ОТДАЙ СВОЕ СЕРДЦЕ - Валерий Роньшин

— Вот так номер, чтоб я помер! — Гвоздь озадаченно подкрутил усы.

— А кто ж тогда на Селивановском кладбище похоронен? — озадачился и Самокатов.

— Ладно, разберемся. — Майор перекинул папиросу из одного угла рта в другой. — Жора!

— Я!

— Спецназовцы с огнеметами готовы?

— Так точно! В машине ждут!

— Едем!

И майор Гвоздь с капитаном Кипятковым отправились на операцию «Монстр». А Генка потопал на Лиговку.

Придя домой, он, конечно же, первым делом позвонил Максу. И, захлебываясь, стал рассказывать другу о последних событиях:

— …а Кипятков в вампиршу из автомата: тра-та-та-та-та!

— Круто! — комментировал Горохов.

— …я штору отдернул, а у Купоросова две тени!

— Клево!

— …а потом крышка гроба открылась. А там — Нестерова!

— Офигеть!

— …а Петр Трофимыч и говорит: «Тогда мы тебе осиновый кол в сердце вобьем».

— Супер!

— Короче, Горох, — закончил свой захватывающий рассказ Самокатов, — сегодня в полночь ко мне прилетит Рука Смерти. А мы будем в засаде сидеть.

— Вот так фишечка! — с восхищением присвистнул Макс. — Слушай, Самокат, а можно и мне в засаде посидеть?

— Не знаю. Надо у Петра Трофимыча спрашивать.

— Тогда я сейчас к тебе заскочу!

— Давай!

Едва Генка положил трубку, как затрезвонил дверной звонок. В первое мгновение у Самокатова мелькнула мысль, что это уже Горохов пришел. И если б так оно и оказалось, Генка бы ни капельки не удивился. Он уже ничему не удивлялся.

Но это был не Горохов.

Это была Любка Крутая. Как всегда со жвачкой во рту.

— Привет, Самокатов, — сказала она. — Вот решила тебе помочь с уборкой. А то у тебя такой беспорядок.

— Проходи, — пригласил ее Генка.

Любка прошла. И ахнула, как в прошлый раз. Но теперь уже по другому поводу.

— Ты что, успел и люстры новые купить?.. И горшки с цветами?..

— Ничего я не успел, — ответил Самокатов и рассказал Крутой все, что с ним приключилось за последние несколько часов.

В самый разгар Генкиного рассказа явился Горохов. А к концу рассказа появились майор Гвоздь с папиросой и капитан Кипятков с сумкой.

— Ну как операция «Монстр»? — открыв дверь, спросил у них Генка.

— Успешно завершена! — отрапортовали фээсбэшники.

Они прошли в комнату. И их тут же атаковали Любка с Максом, наперебой прося позволить им посидеть в засаде.

— Ну вы даете, ребята, — воскликнул Кипятков. — Вам что, жить надоело?

— Нет, не надоело, — сказала Крутая.

— Нам просто интересно на Руку Смерти взглянуть, — прибавил Горохов.

— Да как вы не понимаете?! — еще громче воскликнул Кипятков. — Это же боевая операция, а не игрушки. А если Рука Смерти передушит вас, как цыплят?

— Не кипятись, Жора, — успокоил капитана майор. — Пускай детишки поглядят, раз им очень хочется.

— Но, товарищ майор, здесь же такие страхи твориться будут!..

— Ничего, ничего, — посмеивался Гвоздь, крутя усы. — Дети нуждаются в хорошей порции страха так же, как в хорошей порции мороженого. Верно, орлы? — подмигнул майор ребятам.

— Верно, Петр Трофимыч, — подмигнула ему в ответ бойкая Любка. — Лично я люблю, когда мне страшно.

— И я люблю, — подхватил Горохов.

— И я, — вынужден был сказать Самокатов, хотя на самом деле он уже был сыт страхами по горло.

Майор Гвоздь, послав окурок в форточку, приступил к рекогносцировке Генкиной комнаты. Проще говоря — к осмотру.

— Так-с, — по ходу дела отдавал Гвоздь распоряжения. — Ты, Жора, займешь боевую позицию под столом.

— Слушаюсь, товарищ майор! — козырнул Кипятков.

— Ты, Максим, спрячешься под кровать. И чтоб даже носа оттуда не высовывал! Уразумел?

— Уразумел, Петр Трофимыч.

— Ты, Геша, понятное дело, ляжешь на кровать.

— А как ложиться — одетым или раздетым? — поинтересовался Самокатов.

— Конечно, раздетым. У Руки Смерти не должно возникнуть ни малейшего подозрения… Ну а ты, Люба, посиди в соседней комнате.

Крутая от возмущения даже жвачку жевать перестала.

— Почему это я — в соседней комнате?!

— А потому, дорогуша, — объяснил ей майор, — что на флоте существует примета: женщина на военном корабле — к несчастью.

— При чем тут военный корабль?

