Подвиг - Владимир Набоков

Внизу у лeстницы билась, рыдая, Ирина, цeплялась за балюстраду. Елена Павловна тихо ее уговаривала, - "Ира, Ирочка", - а Михаилъ Платоновичъ, употребляя уже не разъ испытанное средство, вынулъ платокъ, быстро сдeлалъ толстый узелъ съ длиннымъ ушкомъ, надeлъ платокъ на руку, и, вертя ею, показалъ человeчка въ ночной рубашкe и колпакe, уютно укладывающагося спать.

На вокзалe она расплакалась опять, но уже тише, безнадежнeе. Мартынъ сунулъ ей коробку конфетъ, предназначенную, {137} собственно говоря, Сонe. Зилановъ, какъ только усeлся, развернулъ газету. Ольга и Елена Павловны считали глазами чемоданы. Съ грохотомъ стали захлопываться дверцы; поeздъ тронулся. Соня высунулась въ окно, облокотясь на спущенную раму, и Мартынъ нeсколько мгновенiй шелъ рядомъ съ вагономъ, а потомъ отсталъ, и уже сильно уменьшившаяся Соня послала ему воздушный поцeлуй, и Мартынъ споткнулся о какой-то ящикъ.

"Ну вотъ - уeхали", - сказалъ онъ со вздохомъ и почувствовалъ облегченiе. Онъ перебрался на другой вокзалъ, купилъ свeжiй номеръ юмористическаго журнала съ носастымъ, крутогорбымъ Петрушкой на обложкe, а когда все было высосано изъ журнала, засмотрeлся на нeжные луга, проплывавшiе мимо. "Моя прелесть, моя прелесть", - произнесъ онъ нeсколько разъ и, глядя сквозь горячую слезу на зелень, вообразилъ, какъ, послe многихъ приключенiй, попадетъ въ Берлинъ, явится къ Сонe, будетъ, какъ, Отелло, разсказывать, разсказывать... "Да, такъ дальше нельзя, - сказалъ онъ, пальцемъ потирая вeко и напрягая надгубье, - нельзя, нельзя. Больше активности". Прикрывъ глаза, удобно вдвинувшись въ уголъ, онъ принялся готовиться къ опасной экспедицiи, изучалъ карту, никто не зналъ, что онъ собирается сдeлать, зналъ, пожалуй, только Дарвинъ, прощай, прощай, ни пуха, ни пера, отходитъ поeздъ на сeверъ, - и на этихъ приготовленiяхъ онъ заснулъ, какъ прежде засыпалъ, надeвая въ мечтe футбольные доспeхи. Было темно, когда онъ прибыль въ Кембриджъ. Дарвинъ читалъ все ту же книгу и, какъ левъ, зeвнулъ, когда онъ къ нему вошелъ. И тутъ Мартынъ поддался маленькому озорному соблазну, - за что {138} впослeдствiи поплатился. Онъ съ нарочитой задумчивой улыбкой уставился въ уголъ, и Дарвинъ, неторопливо доканчивая зeвокъ, посмотрeлъ на него съ любопытствомъ. "Я счастливeйшiй человeкъ въ мiрe, - тихо и проникновенно сказалъ Мартынъ. - Ахъ, если бъ можно было все разсказать". Онъ, впрочемъ, не лгалъ: давеча въ вагонe, когда онъ заснулъ, ему привидeлся сонъ, выросшiй изъ двухъ-трехъ Сониныхъ словъ, - она прижимала его голову къ своему гладкому плечу, наклонялась, щекоча губами, говорила что-то придушенно-тепло и нeжно, и теперь было трудно отдeлить сонъ отъ яви. "Что жъ, очень радъ за тебя", - сказалъ Дарвинъ. Мартыну вдругъ сдeлалось неловко, и онъ, посвистывая, пошелъ спать. Черезъ недeлю онъ получилъ открытку съ видомъ Бранденбургскихъ воротъ и долго разбиралъ паукообразный Сонинъ почеркъ, тщетно пытаясь найти скрытый смыслъ въ незначительныхъ словахъ.

