У каждого свой путь - Любовь Рябикина

Бородатый оператор вплотную приблизил камеру к наградам Марины, снимая их крупным планом:

— Марина Ивановна, у вас столько наград! Полученные за Афганистан, за Чечню… Ордена, медали… Грудь, словно в колчуге! Не обидно иметь всего-навсего погоны старшины? Неужели начальство не может вам присвоить хотя бы звание младшего лейтенанта за ваши заслуги?

Марина откровенно растерялась от такого вопроса. Она посмотрела на генерала, затем на толпу и почесала затылок. Так она делала всегда, когда затруднялась ответить. Бредин усмехнулся, глядя на этот знакомый жест и ответил за нее:

— Эта старшина в бою за пояс заткнет любого штабного генерала. Я не стыжусь признаться, но в январе, во время жестокого боя, Марина командовала мной, как рядовым и я подчинялся. Она автоматически уже знала, что делать, а я еще только обдумывал сложившуюся ситуацию. Марина не из тех, кто гонится за погонами и наградами. Она и эти-то регалии всего второй раз в жизни надела и то не охотно. Мне уговаривать пришлось. Вон, ее секретарь стоит, он подтвердит…

Генерал указал в угол комнаты, где стоял Игнат Капустин и все камеры мигом нацелились на покрасневшего, смутившегося прапорщика. Степанова, пока никто не наблюдал за ней, наклонилась к уху Бредина и шепнула:

— Спасибо, Евгений Владиславович, выручили…

Обвела глазами жадные лица журналистов, вновь уставившихся на нее. Встала и взяла в руки тяжелый крест. Замелькали вспышки камер. Подняла солдатский подарок вверх:

— У меня в руках крест, подарок моих друзей и соратников по Чечне. Они передали его через раненого парня, находящегося в одной из палат. Он спаян из гильз и осколков, на каждом нацарапана фамилия или имя погибшего в Чечне. Сегодня я поклялась на нем возле постели раненого друга, что буду бороться с продажностью политиков. Сейчас, перед лицом всех тех, кто меня видит и слышит, кто прочитает завтра репортажи, клянусь не отступать и не сдаваться, как бы ни было трудно, лишь бы дело двигалось. Клянусь бороться за честь армии и сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить тяжелую участь военнослужащих!

Впервые посмотрела в глазок камеры бородатого и слабо улыбнулась:

— Костя, я люблю тебя! Возвращайся!

Оператор удивленно смотрел на эту детскую улыбку. Бредин встал:

— Конференция окончена. Прошу извинить. Марина Ивановна после ранения и много говорить ей нельзя.

Ведущие телеканалов объявили об окончании конференции. Операторы выключили камеры. Кто-то из журналистов открыл дверь, в палате было душно. Из коридора послышались рукоплескания и чей-то очень знакомый восторженный крик:

— Браво, Марина!

Степанова устало поглядела на генерал-полковника:

— Вы этого ждали от меня? Или разочарованы?

Бредин тяжело вздохнул:

— Ты сделала для первого раза больше, чем я думал. Теперь, уверен, армия проголосует за тебя полным составом. Ты швырнула вызов самому Президенту… Вот это меня страшит. Почему папку не открывала? Солиднее было бы…

Она протянула папку генералу и устало улыбнулась. Евгений Владиславович, уже догадываясь, расстегнул кнопку и открыл лист — он был чистым. Другие листы тоже не имели на себе информации. Маринка тихо сказала:

— У меня все в сердце было записано…

Бородатый оператор подошел и протянул ей визитку:

— Я верю в вас. Будут трудности, позвоните. У меня не мало друзей среди независимых журналистов. Жаль, что они не захотели приехать. Думали, очередной любитель власти. Я обязательно покажу им пленку. Хотя, они наверняка смотрели! Спасибо, Марина Ивановна. Удачи вам. До свидания товарищ генерал-полковник!

Еще несколько журналистов протянули ей визитки:

— Если будете устраивать конференции или интервью, пригласите пожалуйста и нас. Нам теперь небезынтересно, что у вас получится. Мы с удовольствием станем освещать эти события.

Переговариваясь между собой, пресса торопливо удалилась, на ходу застегивая пальто и куртки. Журналисты спешили в издательства, что бы пустить материалы на первые полосы своих изданий. Операторы застегивали чехлы на камерах. Одели куртки и тоже ушли. Уставшая Марина прислонилась плечом к стене и не мигая, смотрела в глаза генерала. Тот, точно так же, смотрел ей в глаза. И ей и ему отступать было некуда. Зазвонил радиотелефон. Генерал вздрогнул. Взял трубку и тут же протянул Марине. Голос Огарева восторженно крикнул:

— Слушай!