— А при том, что у нас в ФСБ тоже такая примета имеется. Женщин мы на боевые операции не берем. Чтобы они ничего не сглазили.

— Но мне же всего четырнадцать!

— Все равно можешь сглазить.

— Ну хоть в шелку-то можно посмотреть? — попросила Любка.

— В щелку можно, — милостиво разрешил ей Гвоздь.

— Петр Трофимыч, а вы куда спрячетесь? — спросил Генка, потому что прятаться майору было решительно некуда. Под кроватью — Горохов. Под столом — Кипятков. А в узкий шкаф круглый Гвоздь точно бы не поместился.

— А вот куда, — забрав у капитана сумку, сказал майор.

Ребята заулыбались, решив, что это шутка.

Но Гвоздь и не думал шутить. Поставив сумку на стол, он принялся вытаскивать из нее всякую всячину: морской бинокль, блок «Беломора», противотанковую гранату, авторучку, компас, два водяных автомата… Затем пошли исключительно съестные припасы: банка рыбных консервов, сгущенка, жареная курица, пакет лапши, майонез, масло, творог…

— У вас прямо бездонная сумочка, — хихикнула Любка.

— У сотрудника ФСБ во время боевой операции все должно быть под рукой, — наставительно сказал майор. — Никогда заранее не знаешь, что может пригодиться.

Наконец сумка опустела. Гвоздь поставил ее на пол и со словами: «фокус-покус» — залез внутрь, застегнув над головой замок-«молнию».

Самокатов, Горохов и Крутая были, конечно, поражены.

— Как это вы так ловко сложились, Петр Трофимыч? — спросили ребята, когда майор вылез из сумки.

Гвоздь с усмешкой подкрутил усы:

— Поживете с мое, орлы, еще и не так научитесь складываться.

Время между тем приближалось к полуночи.

— Ну что ж, сейчас закусим — и по местам, — объявил майор.

— Ой, а у меня ничего нет, — смутился Генка.

— Зато у меня есть. — Гвоздь кивнул на свои припасы.

— Хотите я вам что-нибудь приготовлю?! — предложила Крутая.

— А ты умеешь? — спросил у нее Кипятков.

— Еще бы. Пальчики оближете.

И Любка с ходу приготовила лапшу с курицей, рыбный салат с майонезом, сырники со сгущенкой… Словом, и в кулинарии Крутая оказалась крутой.

Все ели и пальчики облизывали. А Любка, раскрасневшись от хозяйственных забот, поминутно спрашивала:

— Кому еще добавочки?

Вскоре с едой было покончено.

— По местам, орлы, — приказал майор Гвоздь.

Все полезли кто куда. Макс — под кровать. Кипятков — под стол… Любка ушла в соседнюю комнату, чтоб не сглазить боевую операцию.

А Генка лег на кровать. На душе у него было тревожно. А что, если Рука Смерти успеет вцепиться ему в горло до того, как Гвоздь с Кипятковым начнут поливать ее из водяных автоматов? Самокатов нервно заворочался… Интересно, о чем там Горох под кроватью думает? Наверное, о том же.

Но Горохов думал совсем о другом.

— Самокат, — тихонько позвал он.

— А?

— А что такое любовь?

— Чего-чего? — переспросил Генка.

— Да я вот лежу и думаю: что ж такое любовь?

Самокатов, несмотря на свое тревожное состояние, пошутил:

— Это такая игра, Горох. Типа футбола.

— Нет, я серьезно. Ты вот как считаешь?

— Отвали, Макс. Мне сейчас не до фигни.

— Любовь не фигня, — сказал Горохов. — Любовь — это… любовь.

Генка свесил голову с кровати.

— Что это на тебя накатило?

Макс мечтательно вздохнул.

— Кажется, я влюбился, Самокат.

— Как влюбился?

— По-настоящему. Без всякой туфты.

— А в кого?

— В Любку Крутую.

— А с чего ты взял?

— Да я о ней постоянно думаю.

— Летит, летит! — послышался из-под стола взволнованный голос Кипяткова. С помощью портативного перископа капитан наблюдал оперативную обстановку за окном.

— Готовность номер один! — приказал из сумки майор Гвоздь.

— Есть готовность номер один, — откликнулся капитан. И тут же смущенно прибавил: — Виноват, товарищ майор. Это ворона летит.

— Отставить готовность номер один!

— Есть отставить!

— Внимательнее надо быть, Жора.

— Слушаюсь, товарищ майор.

…Прошел час, другой. Рука Смерти не появлялась.

«Может, сегодня и не прилетит», — с надеждой подумал Генка, лежа на кровати.

— Когда же она появится? — с досадой проговорил Горохов, лежа под кроватью.

— А что, если Нестерова нас обманула? — подал голос из-под стола капитан Кипятков.

— Спокойно, орлы, — ответил им из сумки майор Гвоздь. — Рука Смерти всегда прилетает к своим жертвам от полуночи до трех. В так называемое дьявольское время.