Повести (сборник) - Павел Бессонов

– Валерой. Видный парень был. Спортсмен. Девки на него вешались. Подружка этого шибздика, сыночка мэра, на него глаз положила, а Эдик полез в драку. Тут же это было, около танцплощадки…

– И что?

– А то… – Николай оглянулся на парней. – Валера ему пару раз врезал, а тот злобу затаил. Потом эта драка на площади, а через три дня нашли Валерия в речке с пробитой головой. Вывод какой?

– Его рук дело, Эдички! – Шурка тоже поглядывала на кучу ребят, в середине которой возвышался Жорка. – Другого и быть не может!

А там уже говорил Эдик Косолапов. Не вынимая правой руки из кармана своих кремовых брюк, левой жестикулировал перед лицами приумолкших парней. Жорка, чему-то усмехаясь, смотрел по сторонам. Заметив, что на него смотрит Виктор, на несколько секунд задержал взгляд.

– Ладно. Виктор. – Николай уже протянул руку, прощаясь. – Рад, что встретил тебя. Заходи как-нибудь, после пяти я всегда дома, если не на рыбалке. Мать всегда дома, и Шурка тоже к этому времени приходит из своей аптеки. А отец помер. Цирроз печени. Свою норму досрочно выпил, наверно. Ты у Дарьи Михайловны остановился? Я как-нибудь заскочу.

Вот теперь, после разговора с Николаем, кое-что прояснилось. Вполне возможно, слухи об убийстве Валерия имеют под собой почву. Эта компания, в которой верховодит сын мэра, в которой, кроме вчерашних школьников, ещё и отсидевший срок взрослый парень, наверное, уже попала в поле зрения начавшегося следствия. Из опыта своей журналистской практики Виктор знал, как непросто из кучи слухов, домыслов, свидетельств выделить зерна истины, и в то же время как легко пойти следствию по ложному пути. Как всё произошло, кто убийца Валерия? Нет, отдохнуть «на всю катушку» ему, видимо, не придётся.

Солнце только ещё золотило верхушку старого клёна. День обещал быть солнечным. Воробьи проводили утреннюю перекличку. Невидимый за служебными зданиями, прогрохотит поезд.

Из открытой двери, ведущей в кухню, доходили запахи готовящегося завтрака – запечённых с картошкой в сметане грибов, фирменного блюда тёти Даши.

Во дворе Виктор умылся водой из жестяного умывальника, возраст которого был не меньше возраста тёти. Утренний ветерок приносил запах листвы. Так было в детстве, на Заречной улице…

Из-за невысокого забора, разделяющего дворы, выглянуло лицо парнишки и скрылось. Мелькнули серые глаза и русая чёлка над ними.

Тётя Даша, давно хлопотавшая по хозяйству, вышла из своей половины.

– Рано ты просыпаешься, племянник. Мог бы в отпуску понежиться в постельке. Или у тебя рано вставать в привычке?

– Привычка это, тётя Даша. До работы далеко. Езжу в свою контору на двух видах транспорта. Больше часа в дороге.

– И долго, и дорого, – подытожила тётя Даша. – А у нас все конторы вокруг площади. Редакция нашей «сплетницы» городской тоже тут, в проулке.

– А кто у тебя сейчас в соседях? – спросил Виктор, вспомнив про выглянувшего из-за забора мальчишку.

– Стариков, какие жили, бог прибрал. Сюда ихняя внучка переехала, с мужем и сынком, Витькой. Шестой класс окончил. Шелапутный парень! С утра как завеется, так допоздна. А отец с матерью на работе. Сейчас ведь все так живут, присмотру нет никакого за детьми, оттого и растут – оторви да брось…

Позавтракав и прихватив с собой полотенце, Виктор пошёл на городской пляж. Пляж начинался с забора парка, протянулся вдоль берега метров на двести и был засыпан привозным жёлтым песком. На другом берегу был «дикий пляж». Песок на нём мелкий, тёмный, природный – речной.

Виктор разделся и вошёл в воду, холодную поблизости от берега из-за многочисленных родников, бьющих из-под земли. Летом родники охлаждали воду, а зимой создавали промоины, в какие неосторожные проваливались в любые морозы.

Переплыв на зареченский берег и постояв под лучами начавшего пригревать солнца. Виктор вернулся обратно.

Поиск ответа на вопросы, возникшие при разговоре с Николаем. Виктор решил начать со встречи с Клавдией. Кто, как не она, мать погибшего парня, могла знать подоплёку происшедшей трагедии. Кроме того, его тянуло увидеть Клаву.

Обогнув парк и перейдя мост, Виктор по улице своего детства дошёл до небольшой площади перед автовокзалом. Дом, в котором Виктор жил до своего отъезда, был вторым от угла, а первым – дом, в котором жила Клавдия. Дальше по переулку стоял дом Николая Сорокина. Кое-что изменилось в облике строений. За дощатым, на вид не так давно окрашенным заборчиком палисадника высоко поднялись вишни, а сам дом был аккуратно обит ящичной дощечкой, тоже не успевшей потемнеть от времени, наличники окон ярко белели. Здесь чувствовался хозяин. Палисадник дома, в котором жил когда-то Виктор, зарос давно не обрезаемым кустарником акации, забор, когда-то поставленный его отцом, зиял дырами, калитка косо висела на одной петле. Бревенчатый оштукатуренный дом давно не белился.

