Красота в наследство - Ольга Сенько

Размышляла на эту тему Ирина нечасто. Некогда было. Учеба, суета. Через два месяца, когда последствия родов прошли окончательно, она уже почти о них не вспоминала. Однажды, выйдя после лекций и направляясь к оставленной неподалеку машине, заметила знакомое лицо. Димыч сидел на скамейке. Явно поджидая кого-то. Напряглась, ожидая опять каких-то неприятностей для себя, но он смотрел в сторону, мимо. К нему подошла Таня, улыбаясь смущенно. Оки направились куда-то вдвоем.

«Еще одна нашла свое счастье», — подумала Ирина с чувством легкой досады. Вспомнила их совместный отдых, дурацкую выходку Лешки, праведное негодование Димыча. Ей стало немного грустно. Жизнь продолжалась. Впервые она почувствовала зависть. И к кому? К страшненькой Танечке. Наверное, счастлива она, раз так улыбается. Почему ей самой неведомы такие простые радости? И вдруг она вспомнила, как рассказывал ей Лешка, когда они болтали, вернее, он, счастливый, болтал там, на берегу, выдавая невзначай секреты друга, что Димыч, старый холостяк, очень искушенный обольститель и обольщает обычно он самых красивых женщин, не тратя времени на всяких сереньких мышек. Вот и допрыгался — Ирину охватило некоторое злорадство. Наверное, влюбился. Теперь женится и будет век доживать, наблюдая перед собой это овечье лицо. Хотя, в принципе, Ирина Танечке сочувствовала. С высоты собственной внешности. После юга отношения их дальше не развивались, все ограничивалось коротким общением во время занятий.

Женька, пользуясь полученными неожиданно правами, продолжал появляться у нее довольно часто, гораздо чаще, чем ей бы этого хотелось. Любил, ухаживал, как мог, о случившемся не напоминал. Ирина была ему, конечно, благодарна за помощь, вряд ли бы она справилась сама. Были даже моменты, когда она подумывала расплатиться с ним: улечься в постель и немного потерпеть. Но он явно рассчитывал на большее. Любил, заботился. Водил ее на выставки, в театры. В компании, правда, не приглашал. Вероятно, из ревности. Начнут ухаживать, а начнут обязательно: вдруг влюбится! Его-то она не любила, было видно. Но он продолжал надеяться. Надежды оказались напрасными. К концу учебного года Ирина, устав от его назойливого внимания, сказала, что у них ничего не выйдет, и нет смысла продолжать. Не любит она его. Чтобы простил и так далее. Совесть ее немного мучила. Но влюбленный Женька мучил еще больше. Все правильно, из двух зол выбирают меньшее. Сделала она все мягко и тактично — она это умела. Но он, конечно, страдал. Пообещал ей, что больше встречаться с ней не будет, ушел.

Встряска, которую перенес загадочный Иринин организм, подействовала на нее умиротворяюще. Желания ее не посещали. Она теперь ничего не хотела. Спала крепко, спокойно. Мысли о сексе улетучились совсем. Она иногда подумывала об этом с удивлением. Но раз не хочется, значит — и не надо. Сейчас надо заботиться о другом. Заканчивался третий курс, сессия. Летом она собиралась домой. В последнее время сильно тянуло туда, на родину. Москва с ее суетой надоела.

Глава 13

Ирина не была дома два года. У нее теперь и дома-то не было. Квартира сдана. Вещи родителей были закрыты в одной комнате, мебель она оставила постояльцам. Старый дом сталинской постройки в центре города, родной подъезд. Она шла с детства знакомой дорогой. После Москвы с ее масштабами все здесь казалось ей меньше, чем было в воспоминаниях. Даже запах в подъезде был родным. Она с жадным любопытством озиралась по сторонам, как будто видела все впервые. Воспоминания вызывали боль, но уже не такую острую. Вдруг сейчас, как будто ничего не произошло, дверь откроет мама?

Ей повезло, постояльцы уехали отдыхать на юг, и можно было спокойно пожить в родительском гнезде. Она ходила по квартире, гладила мебель, рассматривала вещи. Как недавно и как давно это было. Наконец, вернувшись из прошлого, подумала, что надо решать и практические вопросы. Как жить дальше? Заканчивать университет — это понятно. А куда потом? В Москве остаться можно только одним реальным путем — выйти замуж за москвича. Это, конечно, не проблема, она только недавно приложила массу усилий, чтобы избегнуть этой участи. Время в запасе есть — два года. Есть и другие варианты — заняться наукой, остаться на кафедре, поступить в аспирантуру. Ни на чем останавливаться не хотелось. Слишком все скучно. Вернуться сюда, домой? У нее тут все есть, все устроено. Квартира, гараж. А дальше? Что опять дальше? Ирину уже злила собственная апатия. Буду жить, как все. Все-таки, как все. А куда я денусь? Какие могут быть варианты? И так уже пооригинальничала, еле потом расхлебала, достаточно. Ирина вспомнила о своей жизни с родителями, о том, как они ее любили. Наверное, плод ее экспериментов кто-нибудь усыновил. Вернее, удочерил. Хотелось бы, чтобы и ее любили, раз она сама не может. Ну никак не может любить этого несчастного ребенка. Вообще, применительно ли это слово «любовь» в отношении детей и родителей? Разве может быть любовь заранее заданной, запрограммированной? Наверное, это больше инстинкт. Эдакий задуманный природой механизм, чтобы связать людей, которые нуждаются в заботе. Дети — маленькие, родители — старые. Без посторонней помощи не проживешь. Все тут замешано просто на инстинктах. Свинья вроде и заботится о поросятах, но при желании может их сожрать, вдруг вспомнила Ирина. И никто ее за это не осуждает. У нее такие инстинкты. А любовь — это другое. Берется ниоткуда и уходит в никуда. Жаль, но испытать не пришлось. Только посторонние примеры перед глазами. Она вспомнила Димыча, Лешку, Сергея. Все это несерьезно как-то. Неужели это оно и есть — легендарное всепоглощающее чувство? Люди делают глупости, плачут, унижаются. Просто психическое заболевание — хорошо хоть, что не на всю жизнь и само проходит. Единственная положительная сторона — испытать счастье. Но потом за это все равно приходится платить. В природе царит равновесие. Закон сохранения плохого и хорошего.

Вот что, спрашивается, лезет в голову молодой девушке? Ей бы сейчас думать о нарядах, развлечениях, о счастье мечтать. С такой-то красотой. Жизни надо радоваться, но не получалось. Ирина в своем еще незрелом возрасте пережила много потрясений. Как могла, справилась с ними. Но сомнения ее одолевали. Несмотря на всю свою самостоятельность и необщительность, сейчас ей хотелось выплеснуть из себя то, что ее мучило. Но нечего было и мечтать об этом. Она представляла себе, что будет, если обо всем, что с ней случилось, узнает какая-нибудь из подруг. Об этом ну никому невозможно рассказать. Придется носить в себе. Эх, была бы жива мама. Она подумала, что тогда бы с ней ничего этого не произошло. Хотя почему? Но мать для своего ребенка — ангел-хранитель. В нормальном случае, конечно. А у Ирины была добрая, заботливая мама. Она бы ей помогла. Сидя в гостиной на родительском большом диване, она вспоминала и вспоминала. Себя, маленькую, в голубом платьице в белый горошек, с голубым бантом в льняных волосах, как вела ее мама из детского сада, покупала по дороге мороженое и говорила: «Ириша, только не откусывай, а лижи его, а то заболеешь».