Противоречия: Собрание стихотворений - Алексей Лозина-Лозинский

«Пусть мы пред Божьими просторами…»

Пусть мы пред Божьими просторами,Пусть неизвестное пред нами!Пройдемте жизнь, сияя взорами,Пройдемте жизнь, звеня мечами!

Но час мелькнет – несется с гомономКинематограф впечатлений,Мы вновь берем в отчайньи сломанномЯрмо ничтожных ощущений,

Забыв порыв, на клич растраченный,Кладем привычно краски грима,И будень, властно-предназначенный,К могиле мчит часы незримо.

«Люблю бывать на шумных вечеринках…»

Люблю бывать на шумных вечеринках,На гимназических, студенческих балах…Девицы там скромны, в прелестных пелеринках,Без декольтэ и с розой в волосах.

Весь зал живет веселыми глазами,Мой ум завидует их милой чистоте,И гонит шум людей мой ужас перед днямиИ надоевшие слова о суете.

Я увлечен то станом, то прической,И, как дитя, я вновь зову свою мечту…Я душу грустной той считаю бедной, плоской,Считаю смелой я и горделивой ту.

И я, один, глядя на их потеху,Внимая топоту, остротам, похвальбе,Люблю завидовать их искреннему смехуДо безысходного презрения к себе.

«Что выбрать нам, всевидящим, опорой?..»

Что выбрать нам, всевидящим, опорой?Взгляните вдумчиво во все края –Ведь нет такой серьезности, которойРавнялась бы серьезность бытия.

Философ, мот, аскет, дурак, бродяга –Где разница в их мысли обо Всем?Осталось что ж? Бесцельная отвагаИ мысль, что мир – неведомый фантом…

Скитаюсь я. Бегут без впечатленьяТо бесконечность и покой пустынь,То городов немолчное волненье,То древний мрамор эллинских твердынь…

Бросаю я и мысли, и вниманьеНе моему: и фразам новых книг,И голосам рабочего восстанья,И лицам дев, явившимся на миг,

И высоте, то ласковой, то строгой,И пикам гор, где только лед и тишь,И сердца стук я слушаю с тревогой:О, может быть, ты вновь заговоришь?

Оно молчит! Оно молчит жестоко!Там лишь слова! Слова, слова без сил…И я кричу в лицо немого рока:Уж взял я жизнь? Жизнь то, что я забыл?

В ГОСТЯХ

Случилось, что как-то недавноЯ вечер в гостях просидел.Нарядные платья исправноСкрывали уродливость тел,

Размеренность плавных движенийВесьма украшала салон,Как всюду, свой шут был, свой генийИ несколько важных персон.

Все мерно трещали, девицаКакая-то громче их всех…Знакомые шутки и лица,Политика, скука и смех.

Я тоже шутил и смеялся,Улыбку кроил и скучал,Но как-то на миг я осталсяОдин, наблюдая весь зал…

И было ль то света игрою,Устало прищуренных глаз,Иль нервы шутить надо мноюТогда захотели как раз,

Но вдруг мне почудилась сценаТеатра-игрушки, и тамВедет манекен манекена,Одетые в красочный хлам.

Сквозь ритм этой жуткой забавыМне слышно, они говорят,И щелкают сухо суставы,И с хрипом их речи звучат;

И каждой девице по разуТвердят они, делая круг,Одну остроумную фразуВсё с тем же движением рук.

И, фразы мертво и стеклянноС поклоном сказав нараспев,С недвижной улыбкою, странноЦелуют фарфоровых дев.

Испуганный, долго гляжу яИ вдруг замечаю себя –Бесстрастный, хрипя и танцуя,Кривляюсь меж ними и я.

«Пред отпертым окном бродячий итальянец…»

Пред отпертым окном бродячий итальянец,Седой, слепой старик, развлек меня шарманкой.Какой-то вычурный, не русский, странный танецОборвыш-девочка плясала с обезьянкой.

Был полдень дремлющий, в квадрат окна взиралаБездонность синевы наивными глазами;Пыль золотом неслась; по-майски рокоталоДвиженье улицы и пахло тополями.

