Мечта пилота - Михаил Водопьянов

После удачной посадки на полюсе к командиру звена вернулось его обычное расположение духа. Посмеиваясь, он с видом победителя прохаживался около суетящихся людей, время от времени отдавая какое-нибудь распоряжение или отпуская шутку.

Откуда-то взявшийся ветер безжалостно рвал и разгонял тучи. Скоро выглянуло солнце. Штурман Курочкин бросился к приборам. Ему хотелось как можно скорее убедиться, что самолёт находится если не на самом полюсе, то по крайней мере в нескольких километрах от него.

– Что за чорт? – вдруг выругался он, нервно перечёркивая свои вычисления.

– Арифметику позабыл? Всяко бывает на полюсе, – с улыбкой обратился к нему Блинов. – Давай, я тебе помогу.

– Какая там арифметика, товарищ командир! Здесь дело серьёзнее.

– Что такое? – не переставал улыбаться Блинов.

– Мы не на полюсе…

– Как?! Что ты говоришь? Где же мы?

– На восемьдесят девятом градусе северной широты. До полюса ещё добрая сотня километров. Как видно, дул сильный встречный ветер…

– Чорт вас возьми!.. Чего же вы смотрели, штурман?

– Виноват, товарищ командир, не учёл…

– Немедленно сообщите Иванову, что мы летим дальше.

– Лететь нельзя, товарищ командир, – база выключила свой радиомаяк, а связь с ней у нас будет только через сорок минут.

– Подумаешь, напугал! Здесь и полёту-то на полчаса. Долетим и без маяка, зато на полюсе будем первыми.

Ускользнувший прямо из рук полюс с новой силой всколыхнул уснувшие было страсти Блинова. Он решил, вопреки запрещению начальника экспедиции, взлететь и достичь полюса. На острове был объявлен аврал, и скоро "Г-1" покинул гостеприимную льдину.

Почти сразу же после взлёта самолёт попал в тучи. Солнце пропало. Льдин не видно. Компасы завертелись, как карусели. Без спокойных сигналов радиомаяка, не видя льдин, Блинов с большим трудом держал прямую по жироскопическому компасу, стараясь подняться выше, чтобы не напороться на верхушки ледяных гор.

Не прошло и получаса, как Блинов, убедившись в собственном безрассудстве, решил вернуться обратно и сесть на старое место. Это оказалось труднее, чем он предполагал: покрытое густым туманом старое место ему обнаружить не удалось. Оставалось лететь наугад, что он и сделал.

Уже отчаявшись в благоприятном исходе полёта, Блинов заметил промелькнувшее под самолётом окно. Развернувшись, он отыскал окно и круто пошёл на снижение, с большим трудом выбрав более или менее подходящую льдину. Чёрные лохмы туч то и дело закрывали её. Но выбора не было…

С самого начала полёта Курочкин посылал в эфир свои позывные, пытаясь связаться с базой или Тихой. Он без конца повторял одни и те же слова: "База, база… Терпим бедствие, дайте маяк, дайте маяк". Но никто не слышал, никто не откликнулся на его призыв.

Бирюкова не узнавала своего лётчика. Они летали вместе не первый год, и молодой механик привык в блиновской манере летать, к его спокойным, округлым и точным движениям. Сейчас он резко рвал руль, и самолёт прыгал, как гигантская лягушка. Тучи беспощадно прижимали самолёт к земле, он беспомощно кружил на месте, непрерывно снижаясь. "С такой высоты на парашюте не бросишься", – с тоской подумала Аня.

Боясь потерять льдину, Блинов решительно пошёл на посадку. Но определить высоту никак не удавалось. Скрипнув зубами, он сделал круг. В это время льдину почти совсем закрыло облаком. "Э-э, будь, что будет!" – подумал Блинов и, убрав газ, стал выравнивать самолёт. Сверху, снизу, с боков – кругом однообразная, тоскливая серость. Определить высоту невозможно. Но и дальше находиться в таком положении тоже невозможно. Надо садиться, садиться, чего бы это ни стоило!..

Как и следовало ожидать, лётчик выровнял свою машину слишком высоко. Самолёт внезапно провалился. Толчок, удар, треск, и со сломанными шасси обезображенный "Г-1" лежал среди торосов.

К счастью, во время этой "посадки" никто серьёзно не пострадал. Отделавшись испугом и лёгкими ушибами, с трудом выломав заклинившуюся дверь, люди выпрыгивали из пассажирской кабины прямо на лёд. Выскочил и Блинов. Даже беглый осмотр полученных самолётом повреждений говорил всё.

– Гроб… – мрачно констатировал Викторов.

Когда окончательно рухнули последние надежды на ремонт самолёта, Блинов сжал кулаки и так стиснул зубы, что из дёсен выступила кровь.

– Нашёл полюс, болван, – в бессильной ярости ругал он себя. – Сидел бы смирно и изучал землю. Так нет, полюс открыть захотелось. Вот, получай, старый дурак!

Пользуясь широко распахнутой дверью, из кабины одна за другой выскочили забытые всеми собаки. Их было немного – всего двадцать две штуки. По торосистым льдам на них далеко не уедешь…

Вконец расстроенный Блинов, сжав кулаки, с налившимися кровью глазами, угрюмо ходил вокруг разбитой машины. Сбившиеся в кучку люди боялись с ним заговорить.

Метеоролог Грохотов, прижавшись к Викторову, дрожал от холода и страха одновременно.

– Что мы теперь будем делать? Что? – тихонько, чтоб не услышал Блинов, скулил он. – Погибнем наверняка. Как пить дать погибнем! Здесь-то уж нас не спасут. Это тебе не челюскинская льдина. Там всего сто километров до берега было, а здесь, почитай, тысячи две…

– Замолчишь ли ты, несчастный трусишка? – сжав кулаки, двинулась на него Бирюкова.

Грохотов увял окончательно и как подкошенный повалился на снег.

Остальные молча переносили постигшее их несчастье. Немного оправившись, профессор Сутырин полез обратно в кабину самолёта и стал выбирать из груды обломков оставшиеся целыми приборы. Курочкин и Коршунов восстанавливали порядком пострадавшую аварийную рацию. Попытки увенчались успехом, и скоро удалось связаться с Ивановым.

Блинов нашёл в себе силы лично доложить о катастрофе. Потрясённый Иванов официальным тоном повторил радиограмму и попросил связаться с ним через полчаса. В назначенное время радисты приняли с базы распоряжение начальника экспедиции:

– Сидеть на месте вплоть до моего приказания. Организовать наблюдение за погодой и каждый час передавать свои наблюдения на базу. При первой возможности попытаться определить местонахождение и сообщить свои координаты. Судя по результатам пеленгирования, вы находитесь на восемьдесят восьмом градусе тринадцатой минуте северной широты и на сорок третьем градусе восточной долготы. Это требует проверки.

Вторая радиограмма начальника экспедиции, адресованная Бесфамильному, требовала немедленного вылета на полюс.

ПОЛЮС НАШ!

23 апреля рация базы Иванова усиленно работала, принимая одну за другой сотни радиограмм из разных точек побережья Арктики. Эти радиограммы ничего не дали бы непосвящённому человеку: каждая состояла всего из десяти-пятнадцати цифр. Но метеорологам Байеру и Вишневскому они открывали заветные тайны. Анализируя полученные сообщения, они ясно увидели состояние и движение погоды огромного района Арктики. Особенно много им дала радиограмма, полученная из самого близкого к полюсу места – из лагеря Блинова. При её помощи удалось надёжно проверить правильность сделанного анализа погоды и получить действительно точную картину.