Её условие (СИ) - Елисеева Виолетта

— Если возвращать назад, я бы, конечно, не женился на его матери, — вдруг произнес Илья, тем самым подтверждая мысли Петра, — но общался бы с ним точно.

— Ты поступил, как поступил. Ты не бросил их. Этого уже достаточно.

— Ну, да, — кивнул Илья, — как ни крути, это лучше чем ничего.

— Нормальный парень вырос, — вздохнул Петр, — ничего пока критичного не случилось. Дело-то молодое.

Оба молчали. Каждый подумал о чем-то своем. Петр думал про то, что он как-то слишком активно в это вовлекся, но ему как будто и не предоставили выбора, или он сам себе его не предоставил.

— Я ведь просил его подступаться к ней только с серьезными намерениями, — вспомнил Илья, — зачем он с этой девицей переспал?

— Потому что захотел, — усмехнулся Петр, — давай уж не будем играть в моралистов.

Петр не стал упоминать, что задавался ровно тем же вопросом.

— Знаешь, что мне больше всего не нравилось, когда он начал приударять за Анфисой? — помолчав, спросил Илья.

— Что?

— Что все запутается. У Лешки ветер в башке. Ему бы гулять и развлекаться, а Анфиса нагулялась уже. Я опасался, что у них ничего не получится, и в итоге мы все окажемся в странном положении.

— Ничего не понял, — сказал Петр.

— Я боялся, что мой оболтус заставит твою Анфису страдать, и мы в итоге с тобой не будем знать, что с этим делать.

— Мою Анфису? — удивился Петр. — Илья, и ты туда же? Ладно Волков, но ты-то!

— Ой, да брось, — досадливо махнул рукой Земцов, — Всем уже все понятно, кроме тебя.

— Ну, раз всем все так понятно, то можешь объяснишь мне заодно?

— Ты знаешь, что я не мастер говорить на подобные темы.

— Так сделай над собой усилие!

— Чтобы ты там не утверждал, — осторожно подбирал слова Илья, — ты ее любишь. Только ты поймешь, как кого. Как сестру, как друга или как женщину. Я ставлю на третье. Но ты рационалист, поэтому ничего не предпринимал. Ты видишь какое-то препятствие. Это в лучшем случае. В худшем — ты просто никого не хочешь пускать в свою устоявшуюся жизнь. А с Анфисой, как мы понимаем, не получится обойтись полумерами. Тебе банально было удобно, когда она сидела тихонько рядышком, но долго ни с кем не встречалась. Тебя устраивает такое объяснение?

Петр молчал. Слова Ильи его не то, чтобы потрясли, но вывели из равновесия. И что теперь им всем делать?

— Надеюсь, ты не думаешь, что я из-за этого поставлю на кон нашу дружбу? — Илья внимательно посмотрел на друга.

— Мне бы этого не хотелось, — после долгой паузы признался Петр, — я не говорю, что во всем согласен с тобой, но тем не менее ситуация у нас уж очень щекотливая.

— Не волнуйся. Даже если ты женишься на ней уже завтра, это ничего не изменит.

Илья был прав — Петр любил Анфису, а вот какой именно любовью, он не понимал. Петр нечасто говорил кому-то “люблю”, так уж вышло, но чувство, которое он испытывал по отношению к ней, было действительно особенным. Анфиса как будто вернулась к нему из какого-то далекого прошлого и прочно заняла то место, которое могло принадлежать только ей. Это было чем-то иным, чем обычное влечение, чем-то сильно большим, чем привязанность. И все он давно понимал, просто почему-то не хотел в этом признаваться, даже себе. Петр любил Анфису, но не знал в качестве кого.

— Мы с тобой слишком взрослые, — продолжил тем времени Илья, — боимся чувств, все стараемся рационализировать. Ты особенно. А зайчик вот она.

***

Наверное, это был самый сложный разговор из тех, что у них случались с Лешей. Даже сложнее, чем ее признание, там на даче у Ильи.

Все как-то разом сломалось. Еще недавно они были счастливы, планировали поездку, а теперь, похоже, все закончилось.