Слепой старик тянул один напев докучныйИ обтирал свой лоб, морщинистый и потный,А девочка была угрюмой, томной, скучнойИ с обезьянкою плясала неохотно.

Я бросил деньги им. Они упали с звоном;Прервались хрип игры, крикливые куплеты…Старик снял шляпу мне; поблагодарил поклономТу сторону двора, где звякнули монеты.

Потом, держась рукой за плечико ребенка,Не доиграв мотив, свое «о streti, streti»,Побрел он из двора, шагая редко, звонко…Синела высь небес, всё пело мне о лете.

«Уже рассвет. Какая тишь…»

Уже рассвет. Какая тишь…Да, за окном уж ночь поблекла…И видны массы мокрых крышСквозь затуманенные стекла.

Один. Не скрипнет сзади дверь,Я не услышу шорох платья…Один… А где она теперь?Кто дарит ей свои объятья?

Иль вновь хандрит? Что ж, может быть…Она всегда ведь цель искала,Ждала ответ – чем жить, как жить…Нашла иль нет? Искать устала?

Быть может, кто-нибудь сказал,Ей разгадал загадку злую…Но я… Я никогда не знал,Зачем еще я существую.

Шепни ж, рассвет, шепни же ей,Капризной, слабой ханше,Что я в тоске, я жду когтей,Всего когтей, как раньше.

НА ВЗМОРЬЕ

Вечер серый и обидный,В лихорадке гаснет свет,Где-то в море тони видны,Как уродливый скелет.

Нас с моей подругой, странной,Бледной, робкой, всё гнетет,Скорбно слушать непрестанныйПлеск скупых и тяжких вод,

Песнь безбрежности и стуже,Безучастью старика,Как века назад, всё ту же,Как и после, чрез века.

Мутно сумерки сгустились,Тони слились и ушли…Богу мы не преклонились,Но не взяли и земли.

К нам безжизненно-свободенОблаков туман плывет,Ветер ровен и холоден,Монотонно море бьет.

«Ей было сорок лет. Она детей имела…»

Ей было сорок лет. Она детей имела,Была тяжелою, и скучной, и больной…То жаловалась мне, то лживо и несмелоРассказывала бред своей любви былой.Мне было совестно ее несознаванья,Что к ней не шло, не шло так томно говорить,Но я угадывал цепь серых дней, страданье,Отчайнье пред концом, незнание, как жить…И раздражало всё – ее морщины, щеки,Надежды, те же всё, как всюду, как везде,Болезни, блеклый взгляд, и труд ее жестокий,И экономия (я знал уж) на еде.Я раз в ответ спросил: «но дальше делать что же?»Она растерянно сказала мне: «я жду…Быть может, встречу я… хочу я счастья тоже…Полюбит, увезет… Я, может быть, найду…»Муж, дети, мутный взор и с сорока годами…И ведь, о Господи, надеется еще!Она потупилась, запрыгала плечами,И вдруг заплакала беззвучно, горячо…Она вдруг поняла, что должен я смеяться,Что время снов прошло, что в жизни был лишь гнет,А я, готовый сам упасть и разрыдаться,Твердил: «Ну да, ну да, полюбит, увезет»…

«Бывает, я брожу, истерзанный и бледный…»

Бывает, я брожу, истерзанный и бледный,Среди домов с безличною толпой,Гляжу с презрением, как просит хлеба бедный,Как женщины мелькают предо мной…

Мне гадки блеск и смех, всё это злое стадо,И мучит мысль, что канет всё во ТьмуИ что, наверное, Кому-то это надоИль, может быть, не надо Никому.

И, чуя весь обман, свершаемый над нами,Который мы не сможем никогдаПонять, раскрыть, познать, затравленный мечтамиБегу к себе. И я пишу тогда…

Я создаю чертеж, космические схемы,И цифры мне не кажутся смешны:Я верю по ночам и в цифры и в поэмы,Изящные, отчетливые сны.

Тогда пишу, и рву, и утром стекла оконЦелую я, встречая новый день…О, пусть я червь, плету я шелка кокон,Пускай я тень, я сам рождаю тень!

POST-SCRIPTUM