Амбарцумян - Юрий Шахбазян

Далее Амазасп Асатурович вспоминает так:

«Несравненно более сложным и всё более и более тормозящимся оказалось дело на историко-филологическом факультете. Гуманитарные науки и без того отличаются большой неустойчивостью, сложностью и нестабильностью своих основных положений. Тысячелетиями насчитывается давность многих отраслей общественной науки и, тем не менее, она и до сих пор не имеет ни одного доказанного и истинного положения о сущности и развитии явлений общественной жизни. И до сих пор вместо научных истин здесь господствуют различные предположения, нередко стоящие в явном противоречии друг с другом. Поэтому понятно, что этот факультет имел несколько эклектический характер, и что строго последовательная ориентация в представленных им дисциплинах была, более или менее, затруднительна.

Был известный профессор, философ И. О. Лосский, который в настоящее время в литературе пользовался именем и положением как мыслитель с мистическим, интуитивным направлением мысли. Его аудитории отличались полупустотой, он увлекал за своей интуитивной философией лишь незначительную массу любителей и поклонников. Лосского я слушал довольно долго и много, но с течением времени увлечение модной философией интуитивизма превратилось в отрицательное к ней отношение.

С точки зрения научно-воспитательного влияния на студентов и правильного их философского образования, несомненно, более мощным являлся профессор Введенский, крупный философ и психолог. В университете господствовало убеждение, что философ Введенский — человек самобытный, своеобразный и глубокий, в котором успешно сочеталась широкая, можно сказать, необъятная эрудиция с оригинальным мышлением.

Занятия на юридическом факультете в основном протекали нормально. Профессор Покровский хорошо читал курс Римского права. Очень внимательный к вопросам жизни и умственного развития студентов, он не щадил времени и усилий для возможно широкого освещения проблем Римского права, Римского государственного строя и исторических судеб великого народа античности. Гуманный, обладавший глубоким знанием предмета, обаятельный в своём обращении со студентами, он много дал нам в деле прохождения курса науки и много тёплого, морального и жизнеутверждающего внушил нашим сердцам.

Прямо противоположный образ человека и учёного мы усматривали в сущности авторитетного профессора русского права и русских древностей Сергеевича. Это был прославленный учёный, человек, достигший большого веса в области исследования правовых русских древностей. Однако лекции он читал по уже напечатанному курсу. Дальнейшего развития научной мысли он не признавал. С ним нельзя было спорить. Вполне заслуженный своими трудами и почивающий уже на лаврах, он был человеком неслыханного самомнения, с реакционно-политическими взглядами.

Иным был образ заслуженного профессора Фойницкого, сенатора по чину, который, будучи исполнен убеждённости в незыблемости своего научного и служебно-государственного авторитета, царственно вышагивал по просторному коридору университета и охотно беседовал со студентами, как государь со своими верными подданными. Его авторитет был основан не только на высоком положении крупного государственного сановника, каким он был, как видный сенатор, но и на множестве его научных трудов по материальному и процессуальному уголовному праву, по истории наказания и карательной системы.

Среди всех профессоров, не только юридического факультета, но и всего университета, по своей научной позиции, приобретшей мировое значение, по своему общественному авторитету и по преданности интересам университета и студенчества, особо выделялся профессор Лев Иосифович Петражицкий. Человек безукоризненной моральной чистоты, неотразимой правдивости и благородства, прямой и последовательный в общественно-человеческом поведении, принципиальный во всех отношениях, гуманный и до самопожертвования преданный интересам науки, прогресса и идеалов человечества, он представлял собой обаятельный образ настоящего учёного и мыслителя.

Великий учёный, гениальный мыслитель, Петражицкий может безошибочно считаться Дарвином в области общественных наук, и то, что было создано Дарвином для биологических наук, то же самое, в такой же степени могущественно и оригинально, было создано Петражицким в области общественно-гуманитарных наук.

Общественные науки Петражицкий поднял на уровень правильного, научного мышления, со строго логической структурой. Обосновывая предпосылки общественных наук (одновременно разрушая неправильные методы исследования в этой области), он создал твёрдую, неоспоримую методологию общественной науки (теории права, государства, нравственности). Связывая человеческую физиологию и психику с соответствующими явлениями животных организмов, он создал особую, биологически обоснованную, неразрывно связанную с физиологической системой концепцию эмоциональной психологии, которая раскрывает и истолковывает мотивацию поведения животных и человека. Эмоции, в аспекте Петражицкого, являясь равносильно действующими коррелятами двусторонней функции физиологической, центральной нервной системы, намного лучше, глубже и биологически более точно объясняют процессы поведения животных и человека, чем рефлексы теории Павлова.

Основываясь на данных эмоциональной психологии, Петражицкий создал теорию права, нравственности и государства. Затем, исходя из этого, он разработал теорию происхождения и развития таких общественных явлений, как язык, право, религия, этика, государственные образования, политические учения, политические партии, наука, искусство, как «бессознательно гениального» продукта общественного развития. Последняя часть его концепции представляет собой грандиозное построение социологии. При таком понимании теории Петражицкого следует признать нелепостью, крупнейшим заблуждением утверждение, будто бы он, как мыслитель, был идеалистом и развивал идеалистические теории. Подобное нелепое утверждение исходит от людей, не способных понять и оценить общественно-эволюционную теорию, основанную на строгих данных физиологии и биологии. Глубокое и всестороннее ознакомление с учением этого гиганта мысли может обнаружить его полноценные исторические установки.

Основное течение моей жизни в то время могло бы быть отмечено своеобразным понятием научно-философского экстаза. Всецело, всем своим существом, всеми фибрами души я был охвачен тогда научным увлечением. Подобная характеристика представляет собой серьёзный, вполне обоснованный вывод из многолетнего, длительного наблюдения. Без пропусков, регулярно и настойчиво посещал я лекции выдающихся учёных и весьма часто сталкивался с ними в ожесточённой дискуссии по принципиальным вопросам науки. Об этих столкновениях, собиравших перед аудиториями большие толпы студентов, часто говорили: "Это сражение Амбарцумяна с профессорами!" Я был увлечён наукой, и это увлечение продолжалось долго, в течение всей последующей жизни — оно и теперь составляет доминирующее содержание моего сознания.