Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка - Зоя Воскресенская

У Антошки голова шла кругом. «Ну чего проще и лучше объединить все усилия против общего врага! Как это люди понять не могут!»

— Хватит вам про политику говорить, — сказала решительно фру Эдит. — У нас сегодня дела поважнее. И что это делается? — вздохнула она. — Стоит двум мужчинам собраться, как у них уже парламент.

— Зато стоит двум женщинам сойтись, как у них уже ярмарка, — в тон ей ответил Карлсон.

Все уселись за стол.

— Сегодня у нас помолвка Клары и Свена, — сказала фру Эдит. — Сегодня мы принимаем в нашем доме будущего мужа Клары. Выпьем за их здоровье, за их молодое счастье.

— А что такое помолвка? — тихо спросила Антошка Еву. — Это свадьба?

— Нет, что ты! Сегодня Клара и Свен объявляют себя невестой и женихом, а свадьба будет лет через шесть.

Антошка даже поперхнулась.

— Лет через шесть? — поразилась она.

— А как же иначе? — спросила фру Эдит. — Мы не богачи, и разве вы видели когда-нибудь, чтобы в скворечнике было два гнезда и чтобы седой скворец кормил своих взрослых птенцов?

— Но почему же надо ждать шесть лет? — не унималась Антошка.

— Шесть лет Кларе и Свену понадобится на то, чтобы обзавестись хозяйством. Вот смотрите. — Фру Эдит вынула из комода тетрадь в клеенчатом переплете и протянула ее Антошке.

Это была та самая тетрадь, над которой о чем-то тихо спорили Клара и Свен.

— Здесь все записано, что надо купить, — продолжала фру Эдит, — и если, бог даст, Клару не уволят из цветочного магазина, а Свен будет продолжать работать на почтамте, за шесть лет они накопят все, что нужно для порядочной семьи.

Антошка листала тетрадь: столы, стулья, посуда, белье, радиоприемник, кастрюли, ножи, вилки, швабры и даже коврик вытирать ноги.

— Мы с Карлом справились за четыре года, — продолжала фру Эдит, — но для этого он ушел в двухлетнее плавание, чтобы побольше заработать, а я на фабрике стала лучшей работницей.

Антошка продолжала листать: подсвечники, семейные альбомы, электрический утюг, диванные подушки…

— Ой, как скучно! — вырвалось у нее. И тут же отругала себя: «Дуреха, бестактная дуреха!», но было уже поздно.

— Что вы? — искренне удивилась Клара. — Это так интересно! Мы будем откладывать деньги каждую получку и лет через пять, а возможно, и раньше наймем квартиру и начнем бегать по магазинам, покупать красивые модные вещи и завозить их в наше гнездо. Все будет новое, блестящее, ни одной старой вещи. После свадьбы Свен наденет новый костюм, я — нарядное платье и туго накрахмаленный передник, я приготовлю обед в новых кастрюлях для своего мужа, подам его на свежей скатерти, а после обеда мы будем пить из маленьких чашечек кофе.

— «Экта кафе», — вздохнула фру Эдит.

— Да, натуральный кофе. Я смелю его на новенькой мельнице… Ах! — Клара в ужасе прижала руки к груди. — Свен, мы не записали кофейницу! — Она выхватила из рук Антошки тетрадь и стала быстро-быстро листать. — Так и есть. Забыли кофейницу.

Свен вынул из нагрудного кармана ручку, Клара аккуратно вписала кофейницу и снова повеселела.

— Папа с мамой придут к нам в гости, я буду угощать их, и для отца куплю лучший трубочный табак. На дверях нашей квартиры будет висеть дощечка: «Фру ок герра Юнссон», и это будем мы со Свеном.

Антошка подсчитала: Кларе сейчас восемнадцать лет. Через шесть лет ей будет уже двадцать четыре. «Она будет уже немолодая», — вздохнула Антошка.

Фру Эдит подкладывала гостям угощение.

— Вот, пожалуйста, треска по-норвежски, пальчики оближете.

Кристиан положил себе в тарелку кусок белой как снег трески.

— Треска-то это норвежская, — заметил он. — Ваше правительство закупает у Квислинга рыбу, а взамен дает материалы для строительства военных заводов. Норвежские рыбаки стали забывать вкус рыбы.

— Ну, мы за действия нашего правительства не отвечаем, — сказал Карлсон, — а треску эту нам по карточкам дают.

— Ой, что я вам сейчас расскажу! — щебетала без умолку Клара. — Вчера Свен пригласил меня в кино… Что я тебе ответила, Свен?

Свен пожал плечами.

— Ты спросила меня, сколько я собираюсь израсходовать на билеты. Я сказал, что куплю лучшие места по кроне.

— Что я сделала?

— Ты отобрала у меня деньги.

Все рассмеялись.

