Слезы звезд - Луис Ривера

А старец невозмутимо принялся доедать свою лепешку.

Танцующий слышал весь этот разговор. Он поднялся с земли и подошел к старику.

— Почему ты на один и тот же вопрос ответил по-разному? — сурово спросил он старика, но глаза его улыбались. — Может быть, память твоя ослабла настолько, что не помнишь того, что говорил мгновение назад? Или ты просто бессовестный лжец, сбивающий с толку доверчивых путников? Кого из них ты ввел в заблуждение, первого или второго?

— Ни того, ни другого, — спокойно ответил старец. — Сын мой, каждый носит свой мир в сердце. Тот, кто в прошлом не нашел ничего хорошего там, откуда пришел, здесь и тем более не найдет ничего, кроме обид и разочарований. Тот же, у кого были друзья в родном городе, и здесь найдет верных и преданных людей. Ибо окружающие нас люди становятся тем, что мы находим в них.

Танцующий весело засмеялся словам старика.

— Мудры речи твои, старец, — проговорил он, когда смех перестал рваться из его груди. — Вот только ответь мне, кого же встречу там я, несущий в сердце истину и знающий только истину. Неужели и там, в городе по имени Печальная собака, встречу я истину?

Старик промолчал, не в силах найти ответ.

— Молчишь? — усмехнулся Танцующий. — Позволь тогда открыть тебе еще одну мудрость, которая перемудрит твою. Ты прав, мы носим мир в своем сердце. Но лучшие из нас рождены для того, чтобы вырвать свое сердце. Мы живем в мире, заключенном в нашем сердце. Но лучшие из нас рождены для того, чтобы этот мир разрушить. Как тебе нравится такая истина, старый мудрец?

Не заставляет ли тебя мой танец корчиться в агонии, веря, что агония — это подражание мне? Если бы мир был лишь нашим отражением, как бы он был благостен!

Но подойди к бешеному псу с сахарной костью в руках! Неужели и он угостит тебя сахарной костью? Подставь вору свой карман. Неужели подставит тебе и он свой? Ты изрекаешь замшелые истины, старец. Они давно умерли и истлели в земле, а ты выдаешь их за свежий плод.

Мир не хочет больше быть нашим отражением. Он устал от той тьмы, которая смотрит на него из зазеркалья. Ты призываешь верить в то, что окружающие нас люди становятся тем, что мы находим в них. Я в каждом вижу любящее сердце. Но любят ли они меня? Любят ли они меня в себе или себя во мне?

Вот тебе моя истина: окружающие нас люди становятся тем, что сами находят в себе. И ты, если не слепец и не дурак, будешь видеть в них то, что они сумели найти в закоулках своей души. Откуда в пустом колодце взяться чистой воде, если на дне его лишь зловонная лужа да лягушки? Как бы ты не верил в его наполненность — он останется пустым колодцем.

Ты был бы тысячу раз прав, если бы сказал тем путникам: открой пошире глаза и иди своей дорогой. Порой лучше оставить вопрошающего без ответа, чем пичкать его затхлыми истинами.

Так говорил Танцующий под сенью платана седому старику. Тот молчал, хитро глядя на пророка из-под косматых бровей. И когда замолк Танцующий, старец спросил:

— Кого же найдешь ты, провозвестник новых истин?

— Того, кого увидят мои широко раскрытые глаза.

Сказав это, Танцующий подхватил свой посох и зашагал к городу, оставив старика наедине со своими мыслями.

Танцующий вошел в город по имени Печальная собака. По-разному встречали его жители города. Кто-то смотрел на него с надеждой, кто-то с любовью, кто-то с любопытством. Но всего больше было тех, в чьем взгляде смешались страх, ненависть и презрение. И не единожды услышал Танцующий себе в спину:

— Возмущаешь ты покой наш, лже-пророк. И лучше тебе уйти в пустыню, если не хочешь ты, Танцующий, отплясывать в петле!

Но невозмутим оставался дух Танцующего. И так отвечал он:

— Что ж, тогда именем моим станет Танцующий-в-Петле. А смерть пророка придает его истине больший вес. И по смерти голос порой становится громче, чем при жизни. Сможете ли вы вынести истину мертвого, если даже истина живого для вас чересчур тяжела?

Так говорил Танцующий, и отводили люди глаза.

И лишь одна старуха вышла из толпы и взяла Танцующего за руку.

— Тебе нужен кров? Можешь пожить у меня, — сказала она. — Я почти слепа и глуха, так что мне твоя истина не причинит вреда. А человеку все равно нужно где-то спать и есть.

— Спасибо тебе, женщина, — ответил Танцующий. — Но не боишься ты навлечь на себя гнев толпы?

— Что мне толпа? Смерть сидит на пороге моего дома и заглядывает в окна мои. Как я могу бояться людей? Теперь я страшусь лишь своей совести. Она всегда жестока к умирающим. И я должна ее хоть чем-то задобрить.

