Приключения в стране тигров - Луи Буссенар

Парижанин тут же достал свой превосходный нож с пилкой, шилом, пробойником, маленьким секатором и широким клинком и приступил к разделыванию туши.

Поскольку не было смысла пытаться сохранить шкуру, превратившуюся в лохмотья на морде и на затылке, операция заняла не более четверти часа.

— Вот нам постелька, — сказал Фрике, быстро сворачивая шкуру. И добавил, ловко отрезав от туши кусок мяса: — А вот и жаркое. Теперь галопом к поляне. У нас всего три четверти часа до темноты.

С помощью маленького бирманца юноша быстро набрал огромную вязанку сухих веток, укрепил две рогатины для вертела, опытной рукой быстро разжег костер, побежал к ручью и налил во фляжку, где уже не было кофе, воды. Затем, присмотрев красивое коричное дерево[88], отломил тонкую пахучую ветвь, на которую нанизал свой шашлык, и, подождав, пока прогорят дрова, положил вертел на рогатины.

Некоторые гурманы[89], не отягощенные предрассудками, утверждают, что мясо крупных хищников из семейства кошачьих, хотя и не идет ни в какое сравнение с мясом травоядных, вполне съедобно и даже обладает своеобразным, не лишенным приятности вкусом.

Солдаты нашего экспедиционного корпуса в Африке не раз получали добавку к своему пайку в виде мяса пантеры, подстреленной ловким охотником. Утверждают, что это было очень вкусно — пальчики оближешь.

И царю зверей была оказана честь побывать в полковых котлах. Те, кому доводилось пробовать это мясо, дружно его хвалят, говоря, что оно весьма разнообразило скудный рацион.

Справедливости ради надо сказать, что у наших солдат в Африке были такие специи, которые доступны не всякому: их кушанья были приправлены молодостью и острым чувством голода после марш-броска в полной выкладке. Чего только не станешь есть в таких обстоятельствах, особенно если полевая кухня задержится.

Итак, мясо хищников можно есть[90], пусть без большого удовольствия, но и без отвращения.

Вот и Фрике приступил к своему шашлыку так, как это может сделать двадцатидвухлетний юноша, пообедавший одной галетой, а затем три часа бродивший по лесу.

Хладнокровно поглощая обугленные с одной стороны и кровоточащие с другой куски мяса, не вспоминая о том, что для некоторых любителей вкусно поесть еда без соли немыслима, он с одобрением взирал на маленького товарища, поедавшего свою порцию с таким же рвением и быстротой.

Когда оба насытились, Фрике, набравший вполне достаточное количество дров, расположил их таким образом, чтобы костер мог гореть достаточно долго сам по себе; затем расстелил на земле окровавленную шкуру тигра, подсыпал вокруг нее земли, чтобы сделать небольшую насыпь, зарядил ружье, положив его так, чтобы было под рукой, воткнул в землю нож, завел часы и, положив мальчика на прекрасный, мягкий, как атлас, меховой покров, растянулся рядом.

Как все тонко организованные натуры, парижанин, хоть и устал, не смог заснуть сразу и долго лежал, прислушиваясь к шумам и шорохам в джунглях. Что и говорить, обстоятельства ко сну не располагали: то была подлинная симфония в исполнении бродячих виртуозов — ночных хищников, вышедших на охоту.

Только к полуночи Фрике наконец задремал, прослушав завывание шакала, тявканье лающего оленя, рычание тигра, ворчание черной пантеры, крик лося и уханье совы.

К великому своему удивлению, он услыхал также рев дикого слона, которого бирманцы называют, пользуясь звукоподражатальным словом, просто «бооль».

Судя по всему, лесных великанов было много, ибо их «бооль» раздавался часто и с разных сторон.

Сон сморил молодого человека как раз тогда, когда он предавался размышлению, насколько рев слона, слышный издалека, похож на далекий разрыв снаряда крупного калибра.

Ночь прошла благополучно. Костер потух, но хищники держались на почтительном расстоянии от двух друзей: их отпугивал резкий запах свежесодранной шкуры тигра.

Фрике, проснувшись от первых лучей солнца, с поляны сумел разглядеть, в какой стороне поднимается светило, и соответственно определить свое местонахождение.

Помня, что река Ян, на которой бросил якорь шлюп, течет с юга на север, он понял, что двигаться надо на запад.

Однако выбор правильного направления еще ничего не решал, поскольку Фрике предвидел, что придется столкнуться с теми же затруднениями, что и накануне.

Если бы предстояло идти по открытому пространству или хотя бы по такому лесу, в котором проглядывает солнце, то ничто не могло бы помешать путникам придерживаться заданного направления — за неимением компаса, само солнце направляло бы их. Но, к несчастью, им предстояло вновь углубиться в тектоновый лес, а листва тиковых деревьев, как уже было сказано, совершенно не пропускает солнечных лучей.

«Допустим, я попытаюсь идти по прямой, — размышлял Фрике, — но что из этого выйдет? Обязательно начну забирать вправо. Не пройдем и километра, как начнем описывать кривую. Предположим, я буду стараться сам сворачивать налево, чтобы избежать уклона, но в этом случае я могу забрать влево больше, чем нужно. Тем не менее надо идти; к тому же по пути я могу и даже обязан встретить ручей, впадающий в Ян».

Этот план был превосходен, потому что при невозможности следовать в нужном направлении действительно мог спасти какой-нибудь ручей. Тогда им останется только идти вниз по течению до места, где он впадает в реку, а затем уже двигаться вдоль реки, зажигая по ночам костры, а днем стреляя из ружья: над водой эхо разносится гораздо дальше, чем в лесу.

Услышав звук выстрелов, на шлюпе поймут, что Фрике надо искать вдоль реки, и сделают несколько заходов вверх и вниз по течению.

Однако идти вдоль берега тропической реки — задача не из легких, так как именно на этих узких полосках земли, пропитанных влагой и прожаренных солнцем, буйство растительности превосходит всякое воображение.

Впрочем, Фрике был не из тех, кто склонен чрезмерно задумываться о грядущих затруднениях. Убежденный в том, что его маленький спутник сможет выдержать еще один день пути, ибо по выносливости даст несколько очков вперед взрослому мужчине, парижанин смело покинул поляну и решительно углубился в тектоновый лес.

Как опытный путешественник, он знал, что необходимо беречь силы, а потому двигался неторопливо, без суеты, свойственной неопытному пловцу, заплывшему слишком далеко и стремящемуся вернуться на берег: чем судорожнее он гребет, тем быстрее выдыхается.

Ведь и сам парижанин нырнул в океан зелени, как в воду; надо было действовать, используя все свои возможности, но соблюдая предельную осторожность, ибо на кон поставлена жизнь.