Пожизненный найм - Катерина Кюне

Вечером, когда Софья собралась домой в Москву, сват отпустил её только после твердого и однозначного обещания приехать ещё.

– Я тебе такие игрушки покажу, что ты никогда не видела – заманивал он.

Софья обещала приехать и обещание выполнила. А потом приехала снова. Так она ездила снова и снова месяц, другой и третий. И как-то сложилось, что к приезду «нашей Софьи» в доме свата стали собираться по несколько стариков когда-то работавших на игрушечной фабрике, а то и в артелях чуть ли не сталинских времен. Они научили Софью не только держать инструменты и готовить деревянные заготовки – это было самым простым – но и умению видеть мир иначе. Под влиянием этих людей, несмотря на возраст во многом наивных как дети, а, если сравнивать с современными детьми, то порою и намного более наивных, Софья, сама того не зная и не осознавая, стремительно, хотя и не в один день, конечно, из дизайнера превращалась в художника. Это было подобно тому, как если бы спорыш вдруг надумал расцвести диковинным цветком. При этом сама Софья не замечала перемен, происходивших с нею и в ней, а лишь чувствовала, едва ли не впервые в жизни, что с нею всё хорошо, всё так, как должно быть, и радовалась сама не зная чему.

Одним из следствий перемен, стало желание Софьи изучить зоологию на практике. Найти курсы для взрослых в Москве оказалось неразрешимой проблемой – зоология не иностранный язык, не правоведение и не менеджмент – её преподавание требует от организаторов обучения не только желания заработать, но ещё и дорогостоящей учебной базы. Второе высшее образование Софья сочла непозволительной роскошью. Не из-за стоимости обучения (деньги у неё были), а из-за обилия в курсе биологии предметов для достижения её целей совершенно не нужных.

И тогда Софья занялась самообразованием. Начав с просмотра познавательных фильмов из разряда «Бурый медведь – хозяин русской тайги», она быстро перешла к чтению сначала научно-популярной, а затем и специальной литературы по зоологии. Конечно, в акарологии и оологии она оставалась совершенным, полным профаном, но с таксономией, зоопсихологией, биоакустикой и даже фенологией познакомилась более чем основательно. Вершиной занятий стали «полевые исследования», когда Софья, с фотоаппаратом через плечо, уезжала «смотреть зверюшек» порою за тысячу и больше километров от Москвы. Там она снимала не только зверей, но и местную жизнь, или же те следы, которые остались от её существования в прошлом – брошенные деревни и опустевшие малые города.

Живя в Москве и за всю жизнь из всей Российской провинции побывав только единожды в Сочи, Софья ещё недавно даже представить себе не могла, что для того, чтобы попасть в другой мир, совсем не нужно проваливаться в кротовую нору, достаточно сесть на поезд и немного отъехать от столицы. Увы, этот другой мир оказался не сказочными джунглями, населенными пестрыми диковинными животными и не техногенной цивилизацией, где по городам снуют летающие трамвайчики. Он даже не был таким, каким всегда представлялся Софье – почти что Москвой, только размером поменьше. Он оказался мрачным, скорбным свидетелем смерти и деградации, долиной многоэтажных незрячих бетонных чудовищ и хромых, дряхлых избушек. Фактически, Россия превратилась в великий пустырь, где можно было проехать несколько сотен километров и не встретить ни души. Жизнь бурлила только в крупных населенных пунктах, деревни и маленькие районные города в основном повымирали и существовали только виртуально, в устаревших энциклопедических статьях и на административных картах.

Постепенно Софья из чудаковатой девушки-подростка, которая толком ещё не знает, чего хочет и смотрит на мир сквозь очки, взятые напрокат у режиссеров, романистов и старших приятелей, превратилась в сосредоточенную молодую женщину, размышляющую, анализирующую, сопоставляющую. Ей открылось вдруг, что мир ещё более несовершенен, чем ей когда-то казалось, что он похож на иное яблоко, блестящее, правильной формы, но гнилое внутри. И она сама не заметила, как научилась не покупаться на этот обман, как стала гораздо быстрее отличать подлинное от поддельного. И как вот это, подлинное, и стало для неё самым важным, предметом её кропотливых поисков и целью всего, что она делала.

В ней теперь было меньше отвлеченной мечтательности, но зато она стала замечать то, чего не видела раньше. Например, однажды в вагоне метро, рассматривая пассажиров напротив, она с удивлением поймала себя на мысли, что пожилая, седая женщина с добрыми глазами, сжимающая в узловатых руках бумажный пакет с неведомым содержимым заинтересовала её гораздо больше, чем сидящий рядом парень с внешностью журнальной фотомодели, картинно поправляющий романтичные кудри.

***

…В тот день в отдел перспективного дизайна зачем-то заявился директор по инновационному развитию. Вообще-то в нормальных обстоятельствах такие важные начальники крупных корпораций до простых смертных не опускаются и по кабинетам рядовых сотрудников не бродят. А в «Танит-групп» с её строго регламентированной корпоративной этикой явление у рабочего места простого дизайнера «директора по» было сродни светопреставлению.