И вотъ, плывя по рeкe подъ низкими цвeтущими вeтвями, Мартынъ вспоминалъ, провeрялъ, испытывалъ разными кислотами послeднюю встрeчу съ ней, - прiятная, хотя не очень плодотворная работа. Было жарко, сквозь закрытыя вeки солнце проникало томнымъ клубничнымъ румянцемъ, слышенъ былъ сдержанный плескъ воды и далекая нeжная музыка плывущихъ грамофоновъ. Погодя Мартынъ открылъ глаза и въ потокe солнца увидeлъ Дарвина, лежащаго въ подушкахъ напротивъ, въ такихъ же бeлыхъ фланелевыхъ штанахъ и открытой рубашкe, какъ и онъ. На ютe этой плотоподобной шлюпки съ плоскимъ, неглубокимъ днищемъ и тупымъ носомъ стоялъ Вадимъ и налегалъ на упорный шестъ. Потрескавшiяся бальныя {139} туфли сверкали отъ брызгъ, на остромъ лицe было внимательное выраженiе, - онъ любилъ воду, онъ священнодeйствовалъ, искусно, плавно орудуя шестомъ, вынимая его изъ воды ритмическими перехватами и снова на него налегая. Шлюпка скользила между цвeтущихъ береговъ; въ прозрачно-зеленоватой водe отражались то каштаны, то млечные кусты ежевики; иногда падалъ лепестокъ, и было видно въ водe, какъ изъ глубины спeшитъ къ нему навстрeчу отраженiе, и вотъ - сошлись. Мимо, лeниво и безмолвно, если не считать воркотни грамофоновъ, проплывали такiя же плоскiя шлюпки, а изрeдка байдарка или пирога со вздернутымъ носомъ. Мартынъ замeтилъ впереди открытый цвeтной зонтикъ, который колесомъ вращался то вправо, то влeво, но отъ женщины, тихо вращавшей его, ничего не было видно, кромe руки - почему-то въ бeлой перчаткe. На кормe стоялъ молодой человeкъ въ очкахъ и очень неумeло дeйствовалъ шестомъ, такъ что шлюпка виляла, и Вадимъ кипeлъ презрeнiемъ и не зналъ, съ какой стороны ее перегнать. На первой же излучинe она неуклонно пошла на берегъ, при чемъ выпуклый зонтикъ обернулся въ профиль, и Мартынъ узналъ Розу. "Посмотри, какъ забавно", - сказалъ онъ, и Дарвинъ, не мeняя положенiя толстыхъ заломленныхъ рукъ, посмотрeлъ по направленiю его взгляда. "Запрещаю съ ней здороваться", - сказалъ онъ спокойно. Мартынъ улыбнулся: "Нeтъ-нeтъ, непремeнно". "Если ты это сдeлаешь, - протяжно проговорилъ Дарвинъ, - я отшибу тебe голову". Было что-то странное въ его глазахъ, и Мартыну сдeлалось не по себe; но именно потому, что онъ разслышалъ въ словахъ Дарвина нешуточную угрозу и испугался ея, Мартынъ, {140} проплывая мимо застрявшей въ кустахъ шлюпки, крикнулъ: "Алло, алло, Роза!" И она молча улыбнулась, сiяя глазами и вертя зонтикомъ, и молодой человeкъ въ очкахъ уронилъ со шлепкомъ шестъ въ воду, и въ слeдующее мгновенiе поворотъ ихъ закрылъ, и Мартынъ опять закинулъ голову и сталъ смотрeть въ небо. Черезъ нeсколько минуть молчаливаго скольженiя вдругъ раздался голосъ Дарвина: "Здорово, Джонъ, - рявкнулъ онъ. - Подплывай сюда!"

Джонъ осклабился и затабанилъ. Этотъ чернобровый, ежомъ остриженный толстякъ былъ даровитымъ математикомъ и недавно получилъ за одну изъ своихъ работъ стипендiю. Онъ глубоко сидeлъ въ пирогe, двигая вдоль самаго борта блестящимъ гребкомъ. "Вотъ что, Джонъ, - сказалъ Дарвинъ. - Тутъ меня вызвали на драку, такъ что будь свидeтелемъ. Мы выберемъ мeсто потише и пристанемъ". "Ладно, - отвeтилъ Джонъ, не выказавъ никакого удивленiя, и, плывя рядомъ, сталъ длинно разсказывать о студентe, недавно купившемъ гидропланъ и немедленно разбившемъ его при попыткe подняться вотъ съ этой узкой рeки. Мартынъ лежалъ въ подушкахъ, не шевелясь. Знакомая дрожь и слабость въ ногахъ. Быть можетъ Дарвинъ все-таки шутитъ. Съ чего бы ему такъ взъерепениться?

