Para bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

***

Тем временем в Москве Михаил Васильевич постучался в косяк, входя без приглашения в помещение. Посещая одну из многочисленных лабораторий, которых за последние пару лет в столице стало чрезвычайно много. В шутку даже говорили, что Ленинград — это культурная столица Советского Союза, а Москва — лабораторная или пробирочная…

— Добрый день Михаил Васильевич, — встрепенулся дремавший, за столом Герасимов, который спал прямо на бумагах.

— Добрый день Михаил Михайлович. Не разбудил?

— От вас ничего не укроется, — нервно улыбнулся молодой человек.

Военная контрразведка, среди прочего, каждый квартал подготавливала наркому машинописную бюллетень научно-исследовательских проектов. Кто, где, чем и как занимается. Как официально, так и в инициативном порядке, если удавалось это выяснить.

Фрунзе обладал очень хорошей памятью. Но на нее старался лишний раз не полагаться. Она хоть и крепкая, однако далеко не идеальная. Да и знал он не все. Поэтому старался держать руку на пульсе и отслеживать научно-исследовательскую активность в Союзе. Чтобы своевременно отреагировать и поддержать нужные и важные вещи.

Так, пролистывая очередную бюллетень, он и наткнулся на палеонтологическое исследование неолитической стоянки у поселка Мальта в Иркутской области. И Михаила Михайловича Герасимова, который туда отправился как сотрудник местного краеведческого музея.

Наркома эта новость чем-то зацепила. Несколько недель мучился, пока не вспомнил — что это за Герасимов… и какую пользу в свое время принесла его работа в области восстановлении внешности по костям.

Встретился.

Побеседовал.

И выяснилось, что да — точно Герасимов этот тот самый. Более того, мысли о восстановлении внешности по черепу у него уже витали. И Фрунзе с легким сердцем выделил под его нужны лабораторию. Небольшую. С практически неограниченным доступом к невостребованным трупам для антропологических исследований, включая замер толщины мягких тканей…

— Как продвигаются ваши исследования?

— Тяжело. — устало ответил он. — Очень не хватает часов в сутках.

— Удалось накопить какую-то статистику?

— Статистикой это назвать пока сложно. Замеров я за минувшие месяцы сделал очень много. Но их еще нужно как-то обобщить. А сил и средств не хватает. К тому же, проверка показала — местами возникают банальные ошибки в подсчетах.

— Так в чем проблема? — улыбнулся нарком. — У нас есть счетный центр. Это как раз его компетенции.

— Не хочу отвлекать людей от более важных дел, — отмахнулся Герасимов. — Они ведь во всю привлечены для научных изысканий в деле авиации и кораблестроения.

— И не только, — улыбнулся Фрунзе. — Таблицы для артиллерийских орудий они тоже считают. Но сколько у вас тех материалов? Уверен — беды великой не будет, если вклинить ваше дело между большими задачами.

— Ну если вы так считаете…

— Да, я так считаю. Вы даже не представляете, какую великую пользу принесете, если сможете добиться успеха. Восстановление внешности по черепам позволит криминалистам выйти на качественно новый уровень изучения останков погибших людей. И установления их личностей.

— Не думал, что это вас так волнует. Вы же нарком обороны.

— Вы слышали об обнаружении тел расстрелянной царской семьи?

— Да, конечно.

— Скелеты удалось собрать достаточно точно. Они лежали подходящим образом. Однако понять — кто где для нас загадка. Более того — совершенно не ясно — это вообще они или нет. Из-за чего, кстати, у нас есть определенные международные сложности. Нам не верят. Считают, что мы занимаемся подлогом.

— Понимаю, — кивнул головой Герасимов, который, судя по тону, не сильно то и понимал, зачем это все наркому обороны.

— Поверьте — это важно.

— Да я верю вам, верю. — бесцветным голосом произнес Михаил Михайлович.

— Кроме того, в рамках военно-патриотического воспитания, было бы недурно восстановить внешность ключевых исторических персонажей. Не с портретов, которые, как известно, врут. А по-настоящему. С кости.

— Михаил Васильевич, это не так уж и важно — зачем, — устало произнес Герасимов. — Надо, значит надо. Тем более, что тема для меня интересная.

— Тогда подготовьте собранные материалы и передайте их расчетный центр. Я распоряжусь, чтобы вас не манкировали. И выспитесь. Обязательно выспитесь. Потому что в таком состоянии, без всякого сомнения, вы будете совершать ошибки. А нам надо, чтобы вы разработали действенный метод.

