Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Обратим внимание читателя также на тот важный факт, что в приведенном выше тексте I в. н. э. дважды повторяется имя Чжун-ни, и только один раз – Конфуций. Логично предположить, что первоначально на месте «Конфуция» тоже стояло имя Чжун-ни, но после того, как текст Лунь юй приобрел известность, одно из этих имен – как раз «посерёдочке» – исправили на более знаменитое к тому времени Конфуций. Ведь и сегодня мир знает именно Конфуция, и только специалисты или сами китайцы – Чжун-ни. Причем, обратный вариант – замена в этом тексте известного имени Конфуций на менее известное имя Чжун-ни – маловероятен.
Можно привести еще не один пример того, как в древних текстах – тех, которые датируются временем до предположительного появления Лунь юя – предпочтение отдается имени Чжун-ни, а не более позднему имени Конфуций. Например, в книге Янь те лунь («Рассуждения о соли и железе») конфуцианец Хуань Куань (I в. до н. э.) пишет следующее (там же, стр. 170): «Знаток писаний следует Чжун-ни как основоположнику, восхваляет и воспевает его силу Дэ, считает, что с древности и поныне другого такого еще не бывало».
Но более интересны в данном случае выдержки из книги Фа янь («Образцовые речи»), котрая принадлежит кисти философа-конфуцианца Ян Сюна (53 г. до н. э. – 18 г. н. э.). Это был известный сторонник школы «древних текстов». Школа утратила свои позиции в 79 г. н. э. после проведения императорского диспута «в зале Белого тигра», когда окончательно победила школа «новых текстов», – диспута, после которого учение Дун Чжуншу было утверждено в качестве официального конфуцианства.
Структура книги Фа янь построена преимущественно по принципу «вопрос-ответ»: вопрос ученика и затем ответ учителя. В данном случае читателю не следует пытаться понять суть самой беседы – мы намеренно приводим очень короткие цитаты, – главное для нас то, как воспринимался образ Чжун-ни в Китае того времени. В главе первой («Осуществление учения») Ян Сюн пишет следующее (там же, стр. 170):
Не сохранен ли Чжун-ни Путь Неба? Чжун-ни передавал и толковал этот Путь, а когда его не стало, не сохранился ли он у нынешних конфуцианцев? А если Путь Неба снова нуждается в передаче своих толкований, то лучше всего использовать конфуцианцев в качестве металлических колоколов с деревянными языками.
В данном случае Ян Сюн сравнивает «нынешних конфуцианцев» – а значит, и себя самого – с «Конфуцием» (как будто) из уже известного читателю суждения Лунь юя. Что такое «металлический колокольчик с деревянным языком» – читатель уже знает. Следовательно, претензии самого автора на то, что он в состоянии разъяснить «Путь Неба», – не имеют никаких оснований. Далее он пишет (стр. 203):
Говорю: «Есть такие, которые обучают, как установить Путь, но не думают о Чжун-ни» <…> Некто сказал: «Установление Пути – но Чжун-ни уже не может думать об этом».
И далее (стр. 204, 205):
Некто спросил о том, как управлять собой. Отвечаю: «Управляй собой, равняясь на Чжун-ни». Тот спросил: «Управлять собой, равняясь на Чжун-ни? Но разве Чжун-ни не исключителен?». <…> Некто спросил: «В Лу было мало добродетельных, почему же там любили обращаться с вопросами к Чжун-ни?» Отвечаю: «На самом деле в Лу не любили обращаться с вопросами к Чжун-ни. Если бы там любили обращаться вопросами к Чжун-ни, то Лу заняло бы место Восточного Чжоу».
В главе «Спрашиваю о Пути» Ян Сюн пишет следующее (стр. 206, 209):
Некто спросил о Пути. Отвечаю: «Путь проходим, на нем нет непроходимых мест». Тот спросил: «А можно ли идти по другому [Пути]?» Отвечаю: «Идти к Яо, Шуню, Вэнь-вану – это правильный Путь. Отвергать Яо, Шуня, Вэнь-вана – это иной Путь. Благородный муж держится правильного Пути, а не иного». <…> Некто спросил: «Что не следует брать за образец?». Отвечаю: «Образец – это образец танского Яо и юйского Шуня и основателей династии Чжоу».
Из приведенных выше цитат можно сделать следующий вывод. Для «конфуцианцев» I в. до н. э. отнюдь не Чжун-ни (якобы Конфуций) был родоначальником истинного Пути и тем «образцом», котрому следует подражать. Подлинными образцами являлись совершенномудрые правители древнейшей истории Китая – такие, как мифический Яо и Юй (китайцы были убеждены в их реальном существовании), а также первые правители Чжоу (Вэнь-ван, У-ван, Чжоу-гун). Их Путь – это и есть то «конфуцианство», о котором рассуждает Ян Сюн. А о Чжун-ни он сказал выше: «Чжун-ни передавал и толковал этот Путь». Но не создавал, и это для него главное. Эта же мысль проходит у него красной нитью ниже (глава пятая: «Спрашиваю о духовном», стр. 210, 212):
«Осмелюсь спросить, как разум проникает до совершенномудрого?» Отвечаю: «В старину Чжун-ни разумом дошел до Вэнь-вана и постиг его… В “Ши цзине”, “Шу цзине”, “Ли цзи” и “Чунь цю” есть заимствованное и есть созданное, а составил их Чжун-ни».
Некто спросил: «[Чжун-ни] передавал, но не создавал»… Отвечаю: «Его деяния переданные, а его писания созданные».
По мнению Ян Сюна заслуга Чжун-ни заключалась именно в том, что он смог взять «за образец» Вэнь-вана и «постичь его». И когда Ян Сюн заявляет далее (стр. 213), что «благородный муж мягок в человеколюбии», это свидетельствует о том, что подлинного значения Жэнь он не знает. А вот насчет Цзюнь цзы здесь можно поспорить. Если понимание этого термина в Лунь юе является «нововведением» Кун Аньго, а не Чжун-ни (ведь Ши цзин древнее, чем Чжун-ни!), в таком случае, к Ян Сюну претензий нет. Это будет означать только то, что он, как и Чжун-ни, оперирует категориями Ши цзин.
Еще один вопрос: почему Кун Аньго поместил своего главного героя в древнее царство Лу? Почему выбрал именно это царство для места рождения и жизни Конфуция? Скорее всего, он руководствовался исключительно практическими соображениями. Ко времени жизни Кун Аньго, наверное, одной из немногих подробных хроник с именами правителей и важных чиновников была летопись Чунь цю, а она была создана именно в царстве Лу