Вадимъ, поглощенный навигаторскимъ таинствомъ, ничего повидимому не слышалъ. Послe трехъ-четырехъ поворотовъ Дарвинъ попросилъ его пристать. Уже близился вечеръ. Рeка въ этомъ мeстe была пустынна. Вадимъ направилъ шлюпку на зеленый мысокъ, выдававшiйся изъ-подъ навeса листвы. Мягко стукнулись. {141}

XXIX.

Дарвинъ первый выскочилъ на берегъ и помогъ Вадиму причалиться. Мартынъ потянулся, неторопясь встала, вышелъ тоже. "Я вчера началъ читать Чехова, сказалъ ему Джонъ, шевеля бровями. - Очень благодарю васъ за совeтъ. Милый, человeческiй писатель". "О, еще бы", - отвeтилъ Мартынъ и быстро подумалъ: "Неужто и впрямь будетъ драка?"

"Ну вотъ, - сказалъ Дарвинъ подойдя. - Теперь можно приступить; если пройти сквозь эти кусты, мы выйдемъ на поляну. Съ рeки ничего не будетъ видно".

Вадимъ только теперь понялъ, что затeвается. "Мамка тебя убьетъ", сказалъ онъ по-русски Мартыну. "Пустяки, - отвeтилъ Мартынъ. - Я боксую не хуже его". "Не надо бокса, - лихорадочно шепнулъ Вадимъ. - Дай ему сразу ногой", - и онъ опредeлилъ, куда именно. Стоялъ онъ за Мартына только изъ любви къ отечеству.

Полянка, окруженная орeшникомъ, оказалась ровной, бархатной. Дарвинъ засучилъ рукава, но, подумавши, развернулъ ихъ опять и снялъ рубашку: освeтилось крупное розовое тeло съ мускулистымъ лоскомъ на плечахъ и съ дорожкой золотистыхъ волосъ посрединe широкой груди. Онъ покрeпче затянулъ ремень пояса и вдругъ заулыбался. "Все это шутка", - радостно подумалъ Мартынъ, но, на всякiй случай, тоже обнажилъ торсъ: кожа у него была болeе кремоваго оттeнка съ многочисленными {142} родинками, какъ часто бываетъ у русскихъ. По сравненiю съ Дарвиномъ онъ казался болeе поджарымъ, хотя былъ плотенъ и плечистъ. Онъ снялъ черезъ голову крестъ, загребъ въ ладонь цeпочку, и эту горсточку текучаго золота сунулъ въ карманъ. Вечернее солнце обдавало тепломъ лопатки.

"Вы какъ хотите, - съ перерывами?" - спросилъ Джонъ, удобно растянувшись на травe. Дарвинъ вопросительно взглянулъ на Мартына, который стоялъ, сложивъ руки на груди и разставя ноги. "Мнe все равно", - замeтилъ Мартынъ, а въ мысляхъ пронеслось: "Нeтъ, повидимому драка будетъ, - это ужасно..." Кругомъ да около безпокойно слонялся Вадимъ, заложивъ руки въ карманы, посапывалъ, смущенно ухмылялся, а потомъ сeлъ по-турецки рядомъ съ Джономъ. Джонъ вынулъ часы. "Имъ все-таки не слeдуетъ дать больше пяти минутъ, - правда, Вадимъ?" Вадимъ растерянно закивалъ. "Ну-съ, можете начать", - сказалъ Джонъ.

