Жирная, грязная и продажная - Валентин Пикуль

– Все помешаны на экономическом соперничестве, и американский «бизнес» стал притчею во языцах, – сказал Сергей Юльевич. – Кстати, а как поживают ваши соседи Манташевы?

– У них сильные позиции в Египте, что никак не может радовать англичан, но они, главные хозяева на берегах Нила, не могут дать своим нищим феллахам такого дешевого керосина, который поставляют им бакинские Манташевы…

Покидая министерство финансов, Эммануил Людвигович был уверен, что Витте как бы прощупывал его намерения, а заодно желал бы видеть нефтяную проблему не только в отечественном, но и международном масштабе. Совсем неожиданно для Нобеля его пожелал видеть генерал-адмирал русского флота великий князь Алексей, закаленный алкоголик и матершинник. За счет неограниченных ресурсов Балтийского флота генерал-адмирал содержал Элизу Балетта, французскую «пышку», которую никак не могла победить сила общественности (и только поражение при Цусиме заставило ее собрать свои манатки)… Эммануил Людвигович был принят в здании Адмиралтейства, из окон кабинета великого князя открывался освежающий простор Невы, звенящий «речными трамваями», которые развозили дачников по променадам Мартышкино и Ораниенбаума.

Генерал-адмирал предложил Нобелю бокал «редерера».

– Послушайте! – напористо начал он. – Что там за хреновина с двигателями, работающими на жидком топливе? Правда ли, что будущее флотов зависит от всяких там керосинов, мазутов и прочей невыносимой вонищи?

– Ваше высочество, – почтительно отвечал Нобель, – я не могу ручаться за будущее морских сражений, но мой наливной «Вандал» явился первым кораблем мира, ходящим на мазуте.

– Какая же выгода?

– Экономическая. Наконец, подумайте, сколько сил берет у команд броненосцев извечная погрузка угля в портах. Потенциальная же энергия сгорания нефти превосходит уголь.

Генерал-адмирал долго и тупо смотрел в окно.

– Подождите, каково решат в британском Адмиралтействе. Пока англичане обходятся углем, нам не следует забегать перед ними зайцем, ибо в Лондоне, наверное лучше нас знают, какое топливо выгоднее для топок… Уголь хорош хотя бы тем, что не воняет!

Витте не видел особого греха в том, что иностранный капитал ломится в русские двери, давно переставшие быть нерасторжимыми, чтобы, насытившись самому, насытить и русскую копилку, сильно оскудевшую. Министр был убежден, что времена «закрытых дверей» канули в Лету, а мир будущего сделается общим рынком, независимо от того, какой валютой станут бренчать торговцы и покупатели.

Адольф Юльевич Ротштейн, глава Международного коммерческого банка в Петербурге, известил министра, что берлинский банкир Мендельсон дружески расположен к нему. Это было важно для Витте, который подумывал о государственном займе.

– Мендельсону можно верить? – спросил он.

Ротштейн, почувствовав доверительность в разговоре с министром, откинул фалды фрака и присел на диван.

– Вполне, – отвечал он. – Как не верить человеку, в доме которого черную икру едят столовыми ложками, но при этом услаждаются игрой на виолончели Пабло Сарасате.

– Это ерунда! – отвечал Витте без тени улыбки. – Вы судите по немецким меркам. Между тем я сам видел на Волге, как эту же икру пожирали наши грузчики, заменяя при этом виолончель игрой на гармошке… У вас ко мне дело?

В столице давно поговаривали, что Ротштейн является в Петербурге тайным агентом Ротшильдов (только, в отличие от Скальковского, не берет взяток на Фуфу, Марго, Манон и прочих). Как и следовало ожидать, он завел разговор о Ротшильдах, отводя самих Ротшильдов в удобную тень.

– Ноэль Бардак, – назвал он имя парижского банкира, – просил вас принять Жюля Арона, желающего высказать с глазу на глаз то, с чем сам Ротшильд не смел бы вас тревожить…

Витте любезно принял Жюля Арона, который высказал ему недовольство по поводу того, что русские газеты в появлении Ротшильда на Кавказе усматривают «еврейские козни», совсем не думая о том, какой колоссальный доход приносят Ротшильды таможням России при вывозке керосина через порт Батум. Витте внимательно слушал.

– На Рю-Лафит уже привыкли к подобным инсинуациям, но все-таки я прошу вашего авторитетного вмешательства, чтобы русские писатели прекратили травлю нашей компании.

Сергей Юльевич пожаловался Арону, что его положение сложное. Он еще не освоился в кресле министра, а газеты уже подвергают его критике, считая, что в делах о бакинской нефти он отдает свое предпочтение не Манташевым или Тагиевым, а семейству парижских Ротшильдов. Витте обещал дать в печати «опровержение грязных слухов», и тогда же Арон доложил Альфонсу Ротшильду, что он остался «в восторге от полученных (от министра) ответов, потому что они вполне соответствуют нашим взглядам…».

