Царство медное - Елена Ершова

– И насколько они ядовитые? – спросил Виктор.

– Примерно, как осы, – улыбнулся доктор и протянул Виктору мензурку. – Стаканчик возьмете?

Виктор молча забрал стакан.

Его вдруг обуяла страшная злость на Яна. Ведь с момента его появления проблем в жизни ученого стало куда как больше, не говоря уже о подстерегающих на каждом шагу опасностях (также и в лице самого Яна).

«Пусть сдыхает к чертям, – мстительно думал Виктор, совершая в туалете унизительную процедуру, а затем стеснительно отдавая мензурку дежурной медсестре. – Пусть сдыхает и катится к своим болотницам и ведьмам».

А он, Виктор, скоро отправится домой. Мэр как раз должен был связаться с Институтом, и скоро ученого заберут обратно в Дербенд.

Конечно, Виктор немного побаивался разговора с министерскими шишками, которые наверняка начнут расспрашивать о результатах экспедиции и будут очень недовольны отсутствием материалов, равно как и отсутствию большей части экспедиторов. Но что он мог рассказать? Бабкины сказочки, которыми вечерами пугают непослушных детишек?

«Вот не будешь слушаться, и за тобой прилетят ядовитые чудища, заберут тебя далеко-далеко на север, в вечную мерзлоту, чтобы закатать в противный кокон и сделать одним из них».

Виктор вернется домой и выкинет все свои прошлые статьи. Порвет все экземпляры книги и напишет большое опровержение. Да, это не будет красить его, как ученого. Да, это будет идти вразрез со всем, что он говорил раньше. Но видит Бог! Есть вещи, в которые лучше не вмешиваться. Люди жили бок о бок с чудовищами и до него, Виктора. Да и поверят ли ему на юге? Что скажет научный мир, услышав из уст единственного выжившего сказки о гигантских насекомых с клешнями и жалами. Саранче, насланной древним богом за человеческие грехи? Чтобы не быть голословным, надо предъявить крепкое доказательство. А чтобы предъявить доказательство, надо скрупулезно исследовать его самому.

Конечно, потом он расскажет о Дарском подразделении военным. Но лишь для того, чтобы сбросить на их мерзкие гнезда бомбы. Вот тогда и положат конец этому отродью. Не будут больше красть и закатывать в коконы невинных детей, и васпов не будет тоже. А когда умрет последний – и память о них будет стерта.

«Так и будет, – злорадствовал Виктор, наконец-то забираясь в постель в комнате, которую мэр любезно предоставил гостю. – И не останется никаких упоминаний. И всем тогда станет жить лучше. Мир станет куда чище без них…»

Так думал он, погружаясь в сон.

А снился ему дым….

…Черный дым до самого горизонта… Даже вечные хмурые тучи – наследие Сумерек – теперь полностью скрыты за его плотной завесой. Глаза разъедают слезы, в ушах – истошные крики и низкий гул моторов. Мальчик ползет по камням, обдирая колени. Он знает, что ему не убежать. Ведь они чуют… Всегда чуют терпкий запах свободы, и стекаются стаями, жадно сверкают голодными глазами. Они приносят мрак и холод. От них нет спасения.

Даже земле больно, когда по ней идут васпы…

Мальчик слышит их голоса: совсем близко, может, всего в полутора саженях. Они напоминают ровное жужжание работающих механизмов, лишены эмоций, и смысл сказанного почему-то ускользает от мальчика. Ему нужно затаиться, подождать, но растет беспокойство за сестру. Она осталась одна, в пустом доме, где-то в середине этого бурлящего пламени, за стеной зловонного дыма.

Почему дым так пахнет? Пылают бревенчатые избы, плавятся стекла окон… К горлу подкатывает тошнота. Запахи дурманят голову. И к ним примешивается еще один.

Почему-то мальчику вспоминается теплая ночь, ветви ив, склоненные к воде, прыгающие языки костра, и печеный на углях хлеб с тонкими ломтиками телячьей грудинки…

Мальчик узнает его – запах горелого мяса…

Виктор поднялся на постели, обливаясь потом. В голове еще раздавался гул моторов, к горлу подступала тошнота. Но не было ни черного дыма, ни пылающей деревни.

Странный сон.

Виктор прошлепал босыми ногами в ванную и стал пить воду прямо из-под крана. Ночной кошмар постепенно уходил в небытие, но чувство беспокойства не проходило. И вскоре ученый вспомнил, что было тому причиной.

Ян.

Теперь ему было даже неловко за те злорадные мысли, что посетили его перед сном. Анализы ничего страшного не показали, разве только чуть повышенный сахар, но и тот был в пределах нормы. Поэтому доктор просто выдал Виктору пачку таблеток и строго велел отслеживать самочувствие. И вместе с тем, как проходило опасение за собственную жизнь, так же разрасталось в душе чувство вины перед Яном.

Мысли по кругу ходили в голове Виктора. Он снова попытался уснуть, но вместо этого вздыхал, вертелся с одного боку на другой, и сон не шел.

Промучившись так без малого час, Виктор решил успокоить свою совесть. Медицинский блок находился недалеко, так что быстренько сбегать туда и обратно представилось ему делом не трудным. Заглянуть в бокс, просто посмотреть, все ли в порядке. Или на худой конец спросить о состоянии пациента у дежурной сестры.

Виктор быстро оделся и проскользнул в коридор.

Он помнил, что по пути в бокс они сворачивали налево, потом еще раз налево, а потом уже прямо по коридору и находилась дверь с нарисованным на ней красным крестом. Пару раз ему приходилось поспешно прятаться за колоннами, когда мимо проходили часовые, но лишь оттого, чтобы не возникало лишних вопросов.

В медицинском блоке стояла тишина, лишь слабо потрескивали лампы, и не было видно ни души. Виктор осторожно прошел к боксу, куда вечером занесли Яна. Никакой дежурной медсестры здесь не было, но у дверей мирно посапывали двое солдат – на всякий случай мэр приставил охрану к опасному пациенту. Никто из них не проснулся, даже когда Виктор дернул дверь. Она оказалась не заперта.

В полумраке ночника Виктор увидел пустую теперь каталку – Ян лежал на кушетке возле стены. Он по-прежнему находился без сознания. Болезненные хрипы вырывались из его легких, но становились все слабее и реже, пока вдруг Виктору не показалось, что Ян не дышит вовсе.

– О, Господи, – сказал он, а потом закричал:

– Сюда! Скорей, он умирает!

Похолодев, Виктор ворвался в бокс, но остановился, пораженный зрелищем.

Потому что в боксе Ян был не один. Возле его кушетки сидело что-то, чему Виктор сначала не мог подобрать название – оно было бело-голубым и прозрачным, так что сквозь него Виктор мог видеть белый подоконник и капельницу у кушетки.