Дарвинъ и Мартынъ, мгновенно сжавъ кулаки, подняли согнутыя въ локтяхъ руки (правая заслоняетъ животъ, лeвая ходитъ поршнемъ) и принялись упруго и живо переступать на напряженныхъ ногахъ, словно потанцовывая. Въ эту минуту Мартыну еще казалось невозможнымъ ударить Дарвина въ лицо, въ это большое, гладко-выбритое, доброе лицо съ мягкими морщинками у рта; но когда кулакъ Дарвина вдругъ вылетeлъ и Мартына треснулъ по челюсти, все измeнилось: пропалъ страхъ, стало на душe хорошо, свeтло, а звонъ въ головe отъ встряски пeлъ о Сонe, - настоящей виновницe поединка. Увильнувъ отъ новаго выпада, онъ хватилъ Дарвина по его доброму лицу, {143} во время нырнулъ (стремительная рука Дарвина метеоромъ пронеслась надъ самымъ теменемъ) и хотeлъ двинуть еще разъ снизу вверхъ, но промахнулся и получилъ самъ въ глазъ такой черный и звeздный ударъ, что пошатнулся и уже не могъ отклониться отъ пяти-шести кулаковъ, летавшихъ вокругъ его головы, но самый опасный изъ нихъ ему все же удалось пропустить черезъ плечо: нагнувшись, онъ обманулъ Дарвина проворнымъ маневромъ и со всей силы хряпнулъ его по мокрому, твердому отъ зубовъ рту, - и тутъ же самъ екнулъ, почувствовавъ, словно налетeлъ животомъ на торчащiй конецъ желeзнаго бруса. Оба отскочили другъ отъ друга и пошли опять кружить, и у Дарвина изъ угла рта текла красная струйка, и онъ дважды сплюнулъ. Схватились снова. Джонъ, задумчиво покуривая трубку, мысленно противопоставлялъ опытность Дарвина быстротe Мартына и думалъ, что, пожалуй, въ рингe онъ, выбирая между этими двумя тяжеловeсами, отдалъ бы предпочтенiе старшему. У Мартына лeвый глазъ закрылся и уже распухъ, и оба бойца были мокрые и лоснящiеся, въ красноватыхъ пятнахъ. Вадимъ межъ тeмъ разошелся, что-то азартно кричалъ, Джонъ на него шикалъ. Бабахъ въ ухо: Мартынъ не удержался на ногахъ, и, пока онъ валился, Дарвинъ успeлъ его еще разъ хватить, и Мартынъ сильно сeлъ на траву, ушибивъ копчикъ, но тотчасъ вспрянулъ и налетeлъ. Несмотря на боль въ головe, на глухоту, на багровый туманъ въ глазахъ, Мартыну казалось, что онъ причиняетъ Дарвину больше увeчiй, чeмъ тотъ ему, но Джонъ, знатокъ бокса, уже ясно видeлъ, что Дарвинъ только входитъ во вкусъ, еще немножко, и младшiй будетъ уложенъ. Мартынъ, однако, {144} чудомъ выдержалъ рeшительный напоръ Дарвина, состоявшiй изъ звучныхъ заушинъ, кои зовутся раскатихами, и успeлъ еще разъ брякнуть его по рту, а случайно коснувшись своихъ бeлыхъ штановъ, оставилъ на нихъ красный отпечатокъ. Онъ дышалъ съ присвистомъ, мало уже соображалъ, и то, что было передъ нимъ, называлось уже не Дарвинъ, - и вообще не носило человeческаго имени, - а было только розовой, скользкой, быстроходной громадой, по которой слeдовало шмякать изъ послeднихъ силъ. Ему удалось очень плотно и ладно ударить куда-то, - куда - онъ не видeлъ, - но тотчасъ множество кулаковъ, справа, слeва, куда ни сунься, продолжало его обрабатывать, онъ упрямо искалъ въ этомъ вихрe брешь, нашелъ, забарабанилъ по какой-то чмокающей мякинe, почувствовалъ вдругъ, что у самого отлетаетъ голова, и, поскользнувшись, повисъ на Дарвинe, зажимая сдвинутыми локтями его мокрыя, горячiя руки. "Время!" - донесся вдругъ изъ отдаленныхъ пространствъ голосъ Джона, и бойцы расцeпились, Мартынъ рухнулъ на мураву, Дарвинъ, улыбаясь окровавленнымъ ртомъ, присeлъ рядомъ, нeжно перекинулъ руку черезъ его плечо, и оба замерли, склонивъ головы и тяжело дыша.