Трудный переход - Мулдаш Уналбаевич Ерназаров

Из толпы вышел Караман:

— Я могу прочесть.

— А, прихвостень красной юрты! — зашипел Алдажар. — Это там тебя научили читать кафырские слова!

Молдабай поднял руку, успокаивая взволновавшуюся вновь толпу:

— Сами решайте, читать ли ему эти слова правды?!

— Читай, читай! Пусть читает! — зашумели степняки.

С каждой строчкой, которую произносил Караман, светлели лица самых недоверчивых. Каждое предложение встречалось одобрительным гулом.

— Считайте наши переговоры оконченными, — вставая с ковра, сказал Кенес Казакбаев поникшему баю. За ним встали все остальные и прошли в юрту Карамана. Алдажар с семьей остался под охраной.

Нескончаемо длинной показалась эта ночь: люда Молдабая, переходя из юрты в юрту, разъясняли степнякам политику партии и Советской власти. Ермеков и Казакбаев с нетерпением ждали утра. В эти тревожные часы Караман рассказал Молдабаю о странном исчезновении своих друзей Казамбая и Тышканбая. Ермеков насторожился:

— Этим нужно заняться немедленно, — сказал он Караману и подробнее расспросил обо всех обстоятельствах дела.

Этой же ночью прибыл последний кош Алдажара. Аулы облетела страшная весть: в пути, остановившись на привал, чабаны увидели два небольших свежих холмика. Это не удивило их, но когда сторожевые собаки начали с воем рыть землю, чабаны, заинтересовавшись, раскопали холмы и увидели два изуродованных трупа. Это были останки Казамбая и Тышканбая.

С первыми лучами солнца кочевники и прибывшие представители власти собрались в ауле Алдажара.

— Товарищи! — обратился к собравшимся Казакбаев. — Десять лет назад революция, начавшаяся в России, принесла свободу и казахскому народу. Но до сих пор вас грабили и обманывали баи. Настало время покончить с этим. Органы Советской власти вынесли решение: конфисковать скот и имущество баев, нажитое вашими руками и потом. Алдажар, Барлыбай и другие баи будут высланы туда, где их научат работать и жить своим трудом. Теперь вы сами хозяева своей земли, своего скота. Каждый из вас будет трудиться и получать за свой труд.

Гул одобрения прошел по толпе. Кто-то из степняков выкрикнул, обращаясь к Алдажару:

— Собака! Да покарает тебя аллах! Всех нас сбил с толку! Чтоб ты подох, старый пес!

Ермеков поднял руку, призывая к спокойствию. Остаток прошедшей ночи он провел за расспросами об исчезновении и убийстве чабанов. Но ему пока не удалось выявить руководителей и исполнителей кровавой драмы в степи. С горечью рассказал Молдабай кочевникам о мучительной гибели Казамбая и Тышканбая. Толпа угрожающе придвинулась к баям, милиционеры с трудом удержали ее от самосуда.

Алдажар и Барлыбай сидели рядом. Круглое, заплывшее лицо Барлыбая смертельно побледнело. Сознание его помутилось: не помня себя, не видя никого вокруг, он запричитал:

— О аллах, неужели на старости лет мне суждено лишиться единственного сына. О всемогущий, если я в чем-то виноват, то виноват только перед тобой! Спаси моего мальчика…

Барлыбай, словно во сне, поднялся с земли и, сжав руками виски, тяжелыми неверными шагами направился в сторону своей юрты. Но вдруг неестественно изогнулся, схватился за сердце и, как подкошенный, грузно повалился на землю. Когда Еркебай подбежал к отцу, тот был уже мертв.

Казакбаев и Ермеков переглянулись: как отреагируют люди на неожиданную смерть бая. У тела Барлыбая засуетились его родственники, заплакали жены, но остальные кочевники стояли в мрачном молчании. Разрывая гнетущую тишину, раздался яростный выкрик:

— Злодеи, аллах все видит! Вот он и покарал одного из этих кровопийц. Чего мы ждем? Нужно прикончить и другого пса!

Толпа возбужденно зашумела:

— Правильно! Сколько несправедливости и крови на их грязных руках!

— Всю жизнь угнетали нас! Будьте вы прокляты! Злодеи!

Кенес, понимая, что все это может плачевно закончиться для Алдажара, обратился к народу:

— Остановитесь! Выслушайте меня! Ваш гнев справедлив, много выпало на вашу долю страданий, горя и издевательств. Но мы не вправе сами вершить суд над баями и их приспешниками. Их покарает Советская власть, наш, народный суд, по нашим справедливым законам. Успокойтесь, преступники не уйдут от возмездия!

Когда волнение утихло, он вновь обратился к степнякам:

— Мы просим оказать нам помощь в учете и конфискации скота и имущества баев Алдажара и Барлыбая.

Уполномоченные, окруженные чуть ли не всем аулом, приступили к конфискации.

Молдабай сам занялся расследованием дела по убийству чабанов Казамбая и Тышканбая. Он еще и еще раз анализировал, кто же мог совершить такое тяжкое преступление: бай Барлыбай в последние минуты жизни упоминал имя сына, а старшина Сайлыбай подтвердил, что он действительно послал чабанов вдогонку кошу Карамана с поручением. Среди чабанов ходили упорные слухи, что это дело рук баев и их сторонников.

Кочевники негодовали. По всей степи только и говорили об этом убийстве. Многие приходили к Ермекову и требовали немедленного ареста байских сынков, удивлялись его медлительности. Но достаточных улик против Еркебая, веских доказательств и информации о том, сколько было участников убийства и какова их роль в совершенном преступлении, у Молдабая не было.

Конфискация шла полным ходом, простые кочевники, поверив и удостоверившись в правоте проводимых Советской властью мероприятий, ликовали. Опыт и чутье подсказывали Ермекову: именно сейчас возможна добровольная явка с повинной какого-нибудь участника преступления.

Шел последний день конфискации. В каждом ауле был устроен той, на который приглашали уполномоченных и работников милиции. Молдабай мягко отказывался от приглашений. Он еще и еще раз просматривал материалы, сопоставлял факты, вызывал нужных ему людей. Его размышления прервал приход юноши.

— Я знаю убийц, — голос юноши дрожал от волнения, он нервно мял в руках шапку. — Это Еркебай и его джигиты. Я могу перечислить их всех поименно. Еркебай не говорил нам, куда мы едем… А потом в степи мы встретили Казамбая и Тышканбая. Их убили Еркебай и его дружки. Привязали арканами к коням и тащили на полном скаку по земле. Джигиты храбро вели себя перед смертью: они плевали байскому сыну в лицо и говорили, что конфискация все равно будет проведена, а Советская власть отомстит за них.

— Простите меня, агай! — юноша упал на колени. — Я не виноват, я был только коноводом у Еркебая. Он всем нам пригрозил расправой.

Молдабай поднял юнца с пола юрты, жестом показал ему на стул и внимательно посмотрел на джигита. «Сколько невинных людей стали жертвами этих негодяев, — подумал он. — Вот и этот, ведь сопливый совсем еще, а стал соучастником. И до конца своих дней будет помнить об этом».

Видя, как волнуется и жмется от страха юноша, Ермеков спокойно сказал:

— Да не дрожи ты так! Будь джигитом! Мы во всем разберемся.

Юноша порывисто вскочил:

— Только поспешите. Они убежали прямо с похорон бая Барлыбая. Сели на коней и ускакали.

— Так что же ты мне сразу не сказал? Кто-нибудь поехал