там смерть, вам еще сто лет жить да жить, – замахала на нее руками октябришна.

– Нет, девка. Я до следующей осени вряд ли доживу. Уж я-то знаю, – уверенно и спокойно покачала головой убыр, как будто говорила об обыденном и общеизвестном факте.

– А может…

– Помолчи, девка. Не части. Дай сказать, – Макмыр строго глянула на Находку, и та осеклась на полуслове. – Во-первых, хоть и нагадючили вы мне в избе и на дворе, и по-хорошему я вас съесть должна или деревяшечкам моим отдать, но за улей к месту – спасибо. Никто не может сказать, что убыр Макмыр – коряга неблагодарная.

"Потому что боится?" – про себя спросила Серафима, но вслух почему-то промолчала.

– Да чего уж там, – вместо этого скромно пожала плечами она. – Вот ей, Находке нашей, спасибо говорите. Она вас пожалела. Если бы не она… Шибко мы осерчали на вас тогда.

– Я знаю, кому спасибо говорить, – усмехнулась старуха. – Я ить все слышала. Ай и тебя за руки никто не тянул, девка. Коли б не захотела – не пошла бы колоду тягать. Пропадай, старая лоханка. И ты, малой, не кривись. За подмогу и тебе спасибо причитается. Мужик у вас, девки, растет. Защитник.

– Молодец на холодец, – не удержался Саёк.

– Не боися. Тогда не съела – сейчас подавно не съем, – успокоила его убыр.

– А я и не боюсь, – гордо повел плечом оруженосец.

– А напрасно. Картошку у меня всю кто над всем лесом раскидал? А сколько у меня после тебя синяков будет – знаешь? И когда они теперь сойдут? Мне ведь, чай, уже не двести лет! Стрелок выискался!..

– И-извините… – покраснел и стушевался тот. – Это я не по своей вине… Это я от нервов… Детство тяжелое, игрушки деревянные, пряники черствые…

– Убыр Макмыр, – прервала выяснение отношений царевна. – А вы, собственно, зачем нас догоняли, разрешите поинтересоваться?

Старуха задумалась.

– Поперву, я вас догоняла сгоряча – ваше счастье, что не поймала сразу. Потом охолонула маленько. А потом, когда увидела, как Находка ваша заговор против змей супротив блудней повернула, да как он у нее еще и подействовал непонятно как, так я поняла, зачем я, дура старая, вас догоняла.

Октябришна вздрогнула и побледнела, как будто снова главного блудня увидела.

– А вы видели, как я… Как у меня… И огонь…

– Видела, мила дочь. Все видела. Против блудней у октябричей нет заговора. А этот и подавно применить никто бы не догадался, хоть ложись да помирай. А ты придумала. И скажу теперь тебе, мила дочь, что гондыр, лесная кость, обшибался. Будет после моей смерти в этом лесу новая убыр, которая из его шкуры драной чучело сделает, а из печенки – гуляш, – и взгляд Макмыр пронзил, пробуравил душу рыжеволосой девушки насквозь, заглянул в самые пыльные уголки ее души, в самое сердце – и ничто под ним не спряталось, не утаилось, не потерялось. – Ты будешь новой убыр в этом лесу, Находка.

– Но я не хочу никого есть!..

– Это дело вкуса, конечно. Но когда к тебе такие вот оболтусы вроде вас на огонек заглянут… Короче, я бы на твоем месте не зарекалась.

– И мне надо спешить!..

– Откуда сама будешь?

– Из Октябрьского…

– Ха, – самодовольно растянула запавшие губы в беззубой улыбке Макмыр. – Не спеши, забудь про него, мила дочь. До своего Октябрьского ты теперь не скоро доберешься. Тамошняя убыр со мной до самой смерти здороваться не будет, что я у нее такую девку перехватила. Да так ей, бестолковой, и надо. Куда она раньше смотрела?

– Да я в городе с пятнадцати лет жила… – нехотя проговорила Находка, морщась, как от боли при одном воспоминании о своей городской жизни.

– Ишь, городская фифа… – неодобрительно покачала головой убыр. – Знаю я ваше городское житье… Балы, золоченые телеги… с навесами… чуни хрустальные и… и…

Она поскребла по сусекам своей памяти на предмет еще каких-нибудь ассоциаций к манящему и искушающему понятию "город" и выговорила со смаком кучерявое слово:

– …перманент.

– Да что вы, убыр Макмыр, я там работала…

– Работала она… В городе-то. Полы, поди, мыла, да пыль вытирала, – произнесла Макмыр таким тоном, как будто в ее понятии мытье полов, вытирание пыли и посещение балов на золоченых телегах и в хрустальных чунях с перманентом стояли на одной доске.

– Да… – отчего-то смутилась октябришна, как будто старуха была права.

– Ну, ничего, мила дочь, – успокаивающе похлопала ее по плечу старуха. – У нас к лесному житью быстро взад привыкнешь. А сейчас ко мне полетели. Там и поговорим.

Она кивнула на корыто.

– Я не умею, – затрясла головой октябришна. – Это ее… Сер… рафима… управляла.

– Ты? – удивленно вытаращила на царевну серые очи из-под нависших бровей старуха. – А ты-то откуда умеешь? Тебе до убыр как пешком до какой-нибудь Нени Чупецкой. Или Лукоморья. Это я не приглядываясь вижу, девка!

– Вот, кстати, о Лукоморье. Вообще-то, затем мы к вам и шли, – вставил, наконец, важно и свое веское слово Саёк, уберегая ее величество от ненужных объяснений, – чтобы дорогу спросить туда. Нам очень срочно надо. У нас дела там важные. Срочные.

– Хм-м… Дела у него… важные… – продемонстрировала ослепительную улыбку во все семь зубов Макмыр. – Вот вернемся ко мне, я баньку истоплю, покушать приготовлю, постели постелю на сеновале – в избе все кроме меня не уйдемся, а потом вы мне про свои дела-то и выложите.

Все время, пока убыр перенесла свое внимание с нее на ее спутников, Находка мялась, ерзала, вытягивала шею, морщилась, вытаращивала глаза, краснела и бледнела, как будто проглотила горячий гвоздь. И это не могло не остаться незамеченным.

– Чё подпрыгиваешь, мила дочь? Чё сказать хочешь, ли чё ли?

– Да, убыр Макмыр, – потупилась октябришна, нервно ломая пальцы. – Спасибо вам за все, за доброту вашу, за доверие, за все… Только не могу я убыр быть.

– Это почему еще? Как можно не хотеть быть убыр? – в совершенно искреннем непонимании уставилась Макмыр на пылающую как лесной пожар девушку.

– Я должна ее цар… Серафиму… до Лукоморья проводить, чтобы с ней чего по дороге не случилось.

– И я! – шагнул вперед гордый Саёк.

– Постойте, ребята, постойте, – сделала умиротворяющий жест руками царевна. – Вот об этом я и хотела с вами поговорить. Давно. Как только мы отсюда выберемся… я отсюда выберусь… Дальше я пойду одна. Мне так привычнее, – снова поведя руками, предотвратила она зреющий взрыв протеста. – Мы ведь не в игрульки здесь играем. Костею в когти попадемся – вас на месте прирежут.

– А вас?..

– А меня чуть попозже. Тупым ножом.

– Да что вы такое…

– Сейчас его армии везде уже поди, – не обращая более внимания на попытки ее прервать, продолжала царевна. – Дорогами точно не пройти, и лесом опасно. Но одна я незаметно до Лукоморья проскользнуть смогу. А с вами только про вас думать и буду – как бы чего не случилось. Так что, подумала я-подумала…