Итальянские каникулы - Сьюзен Филлипс

— Зато закаляет характер.

— Много тебе пришлось пройти.

— Очевидно, недостаточно. Пока что я разорена.

Она потянулась за темными очками в надежде сменить тему.

— Бывают вещи и похуже разорения, — заметил он.

— Полагаю, вы говорите не по личному опыту.

— Знаешь, когда мне было восемнадцать, чек с процентами от моего трастового фонда затерялся на почте. Мне тогда туго пришлось.

Она никогда не могла устоять перед самоуничижительным юмором и теперь невольно улыбнулась.

Полчаса спустя они оказались в предместье Вольтерры, где на холме возвышался грозного вида замок из серого камня. Наконец-то безопасная тема для разговора.

— Это, должно быть, крепость, — предположила она. — Флорентийцы выстроили ее в конце пятнадцатого века на месте первоначального поселения этрусков, которое восходит к восьмому веку до Рождества Христова.

— Выучила наизусть путеводитель?

— И не один, а несколько.

Они проехали мимо автозаправки «Эссо» и аккуратного домика со спутниковой антенной на красной черепичной крыше.

— Раньше я представляла этрусков как пещерных людей с дубинами, но это была достаточно развитая цивилизация. Много общего с греками. Они были торговцами, мореплавателями, фермерами, ремесленниками. Добывали медь и плавили железную руду. А их женщины были на удивление раскрепощенными для того времени.

— Благодарение Господу за это.

Нет ничего лучше лекции по истории, чтобы держаться в рамках вежливого безразличия.

— Когда пришли римляне, этрусская культура постепенно ассимилировалась, хотя некоторые ученые считают, что образ жизни современных тосканцев имеет скорее этрусские, чем римские корни.

— То есть для них хорош любой предлог, чтобы устроить вечеринку.

— Что-то в этом роде.

Она нашла указатель и проехала на парковку мимо красивой аллеи, усаженной деревьями, под которыми стояли скамьи.

— Машины в город не допускаются, так что придется припарковаться здесь.

— В Вольтерре есть знаменитый музей экспонатов этрусской культуры, — выговорил он сквозь зевок. — Тебе должно понравиться.

— Вы были здесь?

— Много лет назад, но многое еще помню. Этруски — одна из причин, по которой я специализировался в истории, прежде чем бросить колледж.

Изабел с подозрением уставилась на него:

— Вы уже знали все то, о чем я говорила, верно?

— Почти, но это дало мне возможность немного поспать. Кстати, первое этрусское поселение было выстроено не в восьмом, а примерно в девятом веке до Рождества Христова. Но черт возьми, сотня лет туда, сотня сюда — какая разница.

Так ей и надо! Нечего было показывать свою образованность! Они вышли из машины, и она увидела, что дужка его очков примотана скотчем.

— Кажется, именно в этом наряде вы пытались изнасиловать Камерон Диас?

— По-моему, убить.

— Не хочу показаться чересчур критичной, но неужели весь этот садизм нисколько на вас не действует?

— Спасибо за то, что не хотела показаться чересчур критичной. И это садизм сделал меня знаменитым.

Они направились к тротуару. Лоренцо приобрел походку куда более грузного человека: очередная демонстрация актерского мастерства. Похоже, приемы срабатывали, потому что никто не обращал на него ни малейшего внимания. Изабел велела себе молчать и оставить его в покое, но привычка — вторая натура, а уж старая привычка…

— Это все еще так важно для вас? Несмотря на все неудобства? Я имею в виду славу.

— Если где-то поблизости имеется прожектор, предпочитаю, чтобы он был направлен в мою сторону. И не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я.

— Думаете, что именно внимание меня стимулирует?

— А разве не так?

— Только как средство донести до окружающих мои мысли.

— Я тебе верю.

Он явно ей не верил. Изабел взглянула на него, понимая, что спорить бесполезно.

— Значит, в этом вы видите смысл жизни? Оставаться в центре внимания?

— Избавь меня от лекций по самоусовершенствованию! Я сыт ими по горло, — предупредил он.

— Я не собиралась читать лекции.

— Фифи, ты этим живешь. Лекции — твой кислород.

— И в этом вы чувствуете угрозу? — уточнила Изабел.

— Ты вся — сплошная угроза.

— Спасибо, — буркнула она.

— Это не комплимент.

— Считаете меня самодовольной, верно?

— Некоторая тенденция наблюдается, — признался Рен.

— Только в вашем присутствии, да и то намеренно, — отрезала Изабел, пытаясь не злорадствовать.

Они свернули на улицу поуже, выглядевшую еще более старой и причудливой, чем те, по которым они уже ходили.

— Итак, ты получила свои четыре краеугольных камня в качестве откровения от самого Господа или прочитала на открытке? — начал он.

— От Господа, и спасибо, что спросили, — оживилась она, оставив все попытки казаться равнодушной, — но не в качестве откровения. В детстве мы часто переезжали с места на место, так что я просто не успевала завести друзей. Зато у меня было много времени, чтобы наблюдать за людьми. Став постарше, я работала в различных местах, чтобы платить за обучение. Читала и продолжала наблюдать. Видела, как кто-то добивается успеха, а кто-то проигрывает как в бизнесе, так и в личных отношениях. Из всех этих наблюдений и родились «Четыре краеугольных камня».

— Но известность сразу не пришла.

— Я начала писать обо всем, что вижу, когда поступила в магистратуру.

— Научные статьи?

— Поначалу. Но я почувствовала, что рамки статей слишком меня ограничивают, поэтому отослала свои заметки в женские журналы, и так все началось.

Ее уже несло, но было так приятно говорить о работе!

— Я начала использовать свои идеи для того, чтобы улучшить собственную жизнь, и мне понравилось, что со мной происходит. Я стала более собранной, сосредоточенной. Потом организовала в кампусе дискуссионные группы. Они, похоже, действительно помогали людям, и моих сторонников становилось все больше. На одно собрание пришел книгоиздатель, и пошло-поехало.

— Тебе нравится то, что ты делаешь, верно?

— Очень.

— Значит, у нас есть что-то общее.

— Вы действительно любите те роли, которые приходится играть?

— Опять у тебя эта чванливая мина!

— Просто трудно представить, как можно любить работу, прославляющую насилие!

— Забываешь, что в конце я обычно погибаю, так что моральные принципы торжествуют. По-моему, это как раз по твоей части.

У самой площади толпа разделила их. У Изабел разбежались глаза при виде множества лотков, где выставлялось все: от корзин с фруктами и овощами до ярко раскрашенных игрушек. В воздухе стоял запах душистых трав, которыми были наполнены горшки, с тентов свисали гирлянды чеснока и перца. Тут же развевались шелковые шарфы и лежали кожаные сумочки. Разноцветные пакеты с пастой красовались рядом с бутылками оливкового масла, похожими на переливающиеся драгоценности. Она прошла мимо тележки, на которой было разложено темное мыло, усыпанное лавандой, маком и лимонной кожурой. Остановившись, чтобы понюхать лавандовое, она заметила Рена рядом с проволочной птичьей клеткой и подумала о знакомых актерах. Они любили рассуждать, как сложно войти в образ персонажа и как часто приходится искать его черты в собственной душе. Интересно, что же есть такое в душе у Рена, позволяющее ему так убедительно изображать зло? Чувства, снедающие его с самого раннего детства?