На стук Виктора в калитку дома Степновых вышла Клавдия, непричёсанная, с недовольным усталым лицом. Узнав Виктора, она покраснела, стала приглаживать на ходу волосы, проверять застёжку пуговиц халата.

Виктора захлестнула волна чувств, глубоко прятавшихся в сознании, но неисчезнувших. Она, конечно, изменилась за прошедшие годы, и в то же время напоминала ту девочку Клаву, соседку, какую он любил первой юношеской любовью. Он об этом ничего Клаве не говорил. Он знал: она любит Мишку Степнова, его друга. Покорили девочку Клаву волнистый русый чуб, голубые глаза и гитара.

А Виктор был соседом, верным другом, который провожал её до школы и потом до дома из школы, оберегая от нахальных зареченских пацанов.

На какой-то момент лицо Клавы засветилось радостью:

– Витька, это ты! Слышала, что приехал, но… – И лицо её исказилось гримасой боли. – Знаешь, небось, горе моё…

Виктор шагнул через порог калитки, обнял припавшую к нему женщину.

Они присели на скамью, врытую у порога дома. Клава то смеялась, то вытирала платком набегавшие слёзы, рассказывала о жизни с Михаилом, о гибели его под колёсами: «Сцепщиком работал на узле. Сам знаешь, какая это работа. Порожняком зарезало сразу, не мучился…» И опять о сыне: «Валерка – вылитый отец. И волосы русые, и глаза его… Вновь платочек намокал от слёз.

– Как ты думаешь, Клава, кто его? – Виктору не удалось сказать слово «убил».

– Кто? Косолапова сыночек, мэра нашего. Кто же ещё! С дружками убил и в речку спихнул… – Клава вновь схватилась за намокший платок, – А всё началось из-за Ленки Ненаховой из центрального района. Она на два года моложе Валерия. Мой в зареченской школе учился, а Ленка в той, где и Криволапов Эдька. Тот её обхаживал, подарки дарил. Дружили они. А потом на танцах она с Валерием познакомилась и прилипла к нему. Глупая девчонка. Любовь…

– Ты что, Клава, в любовь не веришь?

– Я Мишку любила без памяти и сейчас люблю! А сколько он мне крови попортил! Гуляка был, хвастун, обманщик… А я любила… Женщина если полюбила, никогда от мужа не уйдёт, что бы он ни сделал, всё простит и с ним останется. Вот и у меня так с Мишкой…

– Значит, сын Косолапова?

– Он! Есть свидетели, что грозился убить. Подрались они… один раз. Только куда задохлому до Валерия! Получил пару оплеух, с фонарями походил, ещё более обозлился. А потом на площади встретил со своими дружками Валерия, когда тот домой шёл, как девчонку ту, Ленку, проводил. Что там было, никто не видел, и что потом, тоже. Семеро на одного. И бандюга этот, рыжий, там был…

– А что милиция? Следствие начато?

– Вчера меня вызывали. Выспрашивали, как жил Валера, сколько пил, с какими девками гулял… с газеты очкарик тоже приходил, интересовался…

Клавдия замолчала, комкая в руках платок, смотрела куда-то мимо Виктора пустыми глазами. Виктор привлёк её к себе, поцеловал в щеку, ощутив солёный привкус слез. Никакие его слова ей сейчас не помогут. И что он может сделать для неё? Сказать, что ей только тридцать семь, что годы и годы впереди, что можно ещё обрести счастье в новой семье? Нет и нет!..

– Держись, – только и смог выдавить из себя Виктор. Клавдия как будто очнулась, посмотрела на Виктора неживым взглядом, бесцветно проговорила:

– Заходи… как-нибудь.

Виктор, пробормотав «до свидания» и не получив ответа от Клавдии, словно застывшей на скамье у порога своего дома, побрёл вдоль Заречной улицы мимо мало чем изменившихся, а лишь потускневших и словно пригнувшихся домов. Его охватило чувство страшного одиночества в этом вневременном мире.

…Клава, девочка-соседка и она же жена его друга Михаила и мать убитого Валерия… Муж и сын остались навсегда в её памяти, а ему, Виктору, нет места ни в её прошлом, ни в настоящем…

В этот предобеденный час улица была пустынна, только вдали, около автобусной остановки, стояла девушка. Подойдя к остановке, Виктор увидел ещё старуху, сидящую на скамье. Остановившись поблизости, Виктор оглядел девушку.

Девушке на вид было не более шестнадцати. Высокая, тоненькая, она стояла, чуть отставив правую ногу в модном остроносом туфле. Тонкие джинсы в обтяжку, короткая кофточка-полурукавка, открывающая полоску живота. Всё чистое, аккуратное, но явно из «секонд-хенда» или по наследству от старшей сестры.