Обычная история - Юлия Резник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так, Кать… Я тебя сейчас отвезу в больницу…
— Как ты себе это представляешь? Я пошевелиться не могу!
— Совсем? — зависает Стрельников. Следом опять слышится латексный шлепок, правда, уже не такой задорный, и звук застегивающейся ширинки. Не будь боль такой интенсивной, я бы, наверное, все же застыдилась в этот момент. Но она была — яркая, концентрированная, изматывающая. Выжигающая напалмом любые другие чувства…
— Совсем. Ноги отнялись.
— Пиздец, Кать… Просто жесть.
Стрельников невесело смеется. Я ему вторю, неосознанно усиливая болевые ощущения.
— А-а-а-а…
Да блин! Рожала — не орала. А тут — просто сдохнуть!
— Я сейчас хоть юбку одерну, Кать.
— Давай. Слушай, может, у тебя есть какой-нибудь "нимесил"?
— А он поможет?!
— Вряд ли. Тут колоть надо. Но хоть попробуем.
Миша достает аптечку. Вываливает содержимое на кресло у моего носа.
— Нет. Ничего. Кать, давай ты попробуешь все-таки лечь? Надо же как-то в больницу.
— Не надо в больницу. Домой отвези. А там я скажу, что купить в аптеке.
— Давно это у тебя? — заговаривает мне зубы, пока я кое-как бочком, с матами и стонами пытаюсь устроиться на заднем сиденье.
— Года полтора. Сказались «шикарные» условия содержания, — хриплю, обливаясь потом. Стрельников от волнения аж посерел. Да уж. Явно не так он планировал со мною ебстись. Ржу, одновременно с тем рыдая от боли. Ну что со мной не так, а? Верила бы в сглаз — так уже бы отправилась снимать порчу.
— Вот! А говорила, не выйдет. Ногу еще подожми, чтобы дверь закрыть.
Кусая до крови губы, с трудом шевелю ногой. Миха хвалит меня, подбадривает. И, наконец, захлопывает дверь. Хотя радоваться, конечно, рано. Впереди еще дорога. В таком состоянии для меня малейшая выбоина на ней — мука. Видно, понимая это, Стрельников едет аккуратно. Будто его джип под завязку загружен бесценным китайским фарфором. Но я все равно скулю, вгрызаясь зубами в предплечье.
— Что купить?
— А-а-а-а?
— Ты говорила, что знаешь, какие уколы ставить. Как называется препарат?
Называю. Добавляю, что ко всему прочему еще нужно купить шприцы и спиртовые салфетки. К тому моменту, как мы добираемся до дома, Мот уже ждет нас с пакетом из аптеки, сидя на скамейке с Валеевым.
— Блузку надеть сможешь? — сквозь волны топящей меня боли просачивается интимный шепоток Миши.
Твою ма-а-а-ать.
— Шутишь? — хриплю я.
— Ну, тогда я на тебя свою футболку наброшу? А то как-то…
Да понятно! О нас теперь черте что подумают, да? Впрочем, стыд, наверное, потом придет. А пока — просто похер. Стараясь дышать по схеме, как учили, чтобы справиться с болью, слышу краем уха мужской разговор. Затем дверь со стороны моей головы открывается. И по ворвавшемуся в отфильтрованный системой климат-контроля аромату ладана и амбры я понимаю, что на меня смотрит Таир.
— Хм…
Неодобрительно? Да плевать.
— Сможешь идти?
— Нет, — цежу.
— Значит, так поступим — я тебя сейчас уколю. Полежишь тут, пока укол подействует, а там придумаем, как тебя эвакуировать.
— Вы уколете?
Нет, на самом деле больно так, что плевать вообще. Я бы не отказалась, даже если бы вместо обезболов он вколол мне убойную дозу яда. Но уточнить для порядка надо.
— Ну а зачем врача дергать, если я умею?
— Ладно. Давайте. Если подействует.
— А бывало, что не брало?
— Бывало, первые три-четыре дня я даже перевернуться на бок не могла от боли.
— Под препаратами? — удивляется Валеев. А мне на него рявкнуть хочется — давай ты уже, ставь свое обезболивающее, твою мать! Но прежде чем слова успевают сорваться с губ, я слышу, как трескается, открываясь, ампула. И шипит набираемое в иглу лекарство. Он просто зубы мне заговаривает, отвлекает, а я психую. Вот же дура.
— Юбку задрать, я так понимаю, ты тоже сейчас не сможешь?
Намек на то, что недавно я ее задирала?
— Нет, — между частыми короткими вдохами.
— Ладно, сам справлюсь.
Горячие пальцы касаются поясницы. Вытягивают пуговичку из петельки, опускают вниз язычок молнии. Закусив губу, наблюдаю за тем, как забравшийся наполовину в салон Таир со мной возится. Вот убрал руку, вот достал салфетку, я лежу на боку, так что выбора, куда колоть, нет. Тщательно протирает кожу.
— Вдох! Коль…
Даже ничего не почувствовала. Смешно — коль. Как с маленькой.
— У вас легкая рука.
— Это смотря что я ею делаю, — хмыкает Валеев.
— М-м-м…
— Если бью — то не легкая, Катя.
Интересно, зачем мне эта информация? То, что он в хорошей физической форме, видно и так. Сталкиваемся взглядами и синхронно отводим глаза, как на грех зависая на моей чертовой блузке, валяющейся между передних сидений.
— С дочкой-то увиделась? — стискивает челюсти Таир. И вот тут меня такое зло берет! Вот какого хрена, а? Он кто такой, чтобы меня порицать? Да, мы хотели с Мишей трахнуться. Просто трахнуться. И?! Что?! Надо теперь смотреть на меня как на врага народа? В чем вообще дело? Сам не гам и другому не дам, так, что ли? Я, вполне возможно, не выжила бы по-другому. Да что ты вообще знаешь, а?! Увиделась ли я с дочкой? Ага. Такая встреча, что как бы теперь не выпилиться.
Вытираю злые слезы.
— Встретились, да. Болеет она.
— Понятно. Ну как? Не легче?
— Я скажу, когда подействует. Еще, наверное, рано, — бурчу.
— Пойду тогда придумаю, на чем тебя перенести.
Лишь бы не в гробу. И не в простынях, как покойника.
— Ты как, Кать? — подлетает Стрельников, как только Таир Усманович отходит.
— Собираюсь с силами.
— Ну и напугала же ты меня!
— Могу представить. Надеюсь, твой испуг не выльется в заикание или эректильную дисфункцию.
Миха на миг подвисает, а потом откидывает голову и заходится хохотом.
— Да уж не хотелось бы, — замечает серьезно.
— О, ну раз смешить народ уже можешь, то, наверное, и с эвакуацией справишься, — замечает приближающийся Валеев. Откуда-то он притаскивает больничные носилки. Чего мне стоит на них погрузиться — один бог знает. Я и кричу, и реву, и проклятьями сыплю… Если травмы душевные со временем пройдут, то загубленное в зоне здоровье мне никто никогда не вернет. С этим нужно что-то делать. Например, операцию. Потому что эта беспомощность пугает до жути! И тут, наверное,
