Михаил Строгов (сборник) - Жюль Верн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возница, добродушно улыбаясь, поглядел на молодую девушку.
– И куда это вы идете? – спросил он, уставив на нее свои круглые, добрые глаза.
Этот голос показался Михаилу знакомым. Он положительно где-то слышал его. Да, конечно, по одному этому голосу он узнал возницу, и лицо его прояснилось.
– Ну так куда же вы идете? – повторил тот свой вопрос, обращаясь на этот раз прямо к Михаилу.
– Мы идем в Иркутск, – отвечал тот.
– Ого! Видно, ты, батюшка, не знаешь, сколько верст-то до Иркутска?
– Знаю.
– И идешь пешком?
– Пешком.
– Ну ты еще ничего, а барышня-то как же?
– Это моя сестра, – поспешил назвать ее этим именем Михаил.
– Да, сестра твоя, батюшка! Но поверь мне, ведь ей ни за что не дойти до Иркутска!
– Послушай, друг, – отвечал Михаил Строгов, подходя к нему. – Татары нас ограбили, что называется, дочиста, у меня нет ни копейки, чтобы тебе заплатить. Но если бы ты был так добр, посадил бы к себе мою сестру! Я пошел бы пешком, даже, если нужно, побежал бы! Я не задержал бы тебя ни на час…
– Брат! – воскликнула Надя. – Я не хочу… я не хочу! Послушайте, мой брат слепой!
– Слепой? – переспросил молодой парень, сочувственно поглядывая на Михаила.
– Татары выжгли ему глаза! – отвечала Надя.
– Выжгли глаза? Ах бедняга! Я еду в Красноярск. Садись и ты вместе с сестрой в мою бричку. Ничего, малость потеснимся, да зато все втроем усядемся. Собака пусть бежит. Только предупреждаю, я еду тихо, боюсь замучить лошадь.
– Как тебя зовут? – спросил Михаил.
– Меня-то? Николаем Пигасовым. А что?
– Я никогда не забуду твоего имени, – отвечал Михаил.
Кибитка тронулась. Лошадь, совсем не понукаемая Николаем, бежала иноходью. Если Михаил Строгов ничего не выигрывал во времени, то зато Надя могла хоть немного отдохнуть. И действительно, усталость молодой девушки была так велика, что, убаюканная равномерной тряской телеги, она заснула как убитая.
Михаил с Николаем уложили ее как только могли покойнее и удобнее. Добрый парень совсем расчувствовался.
– Какая она красавица, – сказал он.
– Да, – отвечал Михаил Строгов.
– Ну, батюшка, ведь это того, уже очень храбро! А если так посмотреть на них, какие эти малютки хрупкие да слабые! А вы издалека идете?
– О да, издалека.
– Бедные! Небось тебе было больно, когда глаза-то жгли?
– Конечно, больно, очень больно, – отвечал Михаил.
– Ты не плакал?
– Плакал.
– Я бы тоже заплакал. Подумать только, что никогда не увидишь тех, кого любишь. Но зато они вас видят. Это, пожалуй, тоже утешение.
– Да, может быть! Скажи мне, приятель, – спросил его Михаил Строгов, – тебе никогда не приходилось встречаться со мной где-нибудь?
– С тобой, батюшка? Нет, никогда.
– Видишь ли, я спрашиваю оттого, что твой голос мне кажется знакомым?
– Посмотрите-ка! – воскликнул смеясь Николай. – Он знает мой голос! Быть может, ты спрашиваешь это нарочно, чтобы только узнать, откуда я еду? Что же, я скажу тебе. Я еду из Колывани.
– Из Колывани? – в свою очередь, воскликнул Михаил. – Ну, значит, я там тебя и видел. Ты был на телеграфной станции?
– Очень возможно, – отвечал Николай. – Я там жил и служил чиновником.
– И ты оставался на своем посту до последней минуты?
– Гм! В эту-то минуту мне и надо было там быть.
– Это было в тот день, когда двое иностранцев, англичанин и француз, поспорили с деньгами в руках, желая один опередить другого у аппарата, и англичанин телеграфировал первые стихи из Библии.
