Мальчик, который умел летать - Гала Рихтер

Тимур озабоченно на меня смотрит.

— Все серьезно, да?

— Что? — не понимаю я. Тимур вздыхает и начинает объяснять как маленькому:

— С Айше все серьезно? Нравится она тебе?

Еще больше краснею.

— Нет! Да. Наверное.

Смешно это со стороны. Я в этом не разбираюсь. Я же калека. Был.

Тим кладет мне руку на плечо.

— Не переживай. Так бывает. Поехали уже, пора. По дороге к моим заскочим, я молоко отдам.

Жарко сегодня. После Замка жара кажется нереальной. Я радуюсь тому, что я в нормальной одежде.

Странно это — идти по городу и не ловить на себе взглядов. Никто не показывает пальцем. Никто не жалеет. Просто иду, как все идут. Иногда по привычке начинаю горбиться, но выпрямляюсь, как только это замечаю.

В магазине Тимур покупает молоко, а я застываю около прилавка с мороженым. Я его ел всего раз пять за последние годы.

— Кир, пойдем, — доносится от кассы. Я нехотя отрываюсь от созерцания мороженого и сглатываю слюну.

Пару остановок проезжаем на трамвае, выходим у перехода метро. Тимур тянет меня к одной из девятиэтажек.

— Пошли, молоко надо занести, а то скиснет.

У входа в подъезд я застываю.

— Чего еще, Кир? — раздраженно бросает Тимур.

— Я тут подожду.

— С фига ли? Пошли, там никто не кусается, даже сеструха в последнее время исправилась.

Мотаю головой. Мне страшновато. Почему-то кажется, что родственники Тима заметят, что на мне его старая одежда и будут задавать вопросы.

Тимур набирает код двери и без лишних слов заталкивает меня в подъезд.

— Не дури, — говорит он строго, — Старше меня, а ведешь себя, ну ей-богу, Кир, как ребенок. У меня племянник такой, но ему-то пять лет, а тебе пятнадцать.

— Четырнадцать, — не задумываясь, поправляю я. Пятнадцать в октябре будет.

— Один фиг, — машет рукой Тимур, — Детский сад, старшая группа.

Мы едем в лифте на девятый этаж. На лестничной площадке есть окно. Пока Тимур звонит в дверь, я смотрю вниз, на двор. На железной горке катаются двое карапузов, сидят на скамейке пара мамаш с колясками.

Позади раздается скрип двери.

— Тимур, ну наконец-то, сколько тебя ждать можно! Обед давно готов!

— Ну вот он я, пришел, не шуми, — быстро отзывается он, — Я не один, кстати. Кир! Ты где там застрял?

Приходится заходить. Его сестру я уже видел, тогда в отделении. Сейчас она кажется младше. Волосы, собранные в хвостик, домашний халат.

— Заходи, чего стоишь, — говорит она, — И дверь закройте, дует из подъезда.

Я шагаю в прихожую и плотно прикрываю дверь.

— Алин, ты нас покорми, и мы дальше побежим, ладно. Дела у нас.

Она переводит взгляд с Кира на меня. Мне сразу хочется спрятаться. Кажется, что она сейчас узнает во мне пацана из участка на Япеева, и устроит Тимуру головомойку. Нечего, мол, дружить с уличными, от них одни проблемы. Еще украдет что-нибудь…

— Привет. Разувайся, проходи, нечего в дверях стоять, — говорит она вместо этого, — Тебя как звать?

— К-кир, — заикаясь, отвечаю я.

— Алина, — представляется она весело, — Марш на кухню, оба. Тимка, молоко купил?

— Да купил, купил, ты мне весь мозг уже съела своим молоком, — ворчливо отзывается Тимур и тянет меня в сторону кухни, — Руки мой и садись. Поедим и сразу же рванем на Кирова.

Алина наливает нам борщ в красивые белые тарелки и убегает в комнату. Ей пора на работу. Мы сидим молча. Борщ вкусный, конечно, только мне совсем не хочется есть.

— Ну и чего ты? — без обиняков спрашивает Тимур, когда сестра уходит на работу. Я молча пожимаю плечами. Он хмурится. — Так, что случилось?

Я не знаю, что ему отвечать.

В Замке мы были равные. Просто два ученика. А тут… У него семья, пусть не родители, но все-таки, учеба, школа. А я сам не пойму кто я теперь — и не калека, и не Избранный. Кирилла Мартова, которого в Москве нашли, больше нет. А кто вместо него появился, я не знаю еще.

— Ничего не случилось, — говорю я неохотно, — Устал просто. Поехали уже, а.

Тимур делает гримасу, но больше не расспрашивает ни о чем.

В доме на Кирова пусто. Так же валяются вещи, даже бутылка из-под пива лежит на том же месте.

Тимур брезгливо переступает через старые тряпки, поводит носом.

— Воняет у вас, конечно, знатно, — замечает он. Я обижаюсь и за старый дом, и за ребят, но ничего не говорю.

Тихо. Видно, что никто не приходил сюда.

Выхожу из дома и долго стою, опираясь об стенку. Солнце слепит глаза, и я не вижу подошедшего Тимура.

— Где будем дальше искать? — спрашивает он спокойно.

Не знаю. На рынке. На Баумана. В больницах. В морге. Где угодно. Я плохо знаю город, я почти не видел его. Трудно изучать местность на костылях.

Стоп. Меня Леська-скрипачка с Валеркой и Рыжей видела, они за мной приходили. Может быть, она что-нибудь знает.

Я делаюсь своими соображениями. Тимур кивает.

— Дельная мысль. Пошли.

Идти к моему старому месту минут пятнадцать, не больше. Но я почему-то задерживаю шаг, ищу глазами знакомые лица. На углу улицы, там, где выезд на центральную дорогу, почти сталкиваюсь с куда-то бегущим всклоченным мальчишкой.

— Смотри, куда прёшь, дебил! — он меня толкает и убегает дальше. Я едва не падаю, Тимур успевает подставить плечо.

— Цел?

— Вроде.

— Эй ты, придурок, чё творишь? — орет он вслед убегавшему, — Козел, блин. Ты чего лыбишься? — а это уже мне.

Я пожимаю плечами. Улыбаюсь и всё тут.

Сашка то ли из приюта сбежала, то ли просто спешила по делам. Я ее узнал.

А она меня нет.

У перехода, на моем месте, сидит какая-то тетка в черном платке. Тимур подозрительно на нее косится.

— Блин, и у всех на хлеб не хватает, — жизнерадостно вещает он, — Пойти что ли, купить булку, подать тетеньке.

— Идиот, — бросаю я, и быстро прохожу внутрь перехода. Тимур догоняет меня на ступеньках.

— С чего бы это?

Объяснять не буду. Я тоже не на хлеб собирал.

— Кир, да что с тобой? Шуток не понимаешь?

Мы останавливаемся прямо на лестнице. Вокруг люди снуют, обеденное время. Леська уже пришла после школы, наверное. Расчехлила свою скрипку, начала играть.

— Ну чего молчишь-то опять? Что не так?

Я сажусь на заплеванную ступеньку и отворачиваюсь от тимуровского пристального взгляда.

— Тим, это моя жизнь. Переходы, трущобы, дома заброшенные.

А еще теплотрассы и подвалы с крысами и тараканами, привокзальная площадь, и люди, для которых я даже не просто вшивый беспризорник, а еще хуже, урод. Но об этом рассказывать не стоит.

— Я не могу, когда ты шутишь над этим, — тихо признаюсь я. — Замок — это Замок. Это сказка была, или сон. А в жизни всё по-другому.