Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский

— Благодарю, господин маршалок, — склонил голову Андрей, — княгини Углицкая и Волоцкая очень просили меня об этом. Выполняя ваше поручение, или, точнее, поручение его величества, я удостоверился, что витебская городская управа сделала все возможное, чтобы достойно принять высоких особ вместе с их детьми и придворными.

— Да-да, я доложил обо всем королю. Княгини всем довольны и уверены в успехе дела своих супругов. Но одно дело — мнение жен, и совсем другое — их мужей. Нам не ясны до конца истинные намерения Андрея и Бориса. Насколько они тверды в своем решении? Говорят ли правду, утверждая, что претендуют не на московский престол, а лишь на возвращение им своей доли завоеванного и наследственного имущества? Или все же лукавят и лишь ждут момента ослабления Ивана, чтобы сесть на его место? Как они поступят, когда через несколько месяцев хан Ахмат со своим войском выйдет к московским рубежам? Помирятся со старшим братом и бросят свои войска ему на помощь? Или, напротив, воспользовавшись трудным положением великого князя, приставят ему нож к горлу и даже, быть может, попытаются свергнуть? Его величество хочет как можно скорее получить точные и достоверные ответы на все эти вопросы. От этого будет зависеть формирование нашей восточной политики. И я уверен, что именно ты лучше всех справишься с этой задачей. Вот королевская грамота, по которой ты, как официальный гонец, уполномочен от имени его величества отправиться в Великие Луки и передать князьям Андрею и Борису, что их жены и дети находятся в полной безопасности, а король гарантирует им самим убежище и достойную жизнь в Литве, если они потерпят поражение и подвергнутся преследованиям со стороны старшего брата. О неофициальной цели посещения мятежных князей я уже говорил. Она тебе понятна?

— Да, господин маршалок, конечно. Я готов выехать сегодня же и постараюсь получить ответы на все интересующие его величество вопросы.

— И это правильное решение. Ступай с Богом! Король ждет твоих донесений!

Князь Андрей принял королевскую грамоту, пробежал ее глазами, свернул в трубку, спрятал в рукав, поклонился и вышел.

…Июльская жара заставила умолкнуть птиц, душный ароматный воздух, наполненный жужжанием мух, пчел и шмелей, сменился наконец прохладой, когда Андрей въехал в тень старинных дубов, росших вдоль дороги — той самой дороги, бегущей мимо красных кирпичных стен и высокой железной ограды женского монастыря, по которой он всякий раз возвращался в Вильно после встречи с маршалком.

Невольно всегда получалось так, что он проезжал это место, погруженный в глубокую задумчивость, потому что обычно возвращался от маршалка озабоченный каким-либо новым поручением, которое, покинув дворец, сразу начинал Обдумывать.

Иногда он слышал веселый, звонкий девичий смех из монастырского сада и уже знал, что здесь находится пансион, где воспитываются будущие придворные дамы — девочки из богатых и знатных семей.

А иногда, проезжая мимо, он замечал одну, должно быть, особо мечтательную девочку, которая всегда стояла у запертой калитки и, ухватившись за прутья, печально смотрела на дорогу.

Всякий раз, видя эту девочку, дочь какого-нибудь князя или вельможи, князь Андрей вспоминал совсем другую ее одногодку — дочь однорукого лесного разбойника, с которым его причудливо свела судьба, и сердце сжималось болью сочувствия при воспоминании об этом несчастном полудиком ребенке, вынужденном жить в окружении преступников и убийц в глухих лесах и болотах. Помнится, он пытался ей помочь, учил читать и писать, рассказывал ей что-то об истории… Где-то она сейчас…

— Князь Андрей!

Звонкий, странно знакомый голос заставил его вздрогнуть и остановить коня.

Он медленно повернул голову и застыл в изумлении.

Девочка в белоснежном пышном и прозрачном платьице, с длинными волосами, украшенными цветами, как маленькая невеста в подвенечном наряде, стояла у калитки, сжав ручками прутья решетки, и смотрела на него огромными голубыми глазами.

Князь Андрей, как зачарованный, не веря своим ушам и глазам, сошел с коня, уронил поводья, бесшумно ступая в высоких ботфортах по густой зеленой траве, подошел к калитке, встал на одно колено, чтобы его лицо было напротив лица девочки, и прошептал:

— Господи… Варежка… Ты ли это?

— Это я, князь, — улыбнулась Варежка самой счастливой улыбкой в своей жизни. — А я видела тебя на этой дороге уже девять раз.

— И… давно ты здесь?

— Больше года… Да, сразу после того, как тебя из нашего лагеря увез Медведев, мы и переехали на литовскую сторону…

— Подожди, а как же… как ты оказалась… здесь?

— Ты все забыл, — печально сказала Варежка, — а я ведь говорила, что батюшка собирается отдать меня на учебу… Он выправил себе грамотку, будто приехал издалека богатый вельможа — пан Сурожский, вдовец, и устроил меня сюда, чтобы я выросла воспитанной и образованной… Раз в месяц приезжает Макс… но ты его не знаешь… Он вроде как мой старший брат… нет, не взаправду, а так, понарошку… Привозит деньги за мою учебу и передает гостинцы от батюшки… Батюшка сам два раза приезжал…

— Да… Это… замечательно, а… я видел тут иногда девочек, но они, как монашки, одеты в черное…

— Ах, ты об этом! — расцвела Варежка, поправляя платье. — Недавно мне исполнилось двенадцать лет, и сегодня я прошла конфирмацию! Вот! Это большой праздник — была специальная служба в нашем костеле для меня и других, таких, как я, девочек… Так что я уже взрослая.

— Да… Ты совсем взрослая, я бы тебя не узнал…

— А ты меня и не узнавал, когда проезжал мимо, а я тебя узнавала всегда…

Варежка, не отрываясь, смотрела на него широко открытыми глазами, и Андрей вдруг смутился.

— А как ты… учишься? — спросил он.

— Хорошо. Мне очень помогли твои уроки… Там в лесу… Помнишь?

— Помню, — кивнул Андрей.

— Панна Варвара! Сурожская! — прозвучал издали женский скрипучий голос…

— Мне пора! — Варежка протянула ручку сквозь решетку и прикоснулась к лицу Андрея. — Ты только дождись меня! Обязательно дождись!

Она резко повернулась и побежала, не оборачиваясь, по песчаной дорожке.

Князь Андрей, оглядываясь, побрел к своему коню, сел в седло и со странно трепещущим сердцем в глубокой задумчивости продолжил свой путь.

Но сегодня, возвращаясь из дворца маршалка двойного, он впервые думал вовсе не о политике Великого Литовского княжества, не о московских делах и даже не о короле, который с нетерпением ждал его донесений.

Он думал о том, почему вдруг так хорошо и сладко стало у него на душе и чего, собственно, он теперь должен обязательно дождаться…