– Может быть, батюшка, все может быть, только я этого что-то не помню.
– Как ты этого не помнишь?
– Я никогда не вникаю в смысл телеграмм, которые мне приходится отправлять. Мой долг – забывать их как можно скорее.
Этот ответ вполне обрисовывал, что за человек был Николай Пигасов.
Кибитка между тем понемножку подвигалась вперед. Михаилу Строгову желательно было бы ехать поскорее, но Николай и его лошадь, как видно, не привыкли торопиться. Лошадь три часа бежала, затем час отдыхала, и так продолжалось день и ночь. Во время остановок лошадь паслась, путешественники закусывали в обществе Серко. Телега была снабжена провизией, по крайней мере, человек на двадцать, и Николай радушно угощал ею своих новых знакомых. После целого дня отдыха силы понемногу стали возвращаться к Наде. Николай все время следил за тем, чтобы ей было удобно и покойно.
22 августа кибитка подъехала к селу Ачинску, находившемуся от Томска в ста восьмидесяти верстах. До Красноярска оставалось еще сто двадцать верст. За шесть дней, что они были вместе, Николай, Михаил Строгов и Надя нисколько не переменились. Один был по-прежнему невозмутимо спокоен, двое других, напротив, постоянно тревожились, думая о том, что вот скоро настанет та минута, когда возница покинет их. Михаил Строгов видел все глазами Николая и молодой девушки. Оба по очереди описывали ему подробно и местность, и все, что встречалось им на пути. Он знал, когда они проезжали через лес, когда через равнину, когда в степи виднелась избушка или на горизонте показывался какой-нибудь сибиряк.
В разговорах своих Николай был неутомим – он любил рассказывать, и его приятно было слушать. Однажды Михаил Строгов осведомился у него, какова погода.
– Ничего, хорошая, батюшка, – отвечал тот. – Ведь теперь стоят последние красные деньки. В Сибири осень очень коротка. Не заметим, как наступят и первые морозы. Пожалуй, как начнутся дожди да ненастья, татары засядут себе на зимние квартиры да дальше никуда и не двинутся.
Михаил Строгов с сомнительным видом покачал головой.
– Ты не веришь? – спросил Николай. – Ты думаешь, что они пойдут на Иркутск?
– Я боюсь, что это так будет, – отвечал Михаил.
– Да, пожалуй, ты и прав… У них есть один такой нехороший человек, он не даст им зазябнуть по дороге. Ты слышал про Ивана Огарева?
– Слышал.
– А знаешь, ведь это прямо подло, предавать свое отечество!
– Да… подло… – отвечал Михаил, стараясь не выдать своего волнения.
– Знаешь, батюшка, – заговорил Николай, – я нахожу, что этот негодяй мало возмущает тебя. По-моему, сердце каждого русского, в чьем присутствии произносится имя Ивана Огарева, должно разрываться на части от негодования!
– Верь мне, – отвечал Михаил, – я ненавижу его так, как ты никогда не смог бы его ненавидеть.
– Это невозможно, – сказал Николай. – Нет, это невозможно! Когда я думаю об Иване Огареве, о том зле, которое он сделал нашей святой Руси, я прихожу в такую ярость, что если бы он попался мне в руки…
– Если бы он попался тебе в руки?..
– Я думаю, что я убил бы его!
– А я так не думаю, а уверен в этом, – спокойно отвечал Михаил Строгов.
Глава VII. Переправа через Енисей
25 августа, под вечер, кибитка подъехала к Красноярску.
С тех пор, как они выехали из Томска, прошло восемь дней.
К счастью, о татарах ничего еще не было слышно, ни один разведчик еще не попадался им на пути. Это должно было показаться довольно странным, очевидно, какая-нибудь серьезная причина задержала эмира в Томске и помешала ему идти на Иркутск.
Конец ознакомительного фрагмента.
Сноски
1
Стихи Беранже. Перевод В. Курочкина.
2
Владыка.
3
Персидская монета.
4
Фируза (перс.) – поделочные камни, бирюза.