Время таяния снегов - Рытхэу Юрий Сергеевич

Ремни, которыми был привязан к вельботам кит, отвязали и бросили стоявшим на берегу людям. К ремням привязали канаты с блоками.

Пока причаливали и вытаскивали вельботы на берег, кит уже был вытащен на сушу. Со всех сторон его облепили люди. Широкими ножами на длинных рукоятках они отрезали большие куски кожи с жиром и оттаскивали в сторону.

Ринтын и Петя, уже точившие свои ножи о плоские камни и намеревавшиеся принять участие в разделке кита, были сильно огорчены, когда Рычып поручил им отгонять от мяса и жира собак. Их гордость добытчиков кита была уязвлена, и, чтобы выместить досаду на прожорливых собаках, они вооружились камнями потяжелее.

Когда закончили разделку кита, солнце уже наполовину зашло в воду, чтобы снова подняться и начать новый день. На берегу выросла целая гора мяса и жира.

Несмотря на бдительность Ринтына и Пети, собаки успели объесться и лениво грызли огромные, похожие на жердины китовые ребра.

27

Ринтын стоял, широко расставив ноги и опершись на лопату. Он не мог оторвать взгляда от чудесной картины, раскрывшейся перед его взором.

Прямо из-под его ног вниз, к морю, уходил ледник, точно огромная снежная река. Крупные кристаллы сверкали на солнце, горя всеми цветами северного сияния. Ледник полого уходил в воду, а дальше простиралась светло-зеленая морская гладь с неподвижно застывшими на ней белыми с голубизной понизу льдинами.

Справа синели, словно отлитые из стекла и впаянные в неподвижную воду, два острова — Ратманова и Крузенштерна. Первый из них — советский, второй — американский.

Оттуда, откуда смотрел Ринтын, невозможно было различить, где кончается один остров и начинается второй. Оба острова сливались в одно целое, сплошь синее.

Налево от острова море незаметно для глаза меняло цвет, скрадывая линию горизонта. От этого плавающие льдины смешивались с облаками. И небо, и снег вокруг Ринтына, и все кругом было одного цвета, и лишь в некоторых местах снег был гуще, темнее, обозначая границы предметов, а местами настолько светлым, что как бы пропадал из глаз.

— Рапота! Рапота! — раздался вдруг крик. Ринтын от неожиданности вздрогнул и оглянулся. Раскрыв в улыбке беззубый рот, на него смотрел старик эскимос Аляпан. Он каждый промысловый сезон присматривал за многочисленными ямами в леднике. Так как в Нуукэне собирались охотничьи бригады с северного и южного побережий, Аляпан не жаловался на недостаток работы. Платили ему натурой: мясом, жиром, кожей. Старый эскимос зарабатывал побольше охотника в удачливой бригаде и со своей старухой ни в чем не нуждался.

Меньше всего ямы охранялись от людей, да и собаки в это время были сыты и больше дремали на солнце, чем рыскали в поисках пищи. Главная забота заключалась в том, чтобы держать мясо, жир и кожи надежно укрытыми от солнца и время от времени подсыпать в ямы снег.

Снизу непрерывной вереницей охотники тащили, зацепив крючьями, куски китового жира и мяса, оставляя за собой широкие следы.

Дядя Кмоль торопил членов своей бригады: нельзя было упускать благоприятную для охоты погоду, да и мясо, пролежав долго на солнце, могло испортиться.

Обрадованные удачей, охотники работали изо всех сил, не нуждаясь в понукании, и с веселыми криками почти бегом таскали тяжелые куски наверх, к снежным ямам.

К вечеру все было уложено и закрыто толстым слоем крепкого, утрамбованного снега.

Ринтын с Петей сошли с ледника и уселись передохнуть на большой, гладко отполированный ветрами и снегом камень. К ним присел старый Рычып и задымил трубкой. Ринтын так утомился, что разговаривать не хотел, но все же спросил товарища:

— Ты, Петя, не устал?

— Нет, что ты! — еле ворочая языком, но бодро ответил Петя.

Старик тихонько засмеялся:

— Смотри, какие силачи! Целый день работали не разгибая спины и совсем не устали.

Рычып хитро прищурил глаза и, ни к кому не обращаясь, сказал:

— А может, работали так, что устать не могли?..

— Что вы! — обиделся Петя. — У меня под конец лопата сама из рук валилась.

