Песчаные небеса - Олаф Бьорн Локнит

И вот сейчас, нимало не смущаясь, он въехал во двор и сразу же наткнулся на владельца гостиницы, который только что проводил какого-то важного и богатого гостя. Хозяин уже хотел было отвернуться и пойти обратно в дом, но после короткого взгляда на новую лошадь киммерийца у него отвисла челюсть.

– Почтеннейший! – пролепетал он, когда Конан спрыгнул на землю. – Меня обманывают глаза? Откуда у тебя эта великолепная кобыла?..

– Подарили, – буркнул Конан. Он еще по дороге успел разглядеть, что украденная лошадь принадлежала самому Турлей-Хану. Впрочем, киммерийца больше заботило то, что он теперь выглядел полным посмешищем, восседая на разукрашенном до безобразия животном, которое вдобавок было вовсе не боевым конем, а раскормленной и быстро устающей тварью – таких лошадей держали лишь для парадных выездов.

– П-подарили? – заикнулся хозяин. – Ты знаком с самим Турлей-Ханом?

– Это не я с ним знаком, а он со мной, – сказал Конан, хохотнув. – Послушай, я хочу продать эту кобылу. И побыстрее. Возьмешь? Я дорого не попрошу.

– Так ты украл ее? – ахнул владелец постоялого двора и схватился за голову. – Украл и привел в мой честный дом?

– Я тебе, кажется, понятно говорю – подарили! – отрезал Конан. – И я хочу ее продать! Зачем она мне нужна… такая? Остальное тебя не касается.

– Но ее же узнает любой! Эта сбруя, эта попона…

– Вот как? – Конан почесал в затылке. – Дело поправимое…

Киммериец быстро расседлал лошадь, освободил ее от украшений, предварительно аккуратно срезав драгоценные камни и золотые подвески. Осмотрев сбрую и убедившись, что она теперь ничем не отличается от сбруи его собственной лошади, разве что порезана в нескольких местах и кое-где разорвана, Конан свернул ее в клубок и подал хозяину со словами:

– На, кинь в очаг. Ну, похожа теперь эта раскормленная кляча на великолепного скакуна Турлей-Хана?

Хозяин, покачав головой, молча взял то, что когда-то было сбруей, и пошел в дом. Оглянувшись у дверей и увидев, чем занят варвар, он снова тяжко вздохнул и скрылся в гостинице. Конан, подведя лошадь к луже, черпал грязь обеими руками и щедро окроплял ею белоснежную шкуру несчастного животного, которое только испуганно всхрапывало и косило глаз на своего мучителя. Когда шерсть приобрела неопределенный серо-коричневый цвет в темных подтеках, Конан удовлетворенно кивнул:

– Вот так-то лучше. Эй, кто-нибудь! Позовите сюда конюха и хозяина этой… как ее?.. ”Тыквы”!

Первым подошел конюх, и подозрительно оглядев лошадь, задумчиво произнес:

– Странная масть… Никогда такой не видел.

– Теперь будешь знать. Вот такие красавицы стоят в конюшнях самого Турлей-Хана! Принеси все необходимое, чтобы можно было отвести ее на рынок.

– О, Эрлик! Что ты учинил над этим благородным животным? Кому я ее теперь продам? – воскликнул хозяин, едва появившись в дверях.

– И вовсе это не Эрлик учинил, а я. Ведь тебе же не понравилось, что она очень напоминает лошадь пятитысячника, вот и пришлось ее немного… хм, перекрасить. Теперь можешь вести лошадь на рынок, а деньги оставь себе в уплату за мою комнату и корм для моего коня.

Хозяин, повздыхав и поохав, все же увел изуродованную кобылу, нервно дергающую шкурой, а Конан, вытирая перепачканные в грязи руки о белую занавеску, которую жена хозяина повесила сушиться после стирки, пробормотал себе под нос:

– Хотелось бы мне, чтобы кобылу купил конюх Турлей-Хана…

Когда руки, наконец, стали более-менее чистыми, Конан вспомнил, что в Султанапуре у него есть еще одно дело, собственно то, из-за которого он направлялся в город изначально. Что ни говори, слово надо держать, и, хочешь – не хочешь, а к купцу Маджиду идти придется, хотя бы ради того, чтобы получить вторую половину денег. Конечно, эти деньги не идут ни в какое сравнение с богатством, которое было получено из рук обоих шейхов Баргэми, однако киммериец не привык упускать возможность подзаработать, к тому же болтливость торговца на рынке навела его на мысль о том, что все представители купеческого сословия не прочь почесать языком, особенно, если попадется благодарный слушатель.

Он помнил, где живет купец Маджид, и, не теряя времени, направился к его дому, расположившемуся у самых стен Верхнего Города. Опасаясь, что его уже ищут, Конан проскользнул тихими улочками, зная, что патрули обычно ходят вокруг кварталов, не углубляясь в хитросплетения узеньких переулков, переходящих друг в друга маленьких двориков и совсем уж неприглядных помоек Нижнего Города.

Купец оказался дома, и Конана тут же пустили к нему, так как привратник был предупрежден о возможном появлении рослого черноволосого варвара с длинным мечом за спиной. Когда его провели в дом, стало ясно, что купец уже принимает одного гостя. Войдя в трапезную, Конан увидел двоих мужчин, возлежащих на подушках около ковра, уставленного всевозможными угощениями и винами, причем последние находились в явном большинстве. Чуть поодаль валялись опустошенные кувшины, ковер был изрядно заляпан соусами, подливками, кое-где были разбросаны обглоданные кости, огрызки яблок, груш, абрикосовые и персиковые косточки. Воздух был пропитан винными парами, а сам купец и его гость, обнявшись, громко и немелодично, нестройными голосами мычали печальную песнь про кочевников, потерявшихся в пустыне, оставшихся без воды, под палящим солнцем, и доедающих своего последнего верблюда.

– Я пришел, – сообщил Конан, – и, судя по всему, к обеду…

Обернувшись, купец взглянул на него мутными, полуприкрытыми набрякшими веками, глазами, некоторое время молчал, соображая, и, наконец, икнув, проговорил:

– О, К-конан… И-из Ким-мерии… Садись, дружище, уго-угощайся…

И он сделал такой широкий гостеприимный жест, что потерял равновесие и ткнулся лицом в блюдо с рисом. Конан присел напротив, поняв, что рядом с пирующими ему будет трудно дышать, и, присмотрев еще непочатый кувшин, придвинул его к себе.

Купец, оторвавшись от блюда и отерев физиономию широким рукавом парчового халата, вновь уставился на Конана.

– С-слушай, а п-почему ты… ик!.. жив, а?

– Так получилось, – уклончиво ответил Конан. – Я выполнил твое поручение и нашел, на мой взгляд, безопасный путь.

– Путь? А к-куда? – Маджид откинулся назад, сосредоточенно глядя перед собой, и, очевидно, вспомнив, резко вскинул голову: – А-а! Так ты обошел горы с се-севера? Да? Т-ты смотри! – купец повернулся к своему собутыльнику и, увидев, что он уставился в свой пустой кубок, мучительно вспоминая, откуда там обычно берется вино, взял его сзади за волосы и приподнял голову. – Нет, т-ты п-посмотри! Он обошел г-горы с с-севера! И не ум-умер!.. Ик!