Темная сторона нации. Почему одни выбирают комфортное рабство, а другие следуют зову свободы - Борис Цирюльник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественный порядок выглядит следующим образом:
– пассивная вовлеченность играет важную роль в период раннего детства, когда ребенок формируется под влиянием своей среды;
– отчуждение в пубертатном возрасте, чтобы обрести себя;
– активная вовлеченность с созданием новых связей в сексуальной и родительской ролях.
Неудачи могут случиться на любом этапе этого процесса. Основной причиной отклонения становится сенсорная изоляция, когда убогие условия жизни приводят к патологиям в головном мозге ребенка. В пубертатном возрасте тело другого человека вызывает приятный интерес. Если сексуальное желание не регламентировано образованием и культурными нормами, происходит переход к совершению наказуемого действия или же подавление желания, вызывающее страх.
Когда в культуре нет пространства для фантазий и возможности обрести независимость, молодые люди сталкиваются с неопределенностью и отсутствием ориентиров.
Тогда они рискуют попасть в сети спасителя, который расскажет им во что верить и красивыми речами подарит несбыточную надежду. Молодые доверчиво слепы и часто становятся мишенью для тех, кто хочет завладеть их душами в поисках собственного пути.
Свобода пугает ответственностью за выбор, а покорность возвращает уверенность и позволяет с облегчением принять авторитарную власть религиозных или светских институтов. В некоторых культурах считается нормой, когда священник или родители женят или определяют выбор социальных ориентиров. Любое отклонение расценивается как акт неповиновения. Соблюдение принятых норм сопряжено с эмоциональным и социальным давлением, и порой это приводит к фундаментализму. Таким образом, люди с радостью вторят хору и в один голос со всеми произносят лозунги, которые вселяют уверенность и создают иллюзию мысли.
При повышенной плотности населения подобная реакция защиты усиливается. При жизни в перенаселенном районе мегаполиса невозможно устанавливать отношения привязанности и соседи воспринимаются чужими. В условиях аномии тех, с кем нельзя встретиться, невозможно и представить. При любой природной катастрофе, социальном потрясении или нестабильности институтов ищут «виноватого». Это создает ощущение, что причина несчастья раскрыта, и все становится лучше… Временно.
В мирное время у 70 % молодежи формируется надежная привязанность, что дает им возможность для размышлений, прежде чем делать выбор. Но в условиях войны или при ослабленных культурных скрепах показатель сильно падает, – это зависит от интенсивности и продолжительности хаоса. У этого поколения не происходит формирования надежной привязанности в юном возрасте и наблюдается тенденция к подчинению для достижения внутреннего комфорта. Молодые люди принимают истины, которые им раскрывает спаситель, указывающий путь к утопическому счастью.
В настоящее время подростки, начиная половую жизнь и реализуя себя в социуме, три-четыре раза меняют партнеров и четыре-шесть раз – профессию, прежде чем определятся окончательно.
В современном мире выбор партнера не связан с такими же отношениями привязанности, которые были у их родителей или бабушек и дедушек.
Какая цена у этой свободы? Радуются, когда меняют партнера или профессию? Или они воспринимают непостоянство как бесконечный стресс и потери?
В большой популяции неизбежно проявляются две противонаправленные тенденции. Соотношение между теми, кто превозмогает страх и выбирает свободу, и теми, кому ближе покорность, зависит от социального контекста. Подчинение приносит нам знакомое счастье, когда мы говорим о связи с матерью, с домом, районом, религией и культурой. В подростковом возрасте обязательно происходит резкий разворот. Он мешает формированию удушающего чувства эмоциональной привязанности и позволяет открыть новую радость жизни.
В мирных условиях среди молодежи только один человек из трех испытывает страх перед будущим, потому что в результате воздействия слишком большого количества факторов чувствует уязвимость или не находит в обществе институтов, которые бы его устраивали. Такие молодые люди лишены окружения или цели в жизни и часто ведутся за патетикой тоталитарного дискурса, чей экстатический тон, напыщенная атрибутика, гром литавр и крикливость риторики разжигают огонь в неокрепших умах. Но за экстатическим упоением наступает похмелье, – рассказывают те, кто застал жизнь при диктатуре или не согнулся перед гегемоном. Незамысловатое объяснение могло бы выглядеть так: с учетом способности некоторых людей на чудовищные преступления, следует искать в их словах и поступках стигматы, оставленные этой чудовищностью. После создания логической модели, основанной на недоказуемом утверждении, наш мир снова становится логичным.
Вместе погружаться в пучину бреда
При более внимательном рассмотрении проблемы возникает вопрос: как вышло, что добрые селяне начали убивать или оказались втянутыми в методическое убийство тысяч своих соседей? Как великие умы пришли к мысли о моральности уничтожения людей ради недоказуемой идеи? Как добропорядочный семьянин может пойти на убийство ребенка, опираясь на выполнение своей работы? Вместо поиска объяснения теории чудовищности, предлагаю посмотреть на отклонение.
«Как так могло получиться?»
В 1930-х нижнесаксонский Тальбург жил размеренной жизнью небольшого городка. В октябре 1929 года после обвала Нью-Йоркской биржи в «черный четверг» нацисты получили на выборах 2,6 % голосов. В 1932 году НСДРП набрала 37,2 % голосов. Когда Гитлер пришел к власти, его программу поддержали 43,9 % избирателей, в 1939 году поддержка Национал-социалистической рабочей партии Германии была настолько всеобщей, что в ее руках оказалась вся власть. Не было никаких значительных событий, которые бы привели к такому результату, ни взрывов бомб, ни потока мигрантов: к этому итогу привела риторика, сеявшая ненависть.
Городские проблемы, рост безработицы и муниципальные вопросы требовали решения, и риторика становилась все более напряженной. Сначала на собраниях обсуждали текущие вопросы мелких производств, торговых предприятий, чиновников и пенсионеров. Можно было спокойно вести дискуссию, но порой приходилось сталкиваться с небольшой группой, которая вела себя все более и более воинственно и предпочитала поднимать абстрактные вопросы национализма, засилья евреев и марксистов. В Тальбурге не было антисемитов, но весьма религиозные горожане организовывали представления, показы фильмов, лотереи и военные парады. Транслировали мысль идейной борьбы с противником, «евреем, социалистом, безбожником или, говоря обтекаемыми формулировками, „существующей системой“, которая во всем виновата».
Восхождение к власти идет по классическому сценарию.
Сперва следует организовать впечатляющие парады и мощные военные марши, выкрикивать грозные лозунги, позаботиться об одежде со знаками отличия для сильного впечатления, вроде «трех стрелок Железного фронта». Затем необходимо привести доводы и узаконить возмущение, ненависть и праведный гнев. Становится сложно не перейти к действиям, не ввязаться в драку и не сломать все воплощения общественного порядка, который хочется разрушить, снести памятники, скамейки на тротуарах, даже школы: «Политическое насилие оформилось в постоянную организацию… В Тальбурге было мало евреев: 120 человек на 10 000 жителей,
