Война. Часть 1 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович

В кабинете послышали негромкие смешки.

— … к тому времени пришла в себя стенографистка и сообщила, что Мальцева называла Горбача заговорщиком и намеревалась отправиться в «Океанский» спасать Чаганова. Капитан госбезопасности Гвишиани дал приказ срочно выставить охрану на въезде в санаторий, у палаты Чаганова и на всякий случай у «домика маршала». Запретил без его разрешения впускать кого бы то ни было внутрь. Но Мальцевой на его автомобиле уже удалось проникнуть внутрь санатория…

— Почему Горбач и Гвишиани не поставили вас в известность о происходящем? — подал голос, молчавший до сих пор Жданов.

— Они пытались связаться с Цикановским, но он был недоступен, ехал на поезде из Хабаровска во Владивосток.

— А что дальше-то было? С водителем? — интересуется Каганович, оглядываясь по сторонам.

— Мальцева «нейтрализовала» Горбача и освободила Чаганова, — зло усмехнулся Пятницкий, — а Блюхер со страху застрелился… или его застрелили чтоб не болтал. НКВД оказалось не на высоте.

— Да, здесь вы правы, товарищ Пятницкий, — сжимает кулаки Берия, — ответственность за провал операции лежит полностью на мне. Прошу Политбюро рассмотреть вопрос о моём снятии с работы.

На лицах собравшихся отражается весь спектр чувств: от злорадства до сожаления и от интереса до скуки.

— Спасибо, товарищ Берия, — Сталин подходит к наркому и жмёт ему руку, — ступайте и продолжайте работать, мы сообщим вам о нашем решении.

* * *

— Ну рассказывай, Лаврентий, — вождь открывает стеклянную дверцу посудного шкафа и достаёт хрустальный графин с рубиновой жидкостью, — какая муха тебя укусила сегодня на политбюро? Попробуй, какое вино из Гори мне на прошлой неделе прислали…

Невысокий резной столик в кабинете Кремлёвской квартиры уставлен вазами с южными фруктами, лёгкая штора слегка колышется под летним ветерком из открытой форточки.

— Товарищ Сталин, — нарком не замечает налитого бокала, — вы же сами обещали при моём назначении отпустить, если не будет получаться… отвык я от чекистской работы. Правильно товарищ Пятницкий говорит… я же строитель, а не…

— Пятница у нас, конечно, товарищ в этом деле авторитетный, — мягко перебивает его Сталин, — но в вопросах кто друг, а кто враг и сам не раз попадал впросак. Ты, Лаврентий, угощайся. Чует моё сердце дело не только в этом, так?

— Да вы правы, товарищ Сталин, — делает глоток из бокала Берия, — не только… Не чувствую я себе хозяином в наркомате. Некоторые сотрудники, чувствуя поддержку высоких покровителей, творят что хотят. Например, вот этот случай со следователем Родосом: согласен, что он превысил полномочия и перелом челюсти ещё долго ему будет об этом напоминать, но если бы это была не Мальцева, то его действия можно было бы рассматривать вполне законными.

— Что такое? — хмурится вождь.

— Дело в том, что когда эта девушка обратилась напрямую к товарищу Кирову по поводу «панацеи» для Чаганова, я приказал провести проверку. Оказалось, что уже почти год, то есть с того момента как я вступил в должность, в микробиологической лаборатории Всесоюзного Института Экспериментальной Медицины ведутся работы по этой теме… по договору с ОКБ Чаганова. Полгода назад Мальцева принесла Ермольевой, заведующей этой лаборатории, принесла чашку Петри, такое плоское блюдце с крышкой, с образцом какой-то бактерии, которая очень помогла продвинутся в работе над лекарством. Наши люди отыскали эту чашку, Мальцева по какой-то причине, видимо в связи с отъездом, не успела забрать её обратно, изучили её и обнаружили на ней интересные надписи на английском языке…

Сталин берёт папиросу «Герцеговина Флор» и чиркает спичкой.

— … надписи были незаметны при обычном освещении, но при скользящем, то есть при угле падении луча близком к нулю, удалось их прочитать. Оказалось, что чашка эта из лаборатории доктора Флеминга, английского микробиолога из Лондона…

Вождь глубоко затягивается и медленно выпускает дым через нос.

