Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II - А. Сахаров (редактор)

Россия обладала достаточными силами, чтобы справиться с Польшей, но ни Пруссия, ни Австрия этого бы не допустили. В том же 1768 г. они договорились о поддержке польского строя, что стало залогом последовавших позднее разделов Польши. Для борьбы же с Барской конфедерацией в Польшу были направлены русские войска под командованием А. В. Суворова, который действовал, как всегда, решительно, смело и быстро добился успеха.

Одним из краеугольных камней внешней политики России этого времени стала так называемая «северная система», разработанная Паниным и активно поддержанная Екатериной. Суть ее сводилась к системе договоров с протестантскими странами севера Европы, Польшей и Пруссией о взаимовыгодных условиях торговли и мореплавания и союзных обязательствах в случае военных конфликтов. В проигрыше оставалась Франция, которая с беспокойством поглядывала на все возрастающую активность России. Не довольна была и Австрия. Свои надежды на противодействие России они возлагали на Турцию, которая и так была обеспокоена событиями в Польше и нахождением там, то есть в непосредственной близи от своих границ, русских войск. Как и другие державы, Турция была заинтересована в сохранении в Польше прежних порядков и видела в действиях России прямую им угрозу. Чашу терпения турецкого правительства, постоянно возбуждаемого французским и австрийским послами в Стамбуле, переполнило восстание гайдамаков, которые под православными знаменами резали всех без разбора — католиков, евреев, татар. В конце 1768 г. от русского посла в Константинополе А. М. Обрезкова в ультимативной форме потребовали обещать вывод русских войск из Польши и отказ от защиты диссидентов. Когда же Обрезков отказался, его и других сотрудников посольства арестовали, что было равносильно объявлению войны.

Это был досадный и неожиданный для Екатерины поворот событий. Россия не была готова к войне, и почти двадцать лет спустя императрица вспоминала: «Полки были по всей империи по квартерам, глубокая осень на дворе, приготовлении никакия не начеты, доходы гораздо менее теперишного, татары на носу… План воины был составлен тако, что оборона обращенна была в наступление…» Но Екатерина не унывала, она была полна оптимизма, заражала им свое окружение и с головой ушла в новый для себя род деятельности. «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал, — писала она в одном из писем, — я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память не скоро исчезла». По словам В. О. Ключевского, Екатерина «развила в себе изумительную энергию, работала, как настоящий начальник генерального штаба, входила в подробности военных приготовлений, составляла планы и инструкции, изо всех сил спешила построить Азовскую флотилию и фрегаты для Черного моря, обшарила все углы и закоулки Турецкой империи в поисках, как бы устроить заварушку, заговор или восстание против турок…» Впрочем, контакты с православными подданными турецкого султана устанавливались уже давно, и еще в 1765 г. грек М. Capo, которого Г. Г. Орлов посылал с разведкой в Грецию, предлагал направить в Средиземное море русские военные корабли. Теперь об этом плане вспомнили.

На первом же заседании совета, созванного Екатериной по получении известия о начале войны, было решено разделить русскую армию на три части, из которых первому корпусу, численностью до 80 тысяч человек, отводилась роль наступательного. Командование им было поручено князю А. М. Голицыну, сыну знаменитого фельдмаршала петровского времени. Второй, оборонительный, корпус возглавил П. А. Румянцев. Г. Г. Орлов сразу же поднял вопрос о посылке русской эскадры в Средиземное море, и после консультаций с братом Алексеем, находившимся в это время за границей, это смелое предложение было принято. Екатерина писала: «Итак нашла я за необходимое приказать нашему войску собраться в назначенные места, команды же я поручила двум старшим генералам, т. е. главной армии князю Голицыну, а другой — графу Румянцеву; дай Боже первому счастье отцовское, а другому также всякое благополучие! „…“ Я совершенно уверена, что, на кого из моих генералов ни пал бы мой выбор, всякий бы лучше был соперника визиря, которого неприятель нарядил. На начинающего Бог! Бог же видит, что не я зачала; не первый раз России побеждать врагов; опасных побеждала и не в таких обстоятельствах, как ныне находится; так и ныне от Божеского милосердия и храбрости его народа сего ожидать».

Помимо приготовлений чисто военных было принято и еще две важные меры. Во-первых, совет при императрице стал постоянно действующим органом, в котором решались все важнейшие политические вопросы. Во-вторых, обеспечение армии и ведомых ею военных действий требовало значительных финансовых затрат, и потому было решено приступить к выпуску ассигнаций, то есть бумажных денег. Они появились в обороте уже с января 1769 г., и правительство гарантировало их хождение наравне с золотом и серебром. Вполне понятно, что эта мера имела не только военное, но и более широкое экономическое значение, делая финансовое обращение в стране более современным. Правда, пользоваться печатным станком умеренно правительство научилось далеко не сразу, поэтому происходило обесценивание ассигнаций, и к концу века за бумажный рубль давали лишь 69 копеек серебром.

