Эрика - Марта Шрейн

Стоя спиной к профессору, Александр сказал:

— Простите меня, профессор, что перебиваю Вас, у меня мало времени. Скоро вернется охранник. Принесите мне, пожалуйста, ребенка, минут на десять. Я хочу его видеть.

Профессор медленно встал из–за стола и, глядя в спину молодому князю, тихо проговорил:

— Так это… Это к вам она бегала!? Я несказанно рад сообщить вам, князь Александр, что у вас замечательный сын! Уж Невельская за ним на воле хорошенько присмотрит. Поздравляю вас!

Поскольку Гедеминов не отвечал, профессор поспешно направился к выходу.

Через минуты три он вернулся с ребенком, отдал его князю Александру и, понимая, что тому хочется остаться с сыном наедине, вышел за дверь.

Малыш закряхтел и открыл глаза. Александр Гедеминов нашел в сыне сходство с собой. «Похож», — радостно подумал он, прижав к груди теплый комочек. Потом положил его на стол, слегка распеленал, достал из носового платка медальку с семейным гербом и со словами «Помни об отце» повесил на шею ребенку. Потом перекрестил сына, поцеловал, и тут вошел профессор, легонько постучав в дверь.

— Охранник возвращается. Дайте мне малыша, — сказал он и поспешно унес ребенка, а потом так же быстро вернулся назад. Поскольку князь Александр молчал, он спросил его: — Так что же все–таки передать Невельской?

— Ничего, — твердо сказал Гедеминов. — Я ей слово дал, что без ее согласия никто, в том числе и сын, не узнает нашей с ней тайны. Но если я выйду на волю…

— Что ж, — мягко сказал профессор. — Как говорит пословица, «Время — честный человек». Оно все расставит на свои места. И дай вам Бог, князь, рано или поздно обрести своего сына. А я, как вы понимаете, тайны вашей не выдам.

Через месяц кончились метели, солнце засветило ярче. И в середине марта начальник управления увозил Натали с ребенком. Его перевели работать в Москву за 2000 километров от лагеря.

Чтобы развеяться от грустных мыслей, вечером князь Александр пошел в клуб. Он знал, что привезли новых актрис, которые обычно поначалу терялись в лагере и плакали. Ему непременно хотелось одну из них утешить и хоть на время скрасить ей лагерную жизнь, да и свою тоже.

Война

Мне, как и тебе, дорогой читатель, не хочется расставаться с Александром Гедеминовым. Как и когда произойдет его встреча с Натали Невельской, или вовсе не произойдет, об этом мы узнаем чуть позже. А сейчас вернемся к осиротевшей в гражданскую войну дочери помещика Квиринга и к молодому барону, талантливому математику, преподавателю политехнического института, Фридриху фон Рену. Теперь он просто Фонрен.

Тонкий, интеллигентный человек, Фонрен был полной противоположностью князя Гедеминова. И по своей натуре был приспособлен исключительно к мирной жизни, к стабильной обстановке.

Как ты помнишь, читатель, он не без помощи своей сестры Лизы решился наконец сделать предложение юной и прекрасной Аделине Квиринг.

И вот, поженившись, они остались наедине, два девственных, чистых человека, смущаясь и даже стыдясь того, что должно было произойти. И когда это случилось, оба были разочарованы и пришли к единому мнению, что в этом нет ничего такого, о чем обычно окружающие шепчутся с таким восторгом. Кроме того, оба почувствовали, что это унизительно для обоих, да и Лиза могла их услышать, и в дальнейшем отношения супругов были скорее платоническими.

Фридрих, чтобы заработать побольше денег на наряды для жены и сестры, стал давать еще уроки игры на скрипке занимался репетиторством с балбесом–семиклассником, мать которого за это стирала их белье. Аделина днем училась, а вечерами продолжала работать. Лиза взяла на себя хлопоты по хозяйству, после школы она ходила за продуктами и готовила. Скоро стало ясно, что Аделина ждет ребенка. Больше всех этому радовалась Лиза.

Когда, наконец, родилась девочка, Аделина первая предложила мужу назвать ее в честь его матери Эрикой.

— Пусть снова живет ваша мама, баронесса фон Рен. Смотрите, она на нее похожа.

Лиза возразила:

— Нет, она беленькая, вся в тебя. Только глаза черные и реснички длинные и пушистые, у мамы были такие и у Фридриха.

Малышка росла здоровой и веселой. Ее серебряный смех радовал жильцов, подселенных несколько лет назад. И нянек у нее было предостаточно. Аделина продолжала учиться и уже проходила практику на кафедре хирургии, радуясь тому, что все складывается хорошо в институте и у мужа на работе. Он защитил диссертацию, пошел на повышение и в доме наконец появился некоторый достаток. Лиза и Фридрих настаивали, чтобы Аделина шила себе хорошие платья, потому что она — будущий врач–хирург. Аделина вместе с Лизой бегала по магазинам в поисках модного материала и модных туфель, да и Фридриху, при его новой должности, нужен был хороший костюм и обувь.

