Всё, что помню о Есенине - Матвей Ройзман

— Не беспокойтесь, мы об этом заранее знали, — сказал я. — На вашей машине уже поехали наши товарищи в ВЧК с извещением о вашем задержании. Они, кстати, и машину поставят в гараж ВЧК, чтобы на ней не разъезжали те, кому она не предназначена…»

Почему я остановился на этом эпизоде? Мне хочется показать «друзей», которые, как Г. Колобов, сыграли зловещую роль в жизни Сергея.

12

Спор Есенина с Грузиновым. Есенин рассказывает о себе

«Гаврилиада» А. С. Пушкина. Сборник Госиздата

Есенин пришел ко мне с Грузиновым. Очевидно, по дороге они спорили, потому что, как только сняли пальто, Сергей сказал Ивану:

— Да, поэзия наша грустна. Это наша болезнь. Только вот сам не знаю, кто я?

— Ты, безусловно, по цвету волос, по лицу, по глазам — настоящий финн!

— А ты?

— А я Грузинов, то есть грузин. Кровь у меня восточная…

— Кровь — это самое главное. Но не забывай и о пространстве земли, на которой живут люди.

— Пожалуй, это правда, — согласился Иван. — Пространство играет свою роль.

— Как же не играть? — пожал плечами Есенин. — Возьми еврейскую поэзию, песни, даже танцы. Во всем найдешь скорбь. Почему? Евреи рассеяны по всему лицу земного шара…

Как ни интересно было мне слушать дальнейший спор, я все же побежал на кухню к матери, прося приготовить чай и что-нибудь закусить. Мать сказала, что у нее готов обед и через четверть часа она попросит моих гостей в столовую.

Когда вернулся в мою комнату, на коленях у Сергея сидел наш серый с белыми пятнами кот Барс, очень своенравный и неохотно идущий на руки к чужим людям. Есенин почесывал его за ушами, под подбородком. Кот от наслаждения закрыл глаза и запел свою мурлыкающую песню. Грузинов ходил из угла в угол по комнате, вынимал из кармашка часы и посматривал на них, как будто читал лекцию и опасался не закончить ее во время. Он говорил:

— В «Сорокоусте» и слепому ясно, что ты восстаешь против машины в сельском хозяйстве. Иван прочитал:

Никуда вам не скрыться от гибели,Никуда не уйти от врага.Вот он, вот он с железным брюхомТянет к глоткам равнин пятерню.

С. Есенин. Собр. соч., т. 2, стр. 44.

— Ты прямо предрекаешь нашу гибель от трактора, — закончил Грузинов.

У Есенина на губах заиграла лукавая улыбка, и, он дипломатично ушел от спора, спросив:

— А знаешь, как эти же строки толкует Берлин?

Павел Абрамович Берлин был связан с разными издательствами, а впоследствии сотрудничал в «Современной России».

Берлин запомнился мне в зимней Москве, заваленной снежными сугробами. Он был высокий, худой, со впалыми щеками, глаза его блестели от голода. Был он в длинной потертой шубе, с полинявшим воротником, держал туго набитый портфель и перекладывал его из одной руки в другую. В портфеле были рукописи и книги. Он любил ссылаться на талмуд, и Павла Абрамовича прозвали талмудистом…

Сергей рассказал, что Берлин говорил: враг, о котором Есенин пишет в «Сорокоусте», — Германия. Она выставит не одну «с железным брюхом» пушку «Берту». Тысячи их выставит. «Никуда вам не скрыться от гибели!»

— Здорово талмудист загнул! — засмеялся Иван…

— А что? — откликнулся Сергей. — Может быть, это будут и не пушки, а что-нибудь пострашнее. С Германией не раз воевали, и эта война не последняя!

— Это же совсем другое дело! — не унимался Грузинов. — Ты же в «Сорокоусте» пишешь о «беде над полем».

— Поля бывают разные! Разве не может быть беды на поле брани? — слукавил Есенин.

Шагающий по комнате Грузинов опешил и остановился. Сергей залился хохотом.

В это время мать позвала нас обедать. Конечно, обед был только сносный: две нарезанные кусочками воблы, бутылка пива, мясной суп с рыжей лапшой; тушеное мясо с мороженой морковкой, урюком.

Мы ели молча. Когда Есенин стал жевать отрезанный кусочек мяса, он сказал, что это хорошая грудинка. Мать спросила, где он научился разбираться в мясе. Сергей ответил, что ему пришлось служить в конторе мясной лавки.

— И долго вы работали? — спросила мать.

— Нет. Жена хозяина была строптивая. Как войдет в лавку, все приказчики должны встать, повернуться к ней лицом и кланяться. А я в то время Гоголем зачитывался. Была у меня книга с картинками. Художник нарисовал сваху Феклу из «Женитьбы». Сваха — вылитая наша хозяйка. Я и показал картинку приказчикам. Хозяйка придет, они вскочат, стоят и смехом давятся. Один не выдержал и прыснул. Все и открылось!..

— Должно быть, вы были сорванцом? — сказала мать.

— Был и остался. Еще в детстве слыл первым драчуном на селе. Почти каждый день с ребятами дрался, домой приходил в синяках, а то и с расквашенным носом. Бабка меня бранила, а дед заступался. Один раз бабка ушла, а дед говорит, что сейчас покажет мне, как драться, — всех одолею!

Сергей рассказал, как его дед — Федор Андреевич Титов — сложил особым образом кулак, показал, как нужно размахнуться и хватить наотмашь по уху противника, Однако так, чтобы задеть и висок. Только бить точно, в определенное место. Он, внук, и кулак сложил, а дед поправил, и размахнулся, а дед правильно поставил его руку. И всё шло хорошо. Но Сергей усомнился, — сможет ли он с одного удара повалить мальчишку. Тогда дед легонько дал внуку по уху.

Очнулся он, внук, когда над ним, браня деда, хлопотала бабка…

— Постой, — прервал Есенина Грузинов, — Значит, ты того бродягу дедовским ударом?

— Какой он бродяга? — возразил Сергей. — Он же с финкой на меня полез.

Оказалось, что он и Иван возвращались ночью домой. За углом бандит потребовал, чтоб Есенин отдал ему свой бумажник, пригрозил ножом. Отвлекая внимание грабителя, Сергей полез в карман пиджака левой рукой, а правую сложил в кулак, как учил дед, и хватил бандюгу по уху и виску. Тот кувырнулся на тротуар и не поднялся…

Мать принесла бутылку хлебного кваса, который сама готовила, и, когда стали запивать обед, спросила у Есенина, давно ли он живет в Москве. Он ответил, что живет с 1912 года, а в 1915 ездил в Петроград пробивать дорогу своим стихам. Там редакции журналов стихи его приняли, познакомился он с Городецким, с Блоком, бывал в кружке молодых поэтов на квартире Ларисы Рейснер,[16] его ввели в литературные салоны.

— Пришел я в салон Мережковских. Навстречу мне его жена, поэтесса Зинаида Гиппиус. Я пришел одетым по-деревенски, в валенках. А эта дама берет меня под руку, подводит к Мережковскому: познакомьтесь, говорит, мой муж Дмитрий Сергеевич! Я кланяюсь, пожимаю руку. Подводит меня Гиппиус к Философову: «Познакомьтесь, мой муж Дмитрий Владимирович!»