— Спасибо, женщина. Я принимаю твое приглашение. Хоть и пускаешь ты меня в свой дом всего лишь из-за страха. Но разве не половина всех добрых дел делается из-за боязни угрызений совести? И это единственный вид страха, который приветствует Танцующий.

Однажды ранним утром вышел Танцующий с самыми близкими учениками во двор дома, где нашел он приют. И увидел он, как по двору важно вышагивает павлин. Роскошный хвост его горел на солнце и переливался всеми цветами радуги. Поступь его была величава, а взгляд полон гордости и презрения.

— Посмотрите на эту птицу, — сказал Танцующий. — Что вы видите в ней?

Разными были ответы учеников. Кто-то видел красоту, кто-то — пустую чванливость, кто-то — глупость, кто-то — насмешку природы.

Качал головой Танцующий, слушая ответы своих учеников. И когда смолк последний, так сказал Танцующий:

— Вас я вижу в этой пустой напыщенной птице.

Возмутились ученики. Но Танцующий жестом заставил их замолчать.

— Почему возмутились вы? Какой части вашей души пришлось не по вкусу мое сравнение? Какой демон сидит внутри вас и говорит: «Я лучше, чем эта птица! И лучше я, чем покрытый струпьями нищий, просящий милостыню на обочине дороги. И лучше я, чем вор, крадущийся в темноте, лучше, чем трусливый предатель, лучше, чем полый убийца! И уж на голову выше я тех, кого Танцующий называет погонщиками верблюдов!»

Что заставляет ваше сердце чувствовать обиду? Что толкает вас на нелепые поступки, лишь затем, чтобы другие думали о вас хорошо? Что делает вас погонщиками верблюдов, даже если вы не считаете себя таковыми?

Ученики не нашлись что ответить. И тогда снова заговорил Танцующий:

— Демон этот — чувство собственной важности. Внутри себя вы ходите высоко задрав голову, как этот павлин. И затаенно гордитесь тем, что вы не такие как все. Вы — нечто особенное. Ибо нет ни одной одинаковой песчинки в пустыне, и нет одинаковых людей в этом мире.

Даете вы каждому явлению свое название, и ставите его на ступень выстроенной в вашем сердце лестницы. И самое лучшее — стоит на самом верху.

Но истина моя шепчет мне на ухо, что все в этом мире имеет одинаковую цену. И солнце равно песчинке! Все пришло из небытия и уйдет в небытие. Не равны дела наши, но не мы сами лучше или хуже других.

Предостерегаю вас: не позволяйте чванливому павлину распускать хвост в душе вашей. Эта птица желанная добыча каждого охотника.

Не к смирению я вас призываю, но к единению с этим миром и со всей тысячей вещей этого мира.

Каждый раз, когда павлин закричит в душе вашей, вспомните о главном судье — смерти. Перед ее лицом едины глупцы и гении, нищие и цари, воры и праведники.

Пускай мерилом будут дела ваши, а не чувство собственной важности.

И когда кто-то вдруг назовет вас чванливыми павлинами, должны рассмеяться радостно вы. Или пожать плечами. Или просто пройти своей дорогой. Но не роптать возмущенно: Да как он посмел сравнить меня с павлином?!

Оставьте обидчивость погонщикам. У них не так много дел. И они всегда с удовольствием побудут центром мироздания.

Проходите мимо. У вас иная цель. И пусть вы будете мишенью для их острот. Но каждая стрела пройдет сквозь вас, не причинив вреда.

Однажды ночью Танцующего разбудил стук в дверь. Он встал с охапки шкур, служившей ему постелью, чтобы впустить нежданного гостя.

На пороге стоял человек с масляной лампой в руке. Огонек весело плясал внутри лампы, освещая измученное лицо незнакомца.

— Кто ты? — спросил Танцующий. — Зачем тревожишь меня в ночной час? Даже тому, для которого танец есть жизнь, нужно иногда спать.

— Прости меня, добрый человек, — сказал незнакомец. — Но сил нет терпеть. Не найдется ли у тебя огнива? Весь вечер я мечтаю о том, как закурю, наконец, свою трубку. Но никак не могу найти огня. Отчаявшись, я стал ходить по домам соседей. Вот зашел и сюда. У тебя есть огниво?

Рассмеялся Танцующий. И сон тут же слетел с него. Таким бодрым и веселым он не бывал даже ранним утром.

— За то, что ты так рассмешил меня, прощаю я твое ночное вторжение. И открою тебе маленькую, но обжигающую хитрость. Посмотри на свою руку. Ты весь вечер держишь в руках огонь, и не можешь его найти. И коль прошел мой сон, станцую я тебе о том, как слепые погибают от жажды, сидя на бочке с вином.