Еще через год Аделина уже работала хирургом в больнице. Фридрих фон Рен с гордостью наблюдал, как мужчины провожают взглядами его жену, и хотел обеспечить ее всем, чего она пожелает.

Аппетит красивой молодой женщины, как известно, велик. Аделине хотелось хорошего нижнего белья и царских — французских, екатерининских — духов, переименованных советской властью в «Красную Москву». По этому поводу муж иронизировал: «А духи–то чем провинились?»

Лиза стала невестой, она нашла себе жениха, красного командира–артеллериста, и теперь во всем подражала Адели. Лиза бы и платья ее надевала, но была намного ниже ростом. Своего жениха, Василия, из русской интеллигентной семьи, она показала сначала Аделине, а когда та одобрила ее выбор — уже брату. Потом она вышла срочно замуж: жениха направляли на службу в Северо — Кавказский округ. Там же жили его родители. Когда Лизу провожали, она расплакалась и взяла с брата и Аделины слово, что в июне они к ней приедут. Это было в феврале 1941 года.

Приближалось лето. Аделина готовилась к поездке на Кавказ, собираясь по дороге заехать к однокурснице, которая ее давно приглашала. Поэтому к июню она уже пошила себе несколько модных платьев, приготовила подарки и Лизе, и своей приятельнице и теперь ждала, когда освободится муж. Его отпуск откладывался дня на четыре. Он был ректором института. Без него там не могли обойтись. И Аделина предложила мужу:

— Мы с Эрикой поедем немного раньше. Я погощу у своей подруги. Это в 100 километрах от Лизы. Ты освобождаешься, заезжаешь за нами, и мы едем все вместе к ней. Как тебе мое предложение?

Фонрену это не очень понравилось, но он не мог перечить жене. В конце концов, что здесь такого, если жена навестит подругу? Когда еще представится случай? На следующее лето мужа Лизы могут перевести служить в другое место. И он согласился. Но в последнюю минуту Аделина стала нервничать. Муж не выдержал и сказал ей: «Если у тебя возникли какие–то предчувствия, то не езди. Сдадим билет и потом поедем вместе». Аделина стала себя успокаивать: «Что это я? Все будет хорошо». Фридрих Фонрен еще раз поцеловал свою черноглазую дочку и вышел из вагона.

Поезд тронулся. Муж долго еще бежал вдоль перрона. «Может, пока меня не будет, с ним что–нибудь случится?» — в тревоге снова подумала Аделина.

Трехлетняя Эрика бегала по проходу и никак не хотела сидеть в купе. Наконец она устала и взобралась к матери на колени.

— Разве это твоя мама? — пошутила одна из попутчиц, пожилая женщина. — Смотри, у нее глаза синие–синие, как небо. А у тебя черные, как у газели.

— Зато у меня такие же золотые волосы, как у мамы, — возразила девочка.

— Да, — подтвердила женщина, обращаясь к Аделине. — Вы с дочкой похожи как две капли воды. Вот только глаза разные.

— Отцовские у нее глаза, — сказала Аделина, укладывая девочку спать.

— А вы кто по профессии будете? Вижу, не из простых, — продолжала женщина.

— Я врач, хирург, — ответила Аделина и добавила: — А мой муж работает в Политехническом институте. Он кандидат наук.

— Как–то не по нашему назвали вы свою дочку — Эрика. Это по–каковски?

— Да, мы российские немцы. Наши предки приехали в Россию еще при Екатерине Второй.

— И разговариваете по–немецки? — продолжала свои вопросы женщина.

— Не только по–немецки, но и по–русски, и по–французски. Ну, мы с вами заболтались, а другие уже, наверное, спать хотят, — сказала Аделина, пытаясь прервать разговор.

Однако с верхней полки разговор продолжили. Мужчина средних лет ехидно спросил Аделину:

— А вдруг война, так сразу на сторону немцев перебежите?

Аделина ничего не ответила. Она знала, что такие провокационные вопросы добром не кончаются. Сразу наступила тишина, и утром пожилая женщина старалась уже не разговаривать с Аделиной и тактично отделывалась от маленькой девочки, которая со вчерашнего дня считала ее своей.

Аделина все поняла и большую часть времени проводила с дочкой в коридоре, стоя у окна, любуясь пейзажем, тем более что зелень в середине июня была такая изумрудная, что хотелось просто выскочить из вагона и остаться там, среди этой красоты. Она улыбнулась при мысли о том, как сейчас прекрасно на Кавказе, куда они ехали.