Время разбрасывать камни - Дмитрий Викторович Распопов

но я смогу жить с этим. Ты - нет. Два месяца свободы показали, что ты зависишь от него. Никто не мешал тебе прийти ко мне, попросить устроить на работу или дать взаймы в конце концов. Но нет, ты сама выбрала вернуться к нему.

- Я не знала, что он поджидает меня! Он обманом меня схватил!

- Ира, ты пошла к нему, не ко мне, - я покачал головой.

Девушка побледнела.

- Жди меня, главное не глуши машину, - приказал я и вылез с пассажирского сиденья, направившись к багажнику.

Когда Пень увидел кругом лес, он затряс головой, словно прося освободить ему рот, глаза округлились от страха. Резко запахло говном.

- Вам страшно Андрей Григорьевич? – удивился я, ища во что его замотать, чтобы самому не испачкаться и к счастью нашёл, потащив его к выкопанной мной яме опять на себе.

Он стал судорожно дёргаться, сопротивляясь, но не с его весом было это делать. Оставив его у ямы, чтобы он её видел, я поднял лом и воткнул его рядом с его ногой. Затем наклонился и развязал ему рот.

- Ваня! Ванечка! Ты что! Мы же с тобой друзья, - слова хлынули из него бурным потоком, - давай договоримся, я тебе заплачу.

- Да мне за вас уже заплатили Андрей Григорьевич, - спокойно сказал я, - Фёдор Константинович, если вы не знали, отец моей девушки Ани. Знаете, сколько интересного мы друг о друге узнали, когда я поделился однажды с ним за столом, своим пребыванием в школе-интернате?

- Пид…с! – моментально заскрежетал зубами Пень, услышав это признание, - так и знали, что КГБ-шникам нельзя доверять, только о своей шкуре думают пид…сы.

- Ну ваш Щёлоков не лучше, - отмахнулся я, - эх видели бы вы как он живёт, сказка, а не дом. Были у него?

Он подтверждающее покачал головой. Я стал описывать, что видел, а по лицу Пня становилось понятно, что он и правда там был и мои описания ему знакомы, мало того, вызывают ещё больший страх.

- Представляете, тоже предлагал помочь ему спрятать концы в воду, - я развёл руками, - хотя и не говорил, что сам во всём замешан, хорошо Фёдор Константинович меня просветил раньше. И насчёт него и этого второго из КГБ, блин забыл, фамилия ещё такая у него тупая.

- Цинёв – с…а, ещё одна кгб-ншая тварь, - озлобился мой собеседник.

- Во точно, дочь у него ещё потаскуха редкостная, - я сделал вид, что только что вспомнил эту фамилию.

- Это я её ему привёл пид…су старому, я! И вот чем эти пид…ы мне отплатили, - бесновался он от бессилия.

- А-а-а, она тоже удочерённая, типа Иры? – удивился я, - хотя какое мне дело, с...а та ещё, подставить меня хотела на Олимпиаде.

Тяжело вздохнув, я поднялся с места, подходя к нему.

- Ваня, погоди, Ванечка! – заверещал он, - слушай, я тебя могу сделать богатым! Самым богатым человеком! И не здесь, а там, за кордоном! Помоги мне выехать, и мы станем богатыми!

- Андрей Григорьевич, ну вы чего, - деланно обиделся я, - если вы о том валютном счёте в Deutsche Bank AG, то мы с Фёдором Константиновичем уже обо всё договорились. Даже Аню отдали замуж на время за немца, чтобы она доступ к счёту получила, он же на предъявителя, любой может деньги эти снять. Так что я и так богатым стану, как только она снимет деньги оттуда.

Услышав такое, Пень натуральным образом заплакал. Слёзы лились из глаз, и он пачкался лицом в свежей земле.

- С…и, всех ненавижу! С…и, - рыдал он, бессильно воя.

- Ну Андрей Григорьевич уж простите, могли сами со мной помириться, - я сделал вид, что мне его стало жалко, - мы с вами хоть и не были друзьями, но и не враждовали. Если бы не эти МУР-цы со своими допросами, я бы вообще молчал про вас и интернат.

Он словно тонущий, схватился за брошенную мной соломинку.

- Да, конечно Вань! Я ведь столько для тебя хорошего сделал! Пусть в некоторых моментах и был неправ, но и ты хорош! Натравил на меня эту проверку, чуть всю душу не вытрясли.

- Андрей Григорьевич, а вы обо мне гадости во всесоюзные газеты сочиняли, - напомнил я ему, - но я не в обиде, вы кстати слышали? Как эта тварь Брежнева на меня запала? Пришлось даже из Москвы уехать.

- Конечно Вань, - закивал он головой, - мне много чего про эту престарелую шл…у рассказывали. И как она с женой Щёлокова бриллиантами торгует, пользуясь прикрытием мужа, и про их бл..во я тоже много чего слышал.

- Эх, хороший вы человек Андрей Григорьевич, - вздохнул я, снова вставая, - но сами понимаете, я женюсь уже на немке по документам, и денежки со счёта будут у меня, пока её папочка не выйдет на заслуженную пенсию и приедет к нам, чтобы внуков нянчить.

- Ваня, - он судорожно соображал, понимал, что мой лом в руке рядом с его головой, ни к чему хорошему не приведёт, - слушай, а давай, эти деньги только нам достанутся? Я много не прошу, пусть тридцать процентов, остальное готов тебе отдать!

Я задумался, и он мгновенно понял, что это и правда его единственный шанс.

- К сожалению, я вам не верю Андрей Григорьевич, это вы сейчас такой добрый, а как станете свободным только и ищи вас, - наконец решил я, поднимая лом.

- Ваня! – заверещал он, - не губи! Всё отдам, только освободи!

- Хорошо, пусть я вам поверил. Давайте только Андрей Григорьевич проверим, насколько вы честны со мной? – я снова убрал лом к его большому облегчению, - я вам называю цифру, вы говорите следующую, если вы называете её неправильно, я вам ломаю руку или ногу? А? Как вам предложение?

Он застучал зубами.

- Девять, - назвал я первую цифру номерного счёта в Deutsche Bank AG.

- Один, - его глаза тут же стали тухнуть, когда он понял, что мне известен полный номер.

- Давайте проверим пароль? – предложил я, - кто начнёт? Я? Или вы?

- Не нужно Иван, я понял, что ты хочешь, - хрипло ответил он, - дай мне честное своё слово, что ты меня отпустишь и я скажу пароль сам.