— … Вы понимаете, товарищ Сталин, сотрудники НКВД без ведома начальника вступают в контакт с представителями иностранного государства: пятьдесят восьмая статья. Допускаю, что они действуют в нашу пользу, но как я могу работать в таких условиях?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я вас понял, товарищ Берия, — тремя большими затяжками вождь заканчивает папиросу, — наверное действительно давно уже следовало забрать их от вас… Поступим, следующим образом: вы даёте им отпуск для поправки здоровья в сочинский санаторий, а я за это время подумаю куда перевести Чаганова с Мальцевой от вас. По рукам?

— По рукам, товарищ Сталин. — облегчённо улыбается нарком.

— Одну вещь я не понял из твоей записки, Лаврентий, — вождь поднимается со стула, давая понять что разговор окончен, — этот Флеминг тоже работает над «панацеей»?

— Достоверно неизвестно, — тоже встаёт Берия, — после открытия им в 1928 году лекарственного вещества, пенициллина, публикации в научных журналах постепенно сошли на нет, но я дал задание нашей резидентуре в Лондоне проверить ситуацию, вполне может быть что секретятся англичане.

Глава 5

Сочи, дача Сталина.

4 сентября 1938 года, 21:00.

Проливной дождь не успевает вымочить нас за те пару секунд, что мы с подругой бежали от машины вождя к крыльцу, под навесом которого нас встречает Власик.

— Исхудал то как, — попадаю в объятия располневшего начальника охраны, его взгляд при этом одобрительно скользит по Олиной фигурке, — кожа да кости… нет-нет, это я не про тебя, милая, у тебя то как раз всё при всём… это я к тому, что плохо кормишь… мужа?

— Не берёт меня замуж Чаганов, — в тон Власику отвечает подруга, — не нагулялся видно ещё… а зачем мне чужого мужика кормить…

За его спиной прыскает в передник Валентина Истомина, кухарка вождя, тоже немного располневшая с нашей прошлой встречи год назад.

— Ошибаетесь, товарищ Мальцева, — Власик широким движением приглашает нас внутрь, — путь к сердцу мужчины лежит…

— … вот от этого Чаганов и худеет, — окончание Олиной фразы тонет в громком низком ржании начальника охраны и высоком тонком писке Валентины.

«Умеет находить общий язык с людьми, мне — учиться и учиться».

— Добрый вечер, товарищ Сталин.

Из-за двери, улыбаясь, на нас внимательно глядит вождь.

* * *

После плотного ужина, названного хозяином дачи обедом, перемещаемся на застеклённую веранду, где уже сервирован столик с вином, минеральной водой и фруктами.

— Пригласил я вас сюда, молодёжь, — с удовольствием пыхнул ароматным дымом Сталин, — чтобы предложить перейти на другую работу…

«Права, значит, была Оля: гонит нас Берия из НКВД. И то сказать, какому начальнику нужны такие подчинённые, которые нарушают инструкции о запрете полётов для некоторых категорий должностных лиц, не ставят его в известность о своих действиях за границей, да и лояльность которых под вопросом? Берия — человек амбициозный, наверняка рассчитывает стать преемником Сталина (почему нет? Сталин же смог) или, по крайней мере, „серым кардиналом“, правящим из-за спины номинального главы. Зачем ему иметь у себя под боком людей Кирова, его возможного соперника в борьбе за власть»?

Мы с подругой вежливо молчим, ожидая продолжения.

— … но прежде, чем говорить об этом, — голос вождя становится жёстче, — мне бы хотелось прояснить с вами некоторые вопросы. Второй раз за очень короткий срок из недр вашей организации, как чёрт из табакерки, выпрыгивает новое лекарство, причём такое, что способно произвести переворот в лечении самых опасных в мире болезней. Кроме лекарств, как из рога изобилия сыплются сплавы, с небывалыми свойствами, невиданные приборы и технологии в десятке разных отраслей. Это всё уже нельзя объяснить случайным стечением обстоятельств или счастливым озарением…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

«Полностью согласен».

— … трудно также объяснить все эти чудеса злыми замыслами наших врагов, которые пытаются внедрить своих агентов в правительство нашей страны: всё это можно было сделать с куда меньшими затратами. Ваша скрытность в разговорах между собой наедине и применение специальных приёмов и средств чтобы избежать прослушки вызывают, однако, подозрения, что вам есть что скрывать. Думаю, что настало время нам объясниться.