Король - Тиффани Райз

— Я хочу, чтобы ты жил.

— Только ты и хочешь этого. — Кингсли снова пытался отключиться, но Сорен встряхнул его.

— Ты слышишь, что я говорю?

— Я слышу тебя. — Кингсли наконец собрался с силами и открыл глаза, и держал их открытыми. Он снова увидел Сорена, увидел его лицо. Тот выглядел разъяренным и напуганным, почти человеком. Он снова был в сутане, в колоратке. — Почему ты в этом?

— Я священник, помнишь? Сколько клеток мозга ты сегодня убил?

— Недостаточно.

Волна тошноты прошла сквозь него. Кинг снова закашлял, и Сорен потащил его наверх, через край бассейна. И на большое белое полотенце Кингсли вырвало.

— Пусть все выходит, — спокойно сказал Сорен. Кингсли ощутил ладонь на своей спине, растирающую напряженные мышцы. Он был недостаточно пьян, чтобы его рвало от алкоголя. Сон сотворил с ним такое.

Тело Кингсли подчинилось приказу. Казалось, прошла вечность, пока его раз за разом. Сорен держал его волосы, растирал плечи, предлагал утешения, которые Кингсли едва слышал сквозь звуки собственного мучения.

Наконец Кингсли остановился. Он знал, что лучше не двигаться, чтобы меньше тошнило. Кингсли вздрогнул и сделал несколько неглубоких вдохов.

— Ты бросил меня в бассейн? — задал вопрос Кингсли, когда тошнота наконец отступила.

— Ты кричал и дергался. Я не смог тебя разбудить.

— Плохой сон, — прошептал Кингсли. — Иногда они у меня бывают.

Кингсли отстранился от Сорена и сел на ступеньки, ведущие в бассейн. Он закрыл глаза и попытался сосредоточиться на окружавшей его воде. Вода. Только вода. Она не причинит ему вреда. Ничего здесь не причинит ему вреда. Даже Сорен. Больше нет.

— Почему ты сегодня пьешь? — спросил Сорен, встав перед ним. Казалось, он не обращал внимания на то, что был полностью одет и промок до нитки. Если Кингсли отключится и упадет вперед, грудь Сорена его остановит.

— По той же причине, по которой я пью каждый вечер.

— И это?

— Это помогает мне заснуть.

— Снотворное помогло бы заснуть. Рассказывай правду.

Кингсли провел по мокрым волосам, приглаживая их назад. Он вздохнул, прежде чем посмотреть на Сорена с ухмылкой.

— Тебе лучше не знать. — Он покачал головой. — Ты думаешь, что знаешь, но это не так.

— Я знаю, что не хочу знать, — ответил Сорен. — Но ты должен мне рассказать.

— Почему тебе не все равно?

— Потому что мне не все равно.

— Это тавтология. Тебе нравится это слово? Я помню занятия философии в Святом Игнатии. — Кингсли издал усталый безрадостный смешок.

— Я забочусь о тебе, потому что я забочусь о тебе, и это факт.

— Тебе наплевать на меня. Я один вез ее во Францию.

— Я предлагал поехать с тобой, и ты отказал. Ты не хотел быть со мной.

— Ты отпустил меня и забыл обо мне.

— Я никогда не забывал о тебе.

— Забыл. Ты отпустил меня во Францию и забыл…

— Я никогда не забывал тебя, — прокричал Сорен. Слова отразились эхом от кафельного пола, стен и ударили Кингсли словно кулак, мгновенно отрезвив. Он никогда не слышал, чтобы Сорен так повышал голос. Никогда.

Кингсли устало улыбнулся.

— Теперь ты кричишь на меня.

— Ты хочешь, чтобы я кричал на тебя? Хорошо. Я буду кричать на тебя, Кингсли. Может, если я буду кричать, ты наконец услышишь. Я никогда не бросал тебя. И когда ты вернулся во Францию, я пытался тебя найти.

— Ты пытался меня найти? — Глаза Кингсли медленно сфокусировались на лице Сорена. — Когда?

— Я ждал твоего возвращения в школу. Когда ты не вернулся, то отправился тебя искать. Я уехал через два дня после окончания семестра. Я даже собственной сестре не сказал, что уезжаю из страны. Я собрал вещи, выполнил одно важное поручение и улетел в Европу. Я отправился в Париж, Лион, Марсель, даже в город, который ты сказал мне посетить во Франции. Я был в твоем старом районе. Я нашел бывшего делового партнера твоего отца. Я выследил каждого гребанного Буасонье во Франции.

Кингсли моргнул. Сорен сказал «гребанного»? Должно быть, он в ярости.

— Ты искал меня? — повторил Кингсли, пока что не в состоянии поверить словам Сорена.

— Я везде искал тебя. Я искал тебя до того, как увиделся с собственной матерью, которую не видел с пяти лет.

— Ты искал меня, — снова повторил Кингсли. На этот раз это был не вопрос.

— И я не нашел.

— Почему ты не сказал, что искал меня? — спросил Кингсли.

— Какое это имеет значение? — уже тихо произнес Сорен, но его голос все еще резонировал. — Я не нашел тебя.

— Не важно, что ты не нашел меня. — Кингсли покачал головой. — Важно, что ты искал.

— После шести недель поисков в пяти странах я сдался, — продолжил Сорен. — Думал, ты прятался, потому что не хотел, чтобы я тебя нашел. Я воспринял это как знак от Бога, что я должен стать священником, как и мечтал с четырнадцати лет. Моей последней и окончательной молитвой Богу в ночь перед поступлением в семинарию в Риме была: «Боже, если это не твоя воля, чтобы я стал священником, тогда позволь мне найти его сегодня». Я не нашел тебя. Стал священником. А ты…

— Вступил в Легион.

— Я никогда не считал тебя подходящим для военной службы. Хотя в ретроспективе должен был. Ты был очень хорош в выполнении приказов.

— Мои командующие офицеры не имели ничего общего с тобой. Это ты должен был вступить в армию.

— И пойти по стопам отца? Нет, спасибо. — Тон Сорена был ледяным и сочился горечью. — Почему ты пошел в армию?

— Не знаю. Возможно, это был лучший способ самоубийства. — Кингсли усмехнулся, хоть и не шутил. — Как бы то ни было, хорошо, что какое-то время мне не приходилось думать о себе. Мне это было нужно.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я понимаю, — ответил Сорен. — Дисциплина в религиозных орденах имеет тот же успокаивающий эффект. Мои собственные мысли пугали меня после всего случившегося, после твоего ухода. Лучше, чтобы несколько лет моим существованием управлял кто-то другой.

— Я был слишком хорош в исполнении приказов. И слишком хорош в поражении цели. И хорош в английском без акцента. Кто-то в правительстве посчитал, что я буду более полезным в менее официальной сфере.

— Чем ты занимался? — Голос Сорен стал ровным и спокойным, но Кингсли услышал тончайшие ноты подозрения, скрытые под покровом слов.

— Всем, что мне приказывали. Я охотился на тех, на кого мне велели охотиться. Шпионил за тем, за кем мне велели шпионить. Убивал того, кого они говорили убивать. А потом кто-то поймал