— Немножко устали, — сознался Ринтын, чувствуя, как у него, будто сдавленная железным обручем, ноет поясница.

Ринтын, полулежа на валуне, повернулся к морю. Острова почти сливались с водой. Отчетливее стали видны льдины на море, между ними сновали, гоняясь за моржами, вельботы.

— Пошли, ребята, — поднимаясь, сказал Рычып. — А то, гляди, и поесть нам ничего не оставят.

При упоминании о еде ребята мигом вскочили и побежали к вельботу, перепрыгивая через валуны, рискуя споткнуться об острые камни, попадавшиеся под ноги.

Около палатки собирались люди. В огромном эмалированном тазу дымилась гора вареного мяса. Пахучий пар щекотал ноздри и вызывал обильную слюну. Ребята готовы были сразу наброситься на еду, но все ждали Рычыпа: без старшего не полагалось приступать к еде.

Наконец подошел Рычып.

— Бросили старика, — шутливо ворчал он, — неутомимые работники.

Ели молча, пока не опорожнили таз. На примусе уже кипело ведро с заваренным чаем. Чай пили долго, каждый из своей кружки. Потом влезли в палатку и целый час лежали молча, изредка шумно вздыхая. Было совсем светло. Ринтын украдкой достал книгу и начал читать.

— Что ты читаешь? — спросил Кукы.

— Русскую сказку о рыбаке и рыбке, сочинение Пушкина.

— А ну-ка, почитай нам, — попросил Кмоль.

— На русском языке? — удивился Ринтын.

— А ты разве не можешь перевести на настоящий разговор? Переводи как можешь, — сказал Кукы, ложась на свернутый вдвое пых-пых и приготовляясь слушать.

Солнце уже высоко поднялось над морем, когда Ринтын закончил чтение сказки о рыбаке и рыбке.

В палатке никто, кроме Пети, не спал. Охотники так тихо и внимательно слушали, что Ринтын несколько раз поглядывал на них, отрываясь от книги: проверял, не уснули ли. Но мальчик напрасно беспокоился: когда он замедлял чтение, подыскивая подходящее слово для перевода, он слушал, как недовольно покашливал дядя Кмоль, а Кукы начинал ворочаться, громко шурша галькой.

— Какая старуха! — произнес Опэ, когда Ринтын захлопнул книгу.

— Захотела стать владычицей морскою — не вышло, — сказал моторист Кэлен.

— Жалко старика, — вздохнул Кмоль.

— Сам виноват, — возразил ему Кукы. — Нельзя так потворствовать женщине. Я бы на месте этого старика как следует стукнул старуху деревянной лоханью.

— Все дело в море, — рассудительно заметил Рычып. — Рыбка — это только посланец морского кэле. Против духа моря нельзя идти, иначе будет худо. Вот послушайте, что произошло в давние времена на этих берегах.

Старик устроился поудобнее, закурил и начал:

— Раньше этих двух островов в Ирвытгыре не было. Был один остров с двумя высокими горами, которые разделялись ущельем. Вдоль него протекал маленький ручеек. Он был настолько мал и неглубок, что люди переходили его, ступая по китовым позвонкам, брошенным прямо в воду. Но рыбы и зверя там водилось великое множество, и тамошние жители не знали, что такое голод, нужда и болезни. А все потому, что не нарушали законов моря и чтили богов.

Жил там с женой-красавицей и молодой охотник по имени Тэпкэн. Отважный и смелый был человек. И по силе не было ему равного. Когда человек смел — это хорошо, но если смелость становится дерзостью — жди беды.

Тэпкэну везло. Ни один охотник не был так удачлив, как он. Все его мясные ямы были заполнены доверху, вокруг яранг на высоких шестах висели медвежьи и тюленьи шкуры. В его чоттагыне было всегда светло, каждый год Тэпкэн менял моржовую покрышку яранги на новую, прозрачную.

И Тэпкэн решил, что может прожить один, без помощи других. Он перестал приносить жертвы богам и только гордо усмехался, если кто-нибудь напоминал ему об этом. Люди с ужасом видели, как засохшая кровь вместе с жиром пластами отваливается от священных изображений, доставшихся Тэпкэну от предков. Охотник не замечал, как на обнаженных от жира и высушенных ветром ликах идолов появилось выражение страшного гнева. И когда Тэпкэну указывали на это, он громко хохотал, показывая на свои обе руки. Он дошел до того, что объявил: человек сам себе бог. И пришла кара.