Междуглушь - Нил Шустерман

— Научить чему?

Милос подошёл ближе. Его походка была лёгкой, непринуждённой, руки в карманах.

— Если отправишься с нами «на тело», я смогу многому тебя научить. Скинджекинг не ограничивается банальным заползанием в чужую шкуру.

— Если ты о том маленьком бизнесе — о передаче сообщений живым, тогда спасибо не надо. Мне как-то не улыбается разносить телеграммы с того света.

— Я вовсе не об этом. — Голос Милоса зазвенел от еле сдерживаемого воодушевления. — Ты даже не представляешь, сколько можно получить удовольствия от скинджекинга!

Алли тут же вспомнила о том, как выскочила под дождь. Вот, наверно, о каком удовольствии говорит Милос. Но у неё это чувство всегда сменялось сожалением и виной за украденные у других мгновения.

— Тебе никогда не хотелось стать кем-то другим? — спросил Милос. — Скажем, богатой, красивой, могущественной... Никогда не думала, как было бы здорово пожить чужой жизнью — пусть хоть несколько минут?

— Конечно, думала...

— И до сих пор не пробовала? Почему?

— Потому что это нехорошо! Неправильно!

— Кто сказал? Майки?

— Нет! Я и без него разбираюсь, что такое хорошо и что такое плохо.

Милос пристально посмотрел на неё.

— Скинджекеры не похожи на других послесветов, Алли, и от этого никуда не денешься. Потому что мы наделены не только даром скинджекинга, но и необоримой тягой пользоваться им.

— Мы должны противостоять этой тяге! — уперлась Алли.

— Противостоять нашей природе? Тебе не кажется, что вот как раз это было бы неправильно?

Алли обнаружила, что Милос стоит немного слишком близко к ней, и сделала шаг назад. В том, что он говорил, приходилось признать, была истина, и это обеспокоило её. Ей так хотелось поговорить с другим скинджекером — он понял бы её, посочувствовал, посоветовал что-нибудь... Она думала, что они нашли бы друг у друга утешение, недаром же говорят, что «разделённое горе — полгоря». Алли и в голову не приходило, что она встретится со скинджекером, который будет наслаждаться процессом вселения в чужое тело, превратит его в подобие искусства. В образ жизни. А что если он прав? Что если сопротивляться могучему зову живой плоти — для неё, Алли, неестественно?

— Живое тело заслуживает того, чтобы его оценили по достоинству, — продолжал Милос. — Те, у кого оно есть, принимают это как должное. Но ведь мы не такие! Мы радуемся каждому вздоху, каждому биению сердца. Так что, беря взаймы тела живых, мы лишь выказываем их плоти уважение, которого она не получает от своих хозяев.

Все соображения, все укоры совести, которые не давали Алли как следует разгуляться, когда она отправлялась на скинджекинг, затрещали по швам. Если такова её натура, не должна ли она поступать согласно ей?

— Пожалуйста, — промолвил Милос, — позволь мне поучить тебя! Давай я покажу, что умею! Обещаю — тебе понравится.

Алли сначала помотала головой... потом покивала... потом снова помотала... Наконец ответила: «Я подумаю», — после чего повернулась и поспешила к месту их привала. Впервые за всё время она радовалась компании Лосяры и Хомяка.

Послесвету очень трудно спрятаться в ночи — сияние всегда выдаёт его с головой. Майки хотелось побыть одному, поразмыслить, может, посидеть на камне, полюбоваться луной — глядишь, все неприятные чувства улягутся... если они в состоянии когда-нибудь улечься. Вот только незадача: единственный в округе подходящий камень принадлежал живому миру, так что Майки приходилось всё время вытаскивать себя из него, что его безмерно раздражало.

И как будто этого было недостаточно, из-за дерева вынырнула личность, которую ему хотелось бы видеть в самую последнюю очередь. Майки раздумывал: то ли убить Милоса презрительным взглядом, то ли вообще проигнорировать. Ни к чему не придя, он сделал сначала одно, а затем другое.

— Алли волнуется, куда ты пропал, — сказал Милос.

— А мне плевать, — проворчал Майки.

— Меня это не удивляет.

— Тебе-то какое дело? — ощерился Майки. Когда Милос не ответил, он добавил: — Скажи ей — со мной всё в порядке. Вернусь... когда вернусь.

Милос переступил с ноги на ногу, чтобы не увязнуть в земле, но с места не двинулся. Он смотрел на Майки с этаким слегка пренебрежительным интересом.

— Почему ты не даёшь ей развернуться? — спросил Милос.

— Прошу прощения?

Милос подошёл чуть ближе.