Между тем, читатель, не станем думать о Витте однобоко, ибо он отдавал предпочтение не самим Ротшильдам, а – капиталам Ротшильдов, и в вопросах бакинской нефти, как ее продавать дороже, был согласен и на большее.

– Адольф Юльевич, – сказал он Ротштейну, зная, что его слова дойдут, куда надо, – я не скрою от вас, что империя нуждается в долгосрочных и крупных кредитах. А посему я заранее поднимаю шлагбаумы перед англичанами, если они пожелают нахлебаться дешевой нефти из бакинских неиссякаемых скважин… Может, этот мой позволительный жест сделает банкиров Сити сговорчивее в предоставлении ими займов для оскудевшей России…

Витте пожелал видеть император Николай II.

– Сергей Юльевич, – смущенно начал он, покашливая и поглаживая усы, – у меня к вам вопрос и не знаю, как вы к нему отнесетесь… Согласен, что мы нуждаемся в займах, но как быть, если новый персидский шах Мозаффер желает подзанять у нас.

Витте начал было размусоливать свои теории о возможности займов на берегах Сены или Темзы, говоря, что выручить шаха необходимо, но только в том случае, если Россию выручат займами французы или англичане.

– Одной рукой брать, чтобы другой давать, – без выражения произнес император. – Не ручаюсь за Париж, но Англия сейчас имеет неприятности с бурами в Трансваале, и вряд ли она в нынешнем положении станет делиться с нами…

Далее Николай II сообщил, что новый шах уже сместил Амин-Султана, давнего сторонника русской ориентации, и стал выдвигать в министры Насср-эль-Мулька, известного англофила.

– Но дать Мозафферу надо, – сказал император. – Если не дадим мы, тогда в Тегеране пересилит английское влияние, а нам не хватит ни ситцев, ни керосину, чтобы Россия была первым купцом на персидских базарах…

Кажется, Мозаффер-паша затем и выдвигал отъявленных англофилов, чтобы задобрить Лондон, из банков которого он желал выклянчить ни много ни мало – всего-то 25 миллионов. Но дельцы Сити дураками никогда не были и не дали шаху ни цента, ибо Уайтхолл еще не знал, какой ориентации будет придерживаться Мозаффер в дальнейшем – лондонской или петербургской. Русского императора (а заодно и шаха персидского) выручил из нужды бакинский керосин. Как раз в это время ожидался визит в Петербург немецкого кайзера. Германия, в избытке богатая углем Рура, своей нефти не имела, закупая керосин в России, теперь она поглощала и цистерны с мазутом, необходимые для двигателей…

Летом 1897 года Вильгельм II навестил русского «кузена», остановившись со свитою во дворце Петергофа. По случаю его приезда состоялся парадный обед, на который был приглашен и министр финансов. Между кайзером и Витте состоялся разговор, причем Вильгельм II сначала пропел дифирамбы Витте, говоря, какой он умный государственный деятель.

– Догадываюсь, что вам без помощи моего Мендельсона все равно не обойтись, и мне, верному другу России, хотелось бы закрепить финансовые дела существенным актом…

С этими словами Витте был вручен прусский орден Черного Орла, о коем Сергей Юльевич не смел и мечтать.

– Такие ордена, – объяснил кайзер, – жалуются только коронованным особам, но для вас я делаю приятное исключение. Надеюсь, мы совместно удалим из Германии американцев, чтобы в каждой немецкой семье шумел примус и светила лампа, заправляемая керосином от Нобеля…

Да, берлинская биржа расщедрилась, и займом в Германии царь мог поделиться с Мозаффером, чтобы волки были сыты и овцы целы. Керосин сыграл свою роль во внешней политике, ибо в рейхстаге – как раз в эти годы! – бушевали страсти, депутаты требовали положить конец монополии «Стандард ойл», настаивали на том, чтобы закупать только русскую нефть… Не керосин, как говорил кайзер, а именно нефть!

Витте повидался с Нобелем. Он сказал, что заем в Берлине вызвал большое недовольство во Франции, ибо финансовая зависимость России от Германии, конечно, таила некоторую угрозу для русско-французского содружества, ибо эвентуальным противником России является все-таки Германия.

– Теперь, – говорил Витте, – на Рю-Лафит меня попрекают в легкомысленной поспешности, с какой я добыл этот заем. Вполне понимаю причины гнева Альфонса Ротшильда, ибо он, ссылаясь на пример вашего нефтяного флота, желал бы и сам иметь свои танкеры на Каспийском море…