Поначалу Анфиса никак не могла понять, что случилось с Лешей. Его как будто подменили, никогда он не срывался так по пустякам. Наверное, она должна была проявить мудрость или что-то в таком роде, узнать, в чем дело. Но она тоже была живым человеком, и ей тоже было обидно подобное отношение! Анфиса надеялась, что скоро все пройдет, или Леша хотя бы сам объяснит причину своего поведения.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Леша не объяснил. Это сделала за него его мама. Анфиса немало удивилась, увидев Инну на пороге. Нетрудно было догадаться, что эта женщина пришла с самыми враждебными намерениями. Ругаться Анфиса совсем не хотела, а вместо этого предложила сразу перейти к делу. Та и перешла.

В целом они вполне спокойно поговорили, Анфиса пообещала не чинить Леше никаких препятствий, но дала понять, что никуда уходить не собирается. Она даже спросила, кого ждут, мальчика или девочку. Попросила рассказать и про Свету. Кажется, этого хватило. Инна успокоилась, передумала ругаться и ушла почти в хорошем настроении.

И только, когда Инна ушла, Анфиса позволила себе разрыдаться. Естественно, она позвонила Крис, но даже ей про ребенка говорить не стала. Вместо этого она изливала душу по поводу поведения Леши в эти недели. Подруга охала и предлагала послать его куда подальше. Анфисе этого вполне хватило в качестве поддержки.

Леше она тоже ничего говорить не стала. Она надеялась, что ему хватит мужества рассказать обо всем самому. Мужества не хватило. Потому и состоялся тот разговор на кухне.

Состояться-то он состоялся, только ничем не закончился. Анфиса расплакалась и убежала. Ей было жаль всех: себя, растерянного Лешу и даже эту Свету.

Она ведь и злиться на этих двоих не могла, формально это не было изменой. А то, что Леша молчал, так странно было ожидать от него иного. Только вот боль от этого не становилась слабее.

Какая-то Света ждала от Леши ребенка. Какая-то Света спала с ним, пока Анфиса размышляла, можно ей или нельзя пойти к нему на съемку. Как же все глупо…

***

Петр и Илья разговаривали о чем-то в коридоре, когда появилась Анфиса. Она молча кивнула им и скрылась в приемной. Мужчины переглянулись. К этому моменту они уже знали, что Ермолова родила, но, вроде как, она была еще совсем не в форме, и Леша обещал матери немного повременить с ДНК. Петр этого не понимал, но мысли предпочитал оставить при себе. Еще они знали, что Анфиса съехала от Леши. Они это назвали паузой. Петр, естественно, делал перед Анфисой вид, будто ему ничего неизвестно.

— Пойдем ко мне, — предложил Илья, — там продолжил.

Продолжение общения заняло часа полтора. С одной темы, они перескочили на другую, вспоминать о хитросплетениях личной жизни Леши было некогда.

Потом возникли еще какие-то дела. В общем, день проходил как обычно.

Они с Ильей как всегда сходили пообедать, и, следуя традиции, не обсуждали за едой работу. Вместо этого они обсуждали какую-то ерунду и много смеялись, положа руку на сердце, они отлично провели время и в какой-то момент потеряли счет времени.

В офис они вернулись в отличном настроении.

Петр давно заметил, что Анфиса совсем перестала ревновать к Косте. Его это и радовало, и… тревожило. Радовало, потому что глупое соперничество не приводило ни к чему, кроме ее плохого настроения. Тревожило, потому что он совершенно по-мальчишески опасался — она потеряла к происходящему на работе интерес. А вместе с этим и к нему самому. За эти подозрения он мог бы укорить себя особенно, но не стал. В самом деле, пора прекратить опасаться собственных чувств. Тем более, ничего плохого в них не было.

После того разговора с Ильей, у Петра как будто что-то переключилось. Он даже не исключал, что до этого боялся испортить отношения с Земцовым, которые давно были крепче родственных. А тут Илья фактически благословил друга. Зимин так и не разобрался в своих чувствах, но отсутствие необходимости их подавлять определенно упростило жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Петр не заметил, как засиделся в своем кабинете, а, когда вышел, застал в приемной Анфису.

— Это напоминает мне старые-добрые времена, — улыбнулся он, оперевшись плечом о дверной косяк.

— Извините, — смутилась Анфиса, — я уже собираюсь.

— Зайчик, все хорошо? — осторожно спросил Петр.