В трубке отчетливо раздался гул множества голосов, а затем прозвучал отчетливый крик:

— Молодец, Искандер! Так им!

Огарев снова закричал:

— Слышала? Изо всех палаток народ высыпал. Обнимаются, как в День Победы! Молодец!

Трубку выхватил Костя:

— Марина! Я слышал твои последние слова! Я тоже очень люблю тебя! Меня все поздравляют, словно это я, а не ты выступала. Будь осторожна. Целую.

Маринка не успела положить трубку на стол, как она снова зазвенела. Голос на ломаном русском произнес:

— Радуешься и поздравления принимаешь? Мы тебе тоже подарок преподнесем, Искандер…

Марина взглядом указала генералу на мобильник и тот понял. Быстро набрал номер, отвернувшись в сторону. Коротко сказал пару слов. Дождался ответа и снова что-то коротко произнес. Затем отошел в противоположный угол и вновь позвонил. Отключился, тревожно глядя на Марину. Степанова спокойно спросила, уже догадавшись, что кто-то прикидывается чеченцем. Ей ли было не знать, как по-настоящему звучит акцент:

— Кто «мы»? Надо же знать дарителей! Чтобы потом отблагодарить достойно. Ведь у вас на Востоке так принято. Я права?

Голос хмыкнул:

— Права. Но тебе не понравится наш подарок.

— Ничего. Я даже на те подарки, что мне не нравятся, достойные подношения делаю. Ты ведь слышал обо мне, верно? И знаешь, на что я способна.

Голос на другом конце провод дрогнул, явно ухмыляясь:

— Верно. Но что ты сможешь сделать, находясь в Москве, связанная депутатским мандатом?

У генерала зазвонил мобильник. Он послушал сообщение и кивнул Марине. Подошел и прошептал что-то в ухо. Женщина усмехнулась:

— Не сомневайтесь, многое могу сделать. Например устроить пару неприятных минут, а потом десяток лет в тюрьме.

Расслышала шум и удивленные восклицания. Затем голос Огарева произнес в трубку:

— Попался стукач! Спасибо, Марина. Очень вовремя. Никак не могли выследить. Все же прокололся. Уж так ему хотелось тебе праздник испортить! Терпения не хватило дождаться тишины…

Марина отключила трубку. Устало направилась к двери. В груди болело, но она пересилила себя и постаралась не показать этой боли:

— Я схожу к Ивану. Обещала…

Бредин махнул рукой:

— Мы с Капустиным на телефонах побудем. Сейчас шквал будет! Тамару сюда отправь, а то смотрю, загляделась она там на молоденьких солдатиков. Еще приглядит кого, не дай Бог…

Марина улыбнулась генеральской шутке и вышла из палаты. В коридоре, к великому изумлению, стояли «ходячие» раненые и медики. Они так и не разошлись, ожидая выхода Степановой. Едва женщина возникла в проеме, к ней устремились все. Окружили, разглядывая, словно диковинку. Хирург громко сказал:

— Не ожидал, что вы так прямо и не прикрыто говорить начнете. Горькую правду в лицо самому Президенту швырнули. Вызов кинули депутатам и правительству. Тяжелый вы себе путь выбрали.

Она пожала плечами:

— Я никогда не искала легких троп даже в Афгане. Чем труднее путь, тем крепче становишься и тем больше вероятности живой остаться. Закалка у меня есть, только бы вот рана зажила…

Мужчина осторожно положил руку ей на плечо и слегка пожал:

— Это мы залечим. Зажило бы быстрее, если бы вы спокойно себя вели, а вам неймется спокойно жить. Времени не хватает, понимаю…

Степанова спросила:

— Я могу снова к Ивану пройти?

— Идите.

Но пройти не удалось. Слева возникла фигура Салманова, а справа протиснулся Виталис. Появление биолога в госпитале удивило Марину. Руслана выписали месяц назад. Сержант молча протянул ей руку, а биолог спросил:

— Когда поправитесь, вы ко мне в гости заедете?

Она встала посреди толпы, изумленно уставившись на мужчину:

— Руслан, ты чего это выкать начал? Вроде на «ты» перешли!

Он заметно смутился:

— Вы станете депутатом, а я что, я простой биолог…

Степанова взвыла от злости:

— О, Господи! Вечно заморочки возникают с этими интеллигентами! Может тебя стукнуть разок, чтоб в себя пришел? Мы с тобой в бою побывали, трупы изображали! Вместе через огонь прыгали и стонов от тебя, раненого, я не слышала. Терпел и не ныл от страха, так что заткнись со своим нытьем и не выводи меня. Ты для меня Руслан, а я для тебя Марина. Понял, ботаник?

Он почесал лоб и улыбнулся:

— Понял, Марина. Так, что — приедешь ко мне в гости?