История Саудовской Аравии - Алексей Михайлович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У нас нет данных о конкретных противоречиях между правящей знатью и окрепшей буржуазией. Но можно предполагать, что некоторые предприниматели все же были недовольны тем, что самый большой кусок от нефтяного пирога доставался не ей, а клану Саудидов. Будучи в целом более просвещенной и образованной, чем «господствующее племя», буржуазия яснее видела опасность углубления разрыва между «верхами» и «низами» и могла бояться того, что традиционный характер режима приведет к социальному взрыву такой силы, что разрушит как здание монархии, так и новые и старые столпы бизнеса. Поэтому при всем консерватизме она выступала за реформы под либеральными лозунгами.
Также мало информации о настроениях средних слоев национальной буржуазии, к которым можно отнести некрупных оптовых и розничных торговцев, крепнущее богатое крестьянство, которое стало вести хозяйство фермерского типа с помощью госсубсидий, владельцев небольших предприятий и мастерских в сферах легкой промышленности, услуг, ремонта автомашин и бытовой техники. Можно предположить, что эти слои, извлекая растущие доходы из экономического развития, были недовольны отсутствием политических прав. В отличие от крупных коммерческих домов, они не имели голоса в принятии решений даже на «техническом уровне». Хуже образованные, как правило, верные традициям, находившиеся под влиянием мутавва и улемов, эти слои могли составить консервативную оппозицию режиму, недовольную и экстравагантностью поведения, и расточительством некоторых членов правящей знати, и ее умеренными реформами, трактуемыми как неприемлемые бида – «новшества».
Нефтяными доходами в прямой или косвенной форме пользовались городские слои и группы промежуточного типа – служащие бюрократического аппарата, армии, полиции, технические специалисты, учителя. Значительные выгоды через правительственные субсидии получала часть преданных династии «благородных» кочевых племен. Так, расширялась социальная база режима: часть этих групп населения превращалась в низшие слои правящего класса, их лояльность высоко оплачивалась.
Но именно среди «промежуточных», или «средних» городских слоев появлялись отдельные группы, способные к политической организации. Из них выходили представители левой оппозиции режиму, назовем их саудовскими разночинцами: молодые офицеры, журналисты, учителя, служащие, мелкие торговцы. Из них, а также из саудовских рабочих АРАМКО образовался в 50-70-х гг. прошлого века костяк нескольких подпольных революционных организаций. Свои идеологические установки они черпали извне и не смогли создать сколько-нибудь значительной социальной базы. Несколько военных переворотов провалились, оппозиционеры оказались в тюрьмах, бежали за границу или были кооптированы в государственный аппарат.
Обогащение «верхов» и процветание «промежуточных» слоев лишь частично затронули большинство населения. Малоземельное или безземельное крестьянство, малоимущие или неимущие кочевники, полукочевники, мелкие ремесленники – все они несли на своих плечах тяжесть капиталистической трансформации общества. Их жизненный уровень поднялся, но меньше, чем позволяли возросшие доходы государства. Импорт продовольствия и промышленной продукции создавал «общество потребления», но разорял часть производителей, а переход к новым занятиям, вступление в ряды наемных работников сопровождались трудной ломкой прежнего образа жизни и психологии и не всегда и не сразу означали улучшение благосостояния. Значительная часть жителей Саудовской Аравии жила одновременно в системе как докапиталистических, так и новых, капиталистических социальных отношений.
Начиная со второй половины прошлого века и на государственной службе, и в бизнесе, и в свободных профессиях были заняты десятки тысяч специалистов-иностранцев – управляющие, инженеры и техники, преподаватели, врачи, журналисты, экономисты. Они приняли на себя общественно-экономическую роль, которую должны были бы играть «средние слои» саудовского общества, но при этом оставались как бы вне общества. Миллионы иммигрантов выполняли функцию несуществующего рабочего класса. В подавляющем большинстве они не становились саудовскими гражданами и унаследовали в новых исторических и социально-экономических условиях роль, которая в традиционном аравийском обществе отводилась ремесленникам-суннаа и вольноотпущенникам. И те и другие могли добиваться богатства и влияния в своей области, но никогда не становились вровень с правящей аристократией, не пользовались политическими правами. Это создавало социальную напряженность нового характера, хотя иммигранты оставались политически пассивными, так как были заинтересованы в заработке и находились в стране временно и под жестким контролем полиции и органов безопасности. Если же говорить о численности или доле лиц, связанных с докапиталистическими укладами, то в начале XXI в. они оказались в абсолютном меньшинстве.
В общей характеристике саудовского общества «нефтяной эпохи» при определении степени развития капиталистических отношений трудно найти шкалу оценок. Если за критерий принять долю доходов от предприятий капиталистического типа, в том числе от добычи нефти, в ВВП, то, казалось бы, саудовское общество можно было назвать «капиталистическим» еще в начале 50-х гг. XX в., что явно неприемлемо. Если же говорить о численности или доле лиц, связанных с докапиталистическими укладами, то и в начале 70-х годов они составляли более половины коренного саудовского населения. Форма распределения нефтяных доходов среди правящего класса также в значительной степени была докапиталистической. Видимо, логичнее говорить о Саудовской Аравии 60-70-х гг. прошлого века как об обществе «феодально-капиталистическом», с конца XX в. – «капиталистическо-феодальном». Естественно, в таком обществе, где капитализм наложился на феодально-племенные отношения, усложненные полукастовой структурой, социальные грани изломаны и зачастую размыты.
Создание централизованного государства, запрет межплеменных войн и набегов, прекращение существования племен или их конфедераций в качестве независимых политических единиц – все это ослабляло племенную структуру еще с 30-х гг. XX в. Процесс замены племенной солидарности другими социальными связями резко усилился с оседанием бедуинов, быстрой урбанизацией, с совместным участием членов различных племен в бюрократических и военных структурах, в промышленной и торговой деятельности, с миграцией населения.
Однако Саудовская Аравия, как и многие другие страны с сильными родоплеменными традициями, демонстрировала, что кровнородственные связи сохраняются и в новых социально-экономических условиях и надолго переживают хозяйственные, общественные, географические и другие условия, их породившие. Кровное родство, принадлежность к клану или племени все еще определяли место индивидуума, успех или неудачу его продвижения как в традиционных, так и в новых сферах деятельности. Приоритет в обществе отдавался интересам и солидарности родственной группы против интересов индивидуума и тех, кто находился вне этой группы. Фаворитизм, кумовство по отношению к членам семьи, клана, племени господствовали в экономической сфере, в бюрократии, в вооруженных силах. Поддержание чести и репутации семьи считалось ответственностью каждого, а обязанность кровного мщения связывала даже отдаленных родственников. Авторитет шейхов и племенной знати был высок. Люди редко поднимались вверх без семейных связей.
Мы намеренно не употребляем слово «трайбализм» применительно к Саудовской Аравии, так как этот термин устойчиво относится исследователями к обществам африканских стран южнее Сахары, и ограничимся выражением «кровнородственные и племенные связи». Хотя ислам в принципе признает равенство всех людей, многие столетия он мирно сосуществовал с племенной и полукастовой структурой аравийского
