Чужеземец - Никита Баранов

– Хорошо. Раз чувство юмора проснулось, значит, жить будешь. Двигаемся дальше: как оказался в этих степях? Как проморгал скорпиона, который тебя ужалил? Да и вообще – откуда ты и почему оказался без одежды? И что собираешься делать дальше?

– Как оказался… долгая история. Точнее, наоборот, короткая, потому что мне это самому неизвестно. Я вроде как… ну… согласился на какую-то сделку. Тот парень, Лагош, сказал, что отправит меня в другой мир, причем просто так! Я ему сперва не поверил, конечно, но теперь мне кажется, что он не солгал. По-моему, я действительно не в своей родной России. Насчет скорпиона – он меня даже не жалил. Просто прополз по ноге, я его и скинул. Откуда я родом – наверное, уже не имеет никакого значения, ты о тех краях даже и не слышал. Куда делась вся одежда – тоже ума не приложу. А вот что делать дальше – вопрос остается открытым, но мне сперва нужно во всем разобраться.

– Предположим, что ты не врешь, – кивнул механик. – Пока поверю тебе на слово, но чуть позже ты мне расскажешь все более подробно, и тогда уж я решу – верить тебе или нет. Скорпион тот, кстати, имеет настолько тонкое жало на хвосте, что ты и не почувствовал того момента, когда тварь тебя укусила. Ладно, оставим все это на потом. А сейчас последний, самый главный вопрос: что за ересь написана на твоих пальцах?

Саша вопросительно изогнул бровь и удивленно уставился на свои руки. На подушечках пальцев действительно едва виднелись в темноте неразборчивые символы, похожие то ли на японские иероглифы, то ли на нордические руны. Саша долго и молча разглядывал новоявленные татуировки, пока голос механика не вывел его из ступора:

– Эй, ты что там, уснул, что ли? Что за надписи-то?

– Честно говоря, и сам не знаю. Раньше их не было. Наверняка это тот Лагош постарался.

При детальном рассмотрении оказалось, что все руны словно сливались в одно длинное слово или фразу. Иногда даже казалось, что надписи чуть заметно светились, но наваждение мгновенно пропадало, стоило лишь на миг отвести взгляд в сторону. Все эти вычурные крючки, палочки и точки однозначно имели какой-то тайный, сокрытый от взгляда неофита смысл. Порой мимолетно возникало ощущение некоего могущества, ждущего своего часа, чтобы проявить себя. Но могущество это явно шло не от татуировок: те скорее чувствовались неким проводником теплой, но в то же время жесткой энергии. Саша встряхнул головой и усмехнулся – мысли о подобном бреде сперва были вроде как к месту, однако спустя минуту багаж знаний и опыта напомнил парню, что таких вот вещей, вроде волшебных энергий или потаенного магического могущества, попросту не существует.

Хотя последние события слегка поколебали веру Саши в эту аксиому.

– А как мне называть тебя, о спаситель?

– Ну можешь прямо так и называть, – хохотнул механик. – А если официально, дипломатично так, то позволь представиться: сэр Барвин Сорин, потомственный барон провинции под звонким названием Жаркие горы.

– Эм… ясно, ваше превосходительство. А если серьезно?

– Если серьезно, то до превосходительства мне еще расти и расти. Баронов в наших землях так и кличут – барон такой-то. Можно просто лорд. Точнее про политический рост – уже никуда я не вырасту. Нет у меня больше ни провинции, ни пахотных земель, ни собственного имения.

– Ну давай попробуем опустить твой монархический бред и перейдем к конкретике. Что ты подразумеваешь под словами «земли» и «имение»? Дачный домик с пятью сотками в двадцати километрах от города, что ли? – Саша хоть и не верил всему, что ему сейчас говорил Барвин, но почему-то прекрасно понимал, что отрицание неизвестного – это один из первых психологических механизмов защиты.

– Ты мне не веришь? Вот напасть. А я вот не верю тебе по поводу другого мира. Мы с тобой не верим друг другу. Вот же ирония какая, да? Обхохочешься просто.

Саша вновь опустил глаза на свои руки. На сей раз его взгляд все же вычленил из темноты синеватый цвет собственной кожи, и от осознания этого факта вдруг захотелось закричать. Но иномирец сдержался. Крепко сжав челюсти, дабы ни один звук не вырвался из его горла, он еще раз внимательно оглядел свою кожу, приподняв покрывало, убедился в том, что абсолютно вся она имеет неестественный цвет, после чего сделал глубочайший вдох, задержал дыхание и растянул на целую минуту одно-единственное слово:

– М-да-а-а-а-а…

Механик прекрасно понимал, что сейчас испытывает его гость, но при этом понятия не имел, опасна ли эта синяя аномалия и как с ней бороться. А потому просто молчал, ожидая последующих вопросов.