Активные военные действия начались весной 1769 г., когда в апреле армия Голицына перешла Днестр и двинулась к крепости Хотин. Но Голицын проявил нерешительность. Дважды он подступал к крепости и дважды снова отступал за Днестр, так и не решаясь на штурм, хотя столкновения с турками были достаточно успешны для русской армии. Одновременно в начале года русские войска вошли в Азов и Таганрог, где началось строительство укреплений и Азовской флотилии (что было запрещено Белградским миром 1739 г.), причем Екатерина взялась за это дело с тем же энтузиазмом, с каким когда-то им занимался Петр Великий. Наконец в августе Голицына было решено заменить Румянцевым, но прежде, чем замена была осуществлена, Голицын в начале сентября все же нанес туркам решительное поражение и взял Хотин. В Петербурге его ждал фельдмаршальский жезл, а сменивший его Румянцев продолжил наступление и захватил Яссы. Результатом было освобождение от османов всей Молдавии и взятие в ноябре Бухареста. Екатерина называла себя «новой молдавской княгиней» и не без основания ожидала новых побед русского оружия. Удача ей сопутствовала.

Первым по значимости событием нового, 1770 г. было успешное завершение средиземноморской эпопеи. После долгого плавания, в течение которого Екатерина не раз получала неутешительные известия о состоянии флота, 24-26 июня русская эскадра под командованием А. Г. Орлова и адмирала Г. Г. Спиридова одержала блестящую победу над превосходящим ее почти вдвое турецким флотом в Чесменской бухте. Победа эта превзошла все самые смелые ожидания императрицы, и в восторге она писала Вольтеру: «Мой флот… под командою графа Алексея Орлова, разбив неприятельский флот, сжег его совершенно при порте Чесменском… Около ста кораблей разного рода превратились в прах… Я всегда говорила: эти герои рождены для великих дел… Огонь был страшный с той и другой стороны в продолжение нескольких часов. Корабли подходили друг к другу так близко, что ружейный огонь смешивался с огнем из пушек… Граф Орлов сказывал мне, что на другой день после сожжения флота он увидел с ужасом, что вода очень небольшого Чесменского порта побагровела от крови, столько там погибло турок».

Через месяц, 21 июля, небольшой отряд русской армии под началом Румянцева численностью не более 25 тысяч человек нанес сокрушительное поражение 150-тысячной турецкой армии на реке Кагул. В июле-октябре русской армией были взяты крепости Измаил, Килия, Аккерман, Бендеры. В 1771 г. русские войска под командованием князя В. М. Долгорукова вторглись в Крым. Отторжение его от Турции, а по возможности и присоединение к России уже в это время стало целью Екатерины. Долгорукий за несколько месяцев захватил основные стратегические пункты полуострова и тем самым сделал Крым безопасным для России, навсегда покончив с опустошительными набегами крымцев на русские земли, доставлявшими много неприятностей правительству еще и в середине XVIII столетия.

«Когда был мир, — писала Екатерина Вольтеру в августе 1770 г., — я думала, что это верх счастья. Теперь у меня почти два года война, я вижу, что ко всему можно привыкнуть. Право, и война представляет свои хорошие минуты. Я нахожу в ней тот великий недостаток, что она мешает любить ближнего, как самого себя. Прежде я привыкла думать, что непохвально делать зло людям; теперь же несколько утешаюсь, говоря Мустафе: Жорж, ты сам желал этого[20].

И после такого размышления, я бываю почти так же весела, как перед тем». Однако дела были совсем не так хороши. Во-первых, сама война была для России очень тяжелым бременем. Во-вторых, сколь блистательные победы ни одерживали бы екатерининские полководцы, было ясно, что крупные европейские державы не дадут в полной мере насладиться их плодами. Вот почему уже в 1771 г. русское правительство стало нащупывать почву в поисках мира. Надежд на то, что удастся уговорить Турцию, было мало, необходимо было нейтрализовать тех, кто стоял за ее спиной, то есть Францию и Австрию. Тогда, лишившись поддержки, турки стали бы более сговорчивы. Но отношения с Францией были прохладными еще с елизаветинских времен[21], а Австрия была крайне раздражена разрывом Россией союзного договора. И тут в дело вступила Пруссия, почувствовавшая возможность усилить свое влияние за счет испытываемых Петербургом трудностей.