С тем нарком и ушел.

Испытывая изрядную неловкость. Ибо объяснить, зачем он тратит государственные деньги на подобные исследования Фрунзе не мог. Это действительно не его задача. Просто по какой-то причине хотелось. Вот они «натягивал сову на глобус», придумывая задачи для перспективной технологии…

[1] Погранзастава была уничтожена, потому что контролировалась врагом хана Бача-и Сакао, известным также, как Хабибулла Калакани.

[2] Стяжка в данном случае — это сильное упрощение. Так-то там был многослойный «бутерброд» из ростверка, цоколя, прокладника, стоек и подушек для ферм. Сами же сваи после забивки заливались цементом с предварительным погружением в них армирующей сетки.

Глава 9

1929, май, 28. Москва. Тушино

Валерий Чкалов потянул ручку штурвала на себя и самолет легко отозвался, задирая нос.

Секунда-другая.

И вот он уже уходил вверх, стремясь подвеситься, то есть, оказаться в ситуации некоего зависания в воздухе, держать на одной лишь тяге мотора. Добравшись же до этого состояния, он через непродолжительное время начал сваливаться. Через что развернулся. И ушел, набрав скорость в размазанную бочку со сбросом тяги, дабы имитировать пропуск преследующего его самолета противника…

Фрунзе наблюдал за этими маневрами очень внимательно. Равно как и Поликарпов — создатель этого аппарата. Но тот больше нервничал на тему — не сломалось бы чего. Так как новый легкий истребитель уже прошел определенный курс испытаний и весьма недурно себя в них зарекомендовал. И какая-то обидная поломка могла все испортить.

А вот нарком был увлечен.

Без всяких шуток. Потому как в оригинальной истории, по его воспоминаниям, таких аппаратов массово никто не строил. Во всяком случае все основные игроки Второй мировой войны предпочитали другие компоновочные схемы. А тут такое открытие, такая неожиданность…

В конце 1928 года КБ Поликарпова было преобразовано в Научно-исследовательское предприятие истребительной авиации — НИП ИА. Так как именно в формате КБ уже не имело смысла. Ведь Фрунзе поддерживал Поликарпова, подкрепляя его и чертежниками, и молодыми инженерами да технологами, и квалифицированными рабочими для опытного производства, и узкими специалистами каких-то вспомогательных направлений, и так далее. Так что уровень КБ этот творческий коллектив решительно перерос. Вот и пришлось менять его структуру, превращая в новый тип организаций.

С КБ Туполева, Сикорского, Камова-Флеттнера и Сьерва поступили также, создав НИП бомбардировочной, гражданской, вертолетной и сверхлегкой авиации. Последнее предприятие не стало чисто заточено на автожиры, потому что на Хуана де ла Сьерва «упали» задачи по самой разнообразной сверхлегкой летательной технике. Тут были и мотодельтопланы, мотопарапланы и планеры, включая их моторные версии, и сверхлегкие самолеты, и так далее. По сути — все, что не тяжелее 500–600 кг. Даже такие специфические и малореальные вещи, вроде ранцевых летательных аппаратов.

Так вот — НИП истребительной авиации занимался двумя важными, можно так сказать, генеральными направлениями: тяжелый истребитель и легкий.

Первый по техническому заданию Фрунзе создавался в компоновочной схеме Lockheed P-38 Lightning, то есть, двух балочный и двухмоторный среднеплан-моноплан. Технологически же представлял собой этакий вариант De Havilland Mosquito, так как по сути изготавливался почти полностью из бальзы, которую Союзе не только пытались выращивать в районе Сочи, но и закупали довольно массово, формируя стратегический запас. Благо, что в 1928–1929 годах она была мало востребована на рынке. Моторы ставили тяжелые, мощные V12 с рабочим объемом 47 литров. И на выходе ожидали что-то в духе младшего брата «Лайтнинга», пригодного в эти годы и на роль ударного самолета, то есть, истребителя-штурмовика, и перехватчика — грозы «бобров[1]», и легкого бомбардировщика скоростного — этакого «ужаленного бобренка», и ночного истребителя, и дальнего истребителя, и так далее. Одна беда — дорогой и тяжелый аппарат получился. С помощью такого аппарата довольно сложно добиваться господства на поле боя. Не потому, что он плох, а потому что их непросто «налепить» достаточное количество. Да и оперативная готовность двухмоторного самолета явно была ниже, чем у одномоторного. Что уменьшало практическое количество вылетов в сутки.