– Так, а вы у нас чем занимаетесь? – Софья немного удивилась его тону воспитательницы детского сада, которая всегда недовольна тобой ещё до того, как узнала, есть ли на то причины. А взглянув на бейджик, удивилась ещё больше – мужчина по всем признакам был очень молод, едва ли на год-два старше самой Сони, когда же он успел взлететь до такой высокой должности? Но его молодое лицо, несмотря на правильные черты, ужасно уродовали две вещи – длинные, очень тонкие губы, как у грубо сработанной куклы, которой рот прорезали неаккуратно и наспех и тяжелый взгляд.

Пока Софья, рассматривая его, замешкалась с ответом, кто-то из свиты услужливо ответил за неё:

– Это Софья, наш дизайнер.

Но ещё до того, как прозвучал конец этой фразы, «директор по» подхватил с Софьиного стола кипу эскизов и принялся быстро и крайне небрежно её просматривать. По правилам жанра – и так происходило со всеми предыдущими сотрудниками, попавшимися на его пути – он должен был, даже не досмотрев стопку до конца, выдернуть один какой-нибудь эскиз, припечатать его к столу прямо под носом у Софьи, и не глядя на неё ледяным голосом бросить: «Это абсолютно не годится, сейчас же переделывайте». И уйти. Но неожиданно для всей процессии он сбавил скорость и стал пристально вглядываться в рисунки. Все напряженно и с болезненным любопытством следили за его лицом. Сначала его выражение стало крайне недоуменным, словно он увидел нечто небывалое. По нему даже пробежало что-то вроде сомнения, словно он безуспешно силился вспомнить, как на это нужно реагировать. «Директор по» ничего не смыслил ни в дизайне, ни в живописи с рисунком, весь его культурный багаж был собран и упакован на одной-единственной экскурсии в Третьяковскую галерею в седьмом классе. Он ожидал увидеть эскизы таких игрушек, к которым он привык и которые для него составляли норму. Но увидел он нечто совершенно иное. И, несмотря на свою надменность, мгновение директор колебался. Видимо, вздрогнул какой-то участок души, хоть и погребенный под мертвечиной, но чудом живой. Но «директор по» моментально опомнился.

– Что это такое?! – он припечатал рисунок к столу и, тыча в него пальцем, уставился на Софью, – а?!

– Эскизы будущих игрушек, – растерянно ответила Софья, ещё не понимающая что происходит.

– Игрушек??!! Ты что, ненормальная?! Или ты просто рисовать не умеешь?! Кому нужны такие уроды?! – он потрясал стопкой эскизов, которая всё ещё была у него в руке.

– Я подумала, ведь игрушки – они должны развивать, прививать детям вкус, хотела найти какое-то новое решение… – в замешательстве начала Софья, но «директор по» повернулся к ней спиной и не слушал и не слышал её больше.

– Где начальник отдела?! – угрожающе спросил он.

Бледный, ссутулившийся мужчина отделился от кучки наблюдателей и затравлено посмотрел на директора. Соня уставилась на него с изумлением – ведь он решительный, энергичный, очень образованный человек с развитым вкусом, – во всяком случае, так Софья думала раньше, она была уверена, что он всегда будет на её стороне, тем более что он и прежде видел эти эскизы и знает, сам говорил ей, что они хорошие!

– Что у вас тут происходит?! Вы что, не следите, чем занимаются ваши подчиненные?! – продолжал директор угрожающе, – Почему в отделе работает неквалифицированный, бездарный сотрудник?! – он швырнул эскизы обратно на стол, но они соскользнули с его гладкой, полированной поверхности и рассыпались по полу. Изящные, ловкие звери замерли на них, словно прислушиваясь и силясь постичь происходящее, не понимая, что это именно им выносят смертный приговор, – Чтобы завтра её здесь не было, – он ткнул в Софью, – а вы в этом месяце оштрафованы и лишаетесь квартальной премии. В течение двух недель отчеты о деятельности отдела будете подавать лично мне. Ещё один косяк – и будете на пару уродов в заплеванных переходах малевать, – И он направился к выходу, а следом за ним гуськом и, словно бы стараясь остаться незаметной, двинулась «свита». Рядом с Софьиным столом остался один начальник отдела. Вообще-то, он с самого начала интуитивно чувствовал, что Сонины эксперименты кончатся для него плохо. Но рационально обосновать, почему Софью необходимо одернуть, он так и не смог. Ведь нигде на записано, что игрушки должны выглядеть определенным образом. Никто не запрещал ему экспериментировать со стилем, предлагать новые дизайнерские решения. Напротив, официально, на словах это как будто приветствовалось. Нет также никаких данных в пользу того, что игрушки, произведенные по Сониным эскизам, будут хуже продаваться. Когда Соня впервые принесла ему новые работы, ему и вправду показалось, что они интересные. К тому же, обосновывая новый стиль своих зверей она была так убедительна… И он решил рискнуть.