– Ну… не знаю… это как-то странно, да? – нервно хихикнул Саша. – Синяя кожа. Я человек-синяк, хе-хе. Вот же блин колбасный! Я же не пью вроде!

– А пора бы, – хмуро заметил Барвин. – У меня тут кой-чего имеется в загашнике. Крепкая бормотуха! Не желаешь?

Вспомнив про запойного отца, а затем и вечер в коттедже Лагоша, Саша отрицательно покачал головой. Чего он точно никогда больше не будет делать – так это пить. Ни стаканчика, ни глоточка.

– Ну как знаешь. А я, пожалуй, отхлебну маленько, ладно?

С этими словами механик, кряхтя, направился в палатку, чтобы вернуться оттуда с жестяной допотопной флягой, краска на которой давным-давно облезла, представив на обозрение потемневший металл. Судя по звукам, с которым Барвин потряс флягу, как минимум половина объема уже пустовала. А значит, механик был слегка нетрезв. Или же он просто растягивал одну-единственную флягу на множество долгих и прохладных вечеров.

– Ты бы не пил лучше, – посоветовал Саша. – У меня отец спился. Бил меня в детстве, когда ужратый приходил домой. Теперь-то я с ним могу совладать, да руки марать об этого пьяницу неохота. Вон даже мебель в доме всю продал, лишь бы на очередную бутылку хватило!

Механик, словно не слушая собеседника, неспешно отвинтил крышку, приложился губами к горлышку и сделал пару медленных и небольших глотков, предварительно прополоскав пойлом рот. Абсолютная непоколебимость лица и отсутствие каких-либо эмоций либо выдавали в Барвине алкоголика со стажем, либо отсутствие в напитке приличного градуса.

– Я бы и рад, – хмыкнул механик, убирая флягу в карман. – Да вот только здесь это вынужденная мера. Веришь ты или нет, а скорее всего не веришь, существует много чего в нашем мире, неподвластного человеческому взгляду. К примеру, излучения всякие.

– Я не совсем деревенщина. Физику в школе изучал.

– Физику? В школе?! – усмехнулся Барвин. – Тоже мне шутник нашелся! Ну да ладно. Знаешь – значит, молодец. Так вот, здесь, в этой пустыне, выражаясь научным языком, фонит. Излучение жуткое. Нет, конечно, не жуткое, шуткую я. Но если не употреблять по стаканчику в день – может развиться лучевая болезнь. Ра-ди-а-ци-я. Слыхал о таковой?

– Слыхал, слыхал, не в деревне вырос. А что фонит-то? Должен же быть какой-то очень мощный источник излучения, раз заражена вся пустыня.

Саша вспомнил об аварии на Чернобыльской атомной электростанции в восемьдесят шестом, вокруг которой теперь находится тридцатикилометровая зона отчуждения под присмотром вооруженных сил, и проход на нее строго карается. Иномирец прекрасно понимал, насколько опасна может быть радиация, но также и то, что в малых дозах при правильном применении она может стать отличным доктором, особенно полезным во время лечения злокачественных опухолей.

– А болотник его знает, где этот источник. Да и есть ли он вообще. Будь он под землею закопан – такого фона попросту не было бы. Ан нет, фонит! Значится, источник где-то на поверхности. И он донельзя мощный, потому что от края до края зоны заражения на своем паровозе я могу добраться лишь за шесть часов. Такие вот дела, да.

История о неведомом источнике радиации сперва казалась интересной и в чем-то даже немного забавной, но вскоре стала просто жуткой: Саша запоздало понял, что и сам находится под воздействием излучения. Как обычно и случается в таких ситуациях, разум стала медленно захватывать почти суеверная паранойя.

– Стоп! А как же я? Я ведь тоже подвергаюсь воздействию этой хрени, так? – Саша нервно выдохнул, закусил в раздумьях губу. – Ну ладно, давай пару глотков. Раз так надо.

Механик широко улыбнулся и протянул флягу гостю. Тот судорожно отвинтил крышку и влил в себя все без остатка еще до того, как успел осознать адскую крепость этого напитка. Все-таки Барвин когда-то крепко пил, раз сейчас употребил подобную гадость, не дрогнув ни единой мышцей своего лица.

К горлу подступила тошнота. Алкоголь рвался наружу, но Саша неимоверным усилием воли заставил жидкость остаться внутри. И хотя действие это казалось со стороны смешным, Барвин больше не улыбался. Он сочувствующе посматривал на собеседника исподлобья, думая – то ли утешать его, то ли укорять.