— Она могла бы достичь куда большего. Могла бы стать кем-то куда более значительным. Но ты — ты не даёшь ей пользоваться своим даром. Ты — как гиря на её ноге. Очень эгоистично с твоей стороны.

Майки сошёл с камня и стал лицом к лицу с Милосом.

— Ты хоть соображаешь, о чём толкуешь?!

Но Милоса не так просто было выбить из седла — он остался невозмутим и уверен в себе.

— Что тебя так рассердило — то, как я выразился, или то, что я сказал правду?

Если до сих пор в Майки и жила крохотная надежда, что он когда-нибудь смягчится по отношению к Милосу — может быть, даже примирится с его существованием — то теперь эта надежда испарилась.

— Мы с Алли... Мы с ней заботимся друг о друге. Мы через столько прошли вместе — ты и понятия не имеешь!

— Ты прав, — отозвался Милос, — не имею. Зато понимаю кое-что другое. Она несчастлива, и уж ты-то должен это видеть!

Конечно. Майки видел, что Алли печальна, но чёрта с два он признается в чём-нибудь этому приблудному скинджекеру!

— Я же говорю — ты ничего не знаешь!

— Ты утверждаешь, что заботишься о ней, — возразил Милос, — но я этого что-то не нахожу. Если бы тебе была небезразлична её судьба, ты отпустил бы её. У вас разные пути.

— Не зли меня! — рявкнул Майки. — Со мной шутки не проходят!

В нём словно проснулся МакГилл — так отвратительно грубо он взревел. Давно уже такого не случалось...

Милос взметнул руки вверх, словно сдаваясь, уступая позиции, но Майки знал — это всего лишь хорошо рассчитанный жест.

— Прости меня, — сказал Милос, — я вовсе не хотел тебя задеть.

— Да уж конечно, — процедил Майки, глядя прямо в эти странные глаза в крапинку. — Всё время твердишь, что не хочешь никого задеть, и только это и делаешь!

— Я всего лишь хочу как лучше для Алли, — сказал Милос и пронзил Майки взглядом — таким глубоким, что тому стало слегка не по себе. — А ты?

Он повернулся и ушёл, оставив Майки наедине с мыслями, камнем и луной.

На следующий день они пришли в городок Либанон, штат Теннесси. Милос опять спросил Алли, не хочет ли она отправиться скинджекить вместе с ним. Алли постаралась как можно деликатнее обсудить этот вопрос с Майки.

— Понимаешь, он может меня многому научить, в смысле — в скинджекинге, — пояснила она. — Возможно, нам эти вещи когда-нибудь здорово пригодятся...

— А чего ты у меня-то спрашиваешь? — буркнул Майки. — Хочешь идти — иди. Мне-то что?

— Я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы ты не вёл себя так по-детски.

— Может, я не хочу, чтобы тебе было лучше!

Алли сжала кулаки и замычала с досады:

— Клянусь, Майки, иногда...

— Что иногда? Иногда не можешь понять, зачем ты вообще водишься со мной, да?

Алли постаралась взять себя в руки.

— Я знаю, почему я с тобой. Но вот чего не могу понять — это почему ты мне не доверяешь!

Майки потупился и пнул ногой землю. В живом мире пошли волны, как круги на воде от брошенного камня.

— Я доверяю, — глухо проговорил он. — Ступай, научись чему-нибудь полезному.

— Спасибо.

Она чмокнула его в щёку, и они с Милосом ушли.

Как только эта парочка скрылась из виду, к Майки приблизились Лосяра с Хомяком.

— Потшему бы тебе не пойти ш нами? — спросил Лосяра.

— Ага, ага, — вторил Хомяк. — Скинджекинг бывает очень забавно наблюдать, не только участвовать. Особенно, когда на тело идём мы!

И хотя Майки вовсе не нравилась компания этих двоих, он, однако, пошёл с ними, потому что уж лучше это, чем весь день мучить себя думами об Алли, проводящей время с Милосом.

В конце концов, Майки был вынужден признать, что Лосяра и Хомяк были правы — смотреть на их выкрутасы было действительно занимательно: оба были бесстыдно изобретательны, безбашенно безалаберны и бессовестно эгоистичны.

Сперва они влезли в двоих подростков постарше — те шли в школу на летние курсы, а вместо учёбы оказались в кинотеатре, где показывали фильмы для взрослых. Потом, когда кино надоело, Лосяра с Хомяком вселились в двоих полисменов и с ветерком прокатились на полицейской тачке, оставив и машину, и озадаченных блюстителей порядка в придорожной канаве — размышлять, как они туда попали.

Каждый раз эти два обормота заводили своих тушек в совершенно идиотские ситуации, после чего преспокойненько удалялись на следующее «тело». Босяцкие у них шуточки, подумал Майки.