Eurocon 2008. Спасти чужого - Андрей Синицын

1

Камера – три метра на метр восемьдесят. Койка. Привинченный к металлическому полу стол. Табурет и тумбочка – разумеется, тоже привинченные. Вдруг мне придет в голову обрушить тумбочку на чью-нибудь голову?

Открытый санузел. Стесняться мне все равно некого – сижу в одиночке.

За что, кстати, большое спасибо. Одиночное заключение в кораблике класса «москит» или в тюрьме на военной базе – велика ли разница?

Правда, здесь у меня бывают посетители.

Они докучают. А поначалу меня часто водили на допросы, что было еще противнее. Раздражала не злобность следователя и не дотошность – глупость. Водили меня и к психиатрам – я не понимал зачем. Должно быть, хотели установить, вменяем ли я, и в соответствии с диагнозом решить, куда отправить – на скамью подсудимых или в психушку. Им всем хочется определенности.

Смешно. Нелепая трата времени. Ну придут они со временем к какому-то решению – и что, их жизнь от этого переменится? Ничуть. Моя жизнь – другое дело. Очень она им интересна! Вот мне бы и позволили решать за себя! Я бы выбрал одиночную камеру. Неужели они остались бы недовольны?

Как видно, нет. Предупреждающе дзенькнув – трогательная забота о моей психике, – открывается тяжелая дверь, и в камеру входит адвокат в лейтенантском чине. Кучу бумаг несет. Озабочен.

Здоровается, подсаживается к столу. По привычке хочет пододвинуть табурет – ан не тут-то было. Привинчен на совесть.

– Суд назначен на двадцать пятое.

Мне наплевать, на какое число он назначен, но я спрашиваю:

– А сегодня у нас что?

– Двадцать второе. И помолчите немного, пожалуйста! Мы должны обсудить линию защиты. – Он копошится в бумагах. – Ага... вот. Результат психиатрической экспертизы: вы признаны полностью вменяемым. Но вот заключение медицинской комиссии Внешнего патруля: «В связи с нервным истощением ограниченно годен, нуждается в реабилитационном периоде». Вы сами выбрали Патруль. В соответствии с существующей практикой вы и были туда направлены. Так?

Киваю. К чему он клонит?

– Я намереваюсь построить защиту на том предположении, что в момент совершения вами... э-э... уголовно наказуемого деяния вы находились под психическим влиянием космоида и, следовательно, не можете быть признаны полностью вменяемым на тот момент. Полагаю, речь может идти только о частичной вменяемости. Вы согласны?

– И как частично вменяемый, я буду подвергнут частичному наказанию? – ехидничаю я. – Какая-то моя часть останется в тюрьме, а какая-то пойдет погулять?

– Перестаньте! – сердится он. – Я здесь для того, чтобы вам помочь.

Ага, мне. Я его насквозь вижу. Назначен моим адвокатом, поскольку подошла его очередь, плевать ему на меня с высокой колокольни, перед начальством робеет, однако тешит себя надеждой исполнить долг образцово. Мечтатель хренов. И весь он какой-то неубедительный. Так выглядят неудачники, еще не осознавшие, что уж кому-кому, а им трепыхаться бесполезно – карьеры все равно не сделать, другие обойдут на повороте, – но уже начинающие об этом догадываться. Помочь он мне тщится, ага. Отменный помощник!

– Занятно, – говорю я, превозмогая отвращение. – Ну и как, любопытно мне знать, вы докажете факт этого... психического влияния космоида на меня?

– Доказывать ничего не придется. – Он прямо-таки цветет. – Напротив, это обвинение должно будет доказать, что такового влияния не было. Но ведь оно было, не так ли?

Еще немного, и он подмигнет мне. А я в ответ дам ему по роже.

– Не было.

– Простите?..

– Не было никакого влияния, понятно? Я полностью отдавал себе отчет в моих действиях, так и на суде скажу.

Он пребывает в замешательстве недолго. На его розовую физиономию наползает отменно мерзкая хитренькая улыбка. О боги!

– Ну конечно! Вы и не должны были ощутить это влияние. Если бы ощутили, то, наверное, приняли бы должные меры, не так ли?

– Какие еще меры?

– Аутотренинг как минимум. Доклад о внешнем воздействии на вашу психику. В крайнем случае вы покинули бы район патрулирования, и никто бы вас за это не осудил. По всей видимости, вы стали орудием в руках противника, не осознавая этого.

– Хорошее орудие, ага! Продырявил танкер. Его небось уже залатали. Нанес невосполнимый ущерб человечеству!

– А потом?

Он не так глуп, как кажется.

– А потом вы заняли позицию между космоидом, вошедшим в облако ртутных паров, и приближающимся «Самураем». Вы отзывались по радио, подтверждали получение приказов, но не выполнили ни одного из них. Наоборот, вы маневрировали так, чтобы все время оставаться на линии космоид – «Самурай». Верно?

– Верно.

– Тем самым вы сделали невозможным поражение цели. Прикрыли ее собой. На ваше счастье, полковник Горбань несколько минут не решался атаковать. А что произошло после этого?

Пожимаю плечами.

– Ну ясно что... Космоид рванул прочь – только его и видели. Стряхнул паразитов и удрал. Паразиты, по-моему, сдохли... Сколько раз можно повторять одно и то же?!

– Не горячитесь. Лучше подумайте, как это выглядит со стороны. Сначала вы ведете с чужаком бой и держитесь молодцом. Затем по необъяснимой причине атакуете автоматический танкер. И, наконец, прикрываете чужака собой. Налицо радикальное изменение целевых установок на диаметрально противоположные. Чем оно вызвано, если не внешним воздействием на вашу психику, я вас спрашиваю?

Молчу. Ему не понять.

– Отвечаю: помимо упомянутого воздействия не существует ни одной веской причины вашего неадекватного поведения. И я, заявив об этом суду, требую полного оправдания. Ваше мнение?

– Чушь. Меня не оправдают.

– Конечно, нет! Но суд может учесть особые обстоятельства. Я могу почти гарантировать вам относительно мягкий приговор.

– Сделайте мне одно одолжение, – медленно произношу я.

Он – само внимание.

– Забудьте всю эту чушь. Просто скажите на суде: «Прошу о снисхождении для моего подзащитного». Судья спросит, на каком основании. А вы ему: «Он пообещал разбить мне в кровь морду и сунуть меня башкой в унитаз, если я выберу более эффективный способ защиты». Вот и все.

Адвокатишка лупает глазами. Наверное, ему кажется, что я нахожусь под враждебным психическим влиянием с самого детства и по сию пору.

– Но как же... – мямлит он.

– Вы отказываетесь?

– Я не могу защищать вас подобным способом!

– Ага... – Я поднимаюсь с койки и засучиваю рукава. – Тогда не обижайтесь...

Он выскакивает из камеры со сверхъестественной скоростью. А я валюсь обратно на мое лежбище, ухмыляясь: все-таки развлекся.