В поисках копей царя Соломона - Тахир Шах

— В Америку? — переспросил я.

Самсон махнул рукой в сторону грубой, сделанной от руки надписи, которая красовалась над прилавком. На ней было одно-единственное слово на языке амхари — «Америка».

Пока мы возвращались к котловану, я размышлял, почему люди так ценят золото. Почему обычному, довольно бесполезному металлу на протяжении многих тысячелетий придавали такое значение? В чем причина — в цвете, тяжести или излучаемом им тепле? Или золото ценили потому, что оно не ржавеет и не окисляется даже в самом сыром климате?

Как бы то ни было, золото хранили и обрабатывали еще древние египтяне, хотя человек познакомился с этим металлом задолго до эпохи фараонов. Кусочки золота были обнаружены в испанских пещерах на стоянках эпохи палеолита, возраст которых оценивается учеными в сорок тысяч лет. Жажда золота стала причиной многочисленных жестокостей, среди которых не последнее место занимает покорение Америки испанцами, в результате чего погибли империи ацтеков и инков.

Солнце нещадно пекло нам головы, пока мы по неровным тропинкам спускались на дно котлована. Я обратил внимание на резкое повышение температуры. В пятидесяти футах от поверхности я уже задыхался, изнемогая от раскаленного воздуха. Еще пятьдесят футов вниз, и с меня градом повалил пот. Старатели привычными движениями поднимали наверх лотки с породой.

Они тоже были все мокрые от пота, но я ни разу не видел, чтобы кто-то пил воду. Если им нужно было помочиться, они делали это, не сходя с места.

Мы присели на корточки в толстом слое жирной грязи на дне котлована, ловя ртами воздух и жалея, что не захватили с собой воды для питья.

Вокруг нас десятки женщин и детей накладывали породу в круглые лотки. Наверху дети проявляли живейший интерес к иностранцу и всегда подходили поближе, чтобы получше рассмотреть меня.

Но на дне котлована я не вызывал никакого интереса. Дети трудились, как настоящие рабы. Они на самом деле были рабами — сомневаюсь, что они получали заработанные деньги. Рядом работали их матери — крепкие, ладно скроенные, с сильными спинами и мускулистыми руками. Несколько женщин были явно беременны.

Один из мальчиков, лет десяти, подарил мне трогательную улыбку. Самсон объяснил, что здесь трудятся с малолетства.

— Они работают здесь, в яме, — сказал он. — Но от них гораздо больше пользы при прокладке туннелей вдоль золотоносных жил. Ребенок пролезет в отверстие шириной всего несколько десятков дюймов.

— А там можно застрять?

— Да, — кивнул Самсон. — Тогда они задыхаются. Или погибают под завалом.

Мы оказались здесь в самое неподходящее время. Не успел Самсон закончить свои объяснения, как мы услышали крики, доносившиеся откуда-то сверху. В котловане всегда было шумно, но эти крики перекрывали обычный гам. Многие старатели бросили лотки и принялись карабкаться наверх. Другие бежали по краю котлована.

— Завал, — спокойно прокомментировал Самсон. — Кто-то попался. Может быть, ребенок.

Мы оставили женщин и детей, поспешно выбрались наверх и пошли по направлению к лабиринту туннелей. Толпа старателей яростно раскапывала землю ломами и заступами, а один мужчина громко кричал, произнося одно-единственное имя: «Ади! Ади! Ади!» Ответа не было.

Из деревни прибежала босоногая женщина.

Она истерически рыдала. Позже я обнаружил, что ее никто не звал — она просто почувствовала, что ее мальчик, ее старший сын, попал в завал. Мы прислушивались, отчаянно пытаясь уловить хоть какой-нибудь шум. Из-под земли не доносилось ни звука — жуткая тишина, которую невозможно забыть.

Женщина перебегала от одного колодца к другому, выкрикивая имя сына. Все остальные дети уже выбрались на поверхность. Они сказали, что Ади рыл отдельный туннель, в стороне от других, когда сверху обрушилась земля. Мать рыдала; черты ее лица были искажены горем. Нет ничего страшнее лица матери, потерявшей ребенка. Я не мог на это смотреть. Старатели окружили женщину, утешая ее. Мне хотелось, чтобы кто-то ободрил женщину, сказал, что еще есть надежда и что бывали случаи, когда после землетрясения дети держались под завалами несколько дней. Но мать, как и все остальные, понимала, что ее сына уже нет в живых.

Перед самым заходом солнца тело Ади, наконец, нашли. Мальчика откапывали столько времени, потому что он работал на большой глубине. Разнузданная и беззаботная атмосфера деревни испарилась. В этот вечер ни один из старателей не шутил, не хвастался и не упоминал о проститутках из Тигрея. Люди объединились в некое братство, и я впервые почувствовал уважение к ним.

Погиб один из них. Неважно, что это ребенок девяти или десяти лет, — он был одним из шахтеров, погибших на посту. В полном молчании старатели понесли тело мальчика в деревню. Мать брела рядом, поддерживая ладонью голову сына.

Ее глаза распухли от горя и слез.

Омерзительный карнавал прошлой ночи был забыт. Никто не пьянствовал в баре. Несколько клиентов, которые не могли изменить привычке, просто сидели, уставившись в пространство и утешая друг друга. В задней комнате огонь под перегонным кубом был погашен. Капель прозрачной жидкости из краника умолкла. Проститутки расчесывали волосы, готовясь провести ночь без работы.

Изуродованное тело Ади завернули в белое покрывало и положили в родительском доме. Мы с Самсоном зашли туда, чтобы выразить соболезнования. Хижина была уже заполнена людьми.

Самсон прочел 23-й псалом — такого проникновенного чтения я никогда не слышал:

Господь — Пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться:

Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою…

Глаза Самсона были закрыты. Может быть, он вспоминал друзей и врагов, чьи жизни оборвались под землей. Когда мы оказались за порогом хижины, он поднял глаза к небу и стал упрекать Господа. Затем Самсон прижал Библию к лицу и заплакал.

На следующее утро жители деревни встали задолго до начала работы, и траурная процессия отправилась за пределы деревни. Большинство старателей были закутаны в накидки, защищавшие от утренней прохлады. Головы людей были опущены, лица печальны. Ной повел процессию к месту, расположенному примерно в миле к югу от прииска. Мы брели рядом с ним. Позади нас на носилках несли тело Ади, за которым шли мать, отец и их близкие друзья.

Могилу вырыли в красной, цвета кирпича почве, подальше от золотоносной жилы. Тело положили в яму и без особых церемоний засыпали землей. В это время первый луч зари окрасил небо в сине-стальной цвет.

К семи часам работа на прииске вновь кипела. Лотки золотоносной породы совершали свой путь наверх, а лабиринт узких туннелей заполнился малолетними рабочими. Юного старателя больше не было в живых, но никто не останавливался, чтобы вспомнить о нем. Размышление — это роскошь, для которой требуется время и альтернативы.