— Да-да, — подтвердила Клара, — я сказала, что положу две кроны на сберегательную книжку. Это приблизит день нашей свадьбы. И мы отлично погуляли по улицам и даже не соблазнились зайти в кафе и съесть по порции мороженого. Ведь мы отлично с тобой погуляли, не так ли? — спросила Клара.

— Да, — вздохнул Свен, — прогулка была отличная.

— Я теперь буду каждый день есть мороженое, — сказала решительно Клара. — Самую маленькую порцию. Представлю себе, что съела, и отложу двадцать эре — это хоть на пять минут приблизит нашу свадьбу.

— А я после работы буду развозить срочные телеграммы. Мне обещали за это десять крон в неделю.

— Десять крон! — одобрила фру Эдит. — Это очень благоразумно, десять крон на дороге не валяются.

Антошка подавила вздох и подумала о том, что она помнит себя маленькой в бабушкиной комнате, разделенной легкой перегородкой на две. В одной комнате жили папа с мамой, а в другой бабушка с Антошкой. Папа всегда старательно наглаживал свои брюки, когда они с мамой шли в театр, а мама так умела накрахмалить и выутюжить свою праздничную голубую блузку, что она сверкала, как новая. И разве папа с мамой любили друг друга меньше оттого, что у них не было коврика у двери вытирать ноги, и бабушка готовила отличный борщ в старой помятой кастрюле. Зато, когда папа закончил институт, он купил на свою первую зарплату такие чудесные лаковые «лодочки» маме, что мама танцевала от радости. Все соседи по квартире пришли смотреть на них и говорили, что у Лизы хороший муж и что она в этих туфлях будет самая красивая в театре. Антошка тоже любовалась мамиными туфлями, которые блестели, как новые галоши, только были на каблуках. И еще помнит Антошка, как они отправились с папой и мамой на первомайскую демонстрацию. Папа нес ее на плече, у Антошки в руках были три разноцветных шарика, улицы звенели музыкой. Антошка сидела на папином плече и ела мороженое. Ей было тогда шесть лет. И если бы папа с мамой ждали шесть лет, то не было бы этих замечательных дней, потому что самой Антошки не было бы на свете — папа с мамой покупали бы все новые и новые кастрюли.

Ева прижалась к Антошке.

— Смотри, какие они счастливые, но я решила на будущий год пойти работать и сразу начну откладывать себе на свадьбу. Клара тоже могла бы сделать это раньше.

— А теперь выпьем за вашего сводного брата — за Улафа, — поднял бокал Карлсон. — Он через несколько дней станет солдатом. Пожелаем ему удачи в ратном деле. — Он хлопнул Улафа по плечу.

— За победу! — ответил Улаф. — Сколь![4]

— Смерть фашизму! Сколь! — воскликнул Кристиан.

Все стоя выпили.

— Что ты такой сегодня сумрачный? — спросила фру Эдит мужа.

— Налей мне еще, — подставил стакан Карлсон.

Он не хотел огорчать в этот вечер жену и дочерей, не хотел сказать им, что за тайный провоз беглецов из гитлеровского плена пароходная компания уволила его с работы. Пока он устроится на работу, Кларе не придется откладывать деньги на свадьбу.

— Еще налей! — протянул он стакан.

СЖАТЫЙ КУЛАК

Декабрьский день в Швеции короток. Подслеповатый туманный день сменяется синими сумерками. Солнце, не успев разогреться, прячется за горизонт. И тогда в окнах домов зажигаются красные рождественские звезды и сквозь изморозь стекол трепещут и расплываются разноцветные огоньки елок. Освещенные квадраты окон уходят ввысь и теряются в туманной мгле.

Сейчас зимние каникулы, и ребята пользуются каждым светлым часом, чтобы покататься на коньках и на лыжах. И у Антошки сегодня первый день школьных каникул. Она вывезла во двор санки. Скучно! Три года назад во время каникул она была на елке в Колонном зале, потом в клубе на папиной работе, ходила с мамой в Художественный театр, смотрела «Синюю птицу», и до упаду каталась на коньках в Парке культуры. В Москве сейчас, наверно, никаких елок нет — идет война. А в Швеции и в мирное время не устраивают для ребят никаких елок во дворцах и парках. «Устраивали бы каждый год елку в королевском дворце, — думает Антошка, — и ребята повеселились бы, и королю было бы, наверно, интересно. А то стоит огромный дворец, пустой, с гулкими залами, и никому пользы не приносит».

Из второго подъезда выбежала Ева. В брюках и свитере она была похожа на мальчишку.

Антошка пригласила Еву к себе на санки. Ледяная горка спускается прямо со двора к шоссейной дороге, а за дорогой — железнодорожная станция.

Полозья завизжали по льду, и санки помчались вниз так, что дух захватывало; струи холодного воздуха выбивали из глаз слезы. У самого шоссе Антошка затормозила: к станции подходил длинный товарный поезд. На платформах под брезентовыми чехлами, присыпанными снегом, топорщились, выступали железные фермы, дула пушек, крылья самолетов. Через каждые две-три платформы вагон с солдатами.