Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков

Тем временем по инициативе большевиков Петросовет объявил о создании Военно-революционного комитета. ВРК сформировался в период между 16 и 21 октября. В его состав, который до свержения Временного правительства насчитывал всего несколько десятков человек, вошли большевики, левые эсеры и несколько анархистов, а также представители Петроградского Совета, Совета крестьянских депутатов, Центробалта, Областного исполкома армии, флота и рабочих в Финляндии, фабрично-заводских комитетов и профсоюзов.

Это был хороший ход. Получалось, что восстание организует не одна партия, а множество разных сил.

Одновременно была устроена замечательная акция психологической войны. 18 октября Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь» письмо, в котором заявлял, что он против вооруженного восстания.

Вообще-то такое поведение называется предательством. Ленин очень шумел по этому поводу и требовал исключить его из партии. Но… Каменева не только не исключили даже из ЦК, но и порицания не вынесли. Складывается впечатление, что это был намеренный «слив», а Ленин шумел для отвода глаз. Получалось, что, с одной стороны, Каменев подтверждал, что восстание действительно готовится, с другой — что среди большевиков нет единства. То есть продолжалась политика выманивания Керенского на активные действия.

А с 21 октября ВРК начинает давить на психику уже серьезно. Точнее, это уже начало восстания. Но… как-то не совсем.

22 октября комиссары Комитета приходят к командующему Петроградского гарнизона полковнику Г. П. Полковникову[46], и заявляют, что «все приказы командующего должны скрепляться подписью одного из комиссаров и что без них приказы будут считаться недействительными…» Тот их послал куда подальше, сказав, что ему и комиссаров ЦИК хватает. Это, собственно, от него и требовалось. Троцкий тут же пишет обращение, которое распространяется по частям — благо там тоже уже сидят комиссары ВРК. «На собрании 21 октября революционный гарнизон Петрограда сплотился вокруг ВРК… как своего руководящего органа. Несмотря на это, штаб Петроградского военного округа в ночь на 22 октября не признал ВРК, отказавшись вести работу совместно с представителями солдатской секции Совета. Этим самым штаб порывает с революционным гарнизоном и Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Штаб становится прямым орудием контрреволюционных сил… Охрана революционного порядка от контрреволюционных покушений ложится на вас под руководством ВРК. Никакие распоряжения по гарнизону, не подписанные ВРК, недействительны… Революция в опасности. Да здравствует революционный гарнизон».

Солдатики не возражают. ВРК им больше нравится, чем господа офицеры.

Казалось бы, вот он, самый настоящий бунт! Но… не по понятиям того времени. Для солдат и рабочих Петроградский Совет — законная власть. К тому же ВРК (как и большевики) заседает в Смольном, так сказать, на правах субаренды. А главный хозяин Смольного — ЦИК. Туда рискни, сунься. Корнилов против ЦИК уже пытался выступать…

«Ползучее восстание» продолжается. 22 октября под контроль ВРК переходит Петропавловская крепость. Тем временем большевики мотаются по частям и заводам и толкают речи. Суперзвезда тут, конечно, Троцкий — один из лучших ораторов XX века. Там, где он побывал, — все схвачено.

Восстание идет полным ходом. Но! Никто ведь ничего пока что не захватывает. Когда же все начнется по-взрослому?

Куда стреляла «Аврора»?

Керенский понимает, что дело худо, постоянно бегает в Генеральный штаб и шлет приказы на фронт о высылке войск, а не получив ответа, начинает действовать сам. Правда, как-то странно. На рассвете 24 октября отряд юнкеров и милиции совершил налет на типографию «Труд», где печаталась большевистская газета, изъял отпечатанные номера, рассыпал набор. Затем нападающие опечатали дверь и встали в карауле.

Простояли они там не больше двух часов, пока не явилась рота солдат Литовского полка с пулеметами. Солдаты предложили юнкерам убираться, пока целы. Те и убрались — с пулеметами не поспоришь. Но этот нелепый захват был то, что надо! Через несколько часов вышел новый номер газеты, в котором уже имелось обращение Сталина с рассказом о случившемся.

В тот же день Полковников издает приказ № 251:

«1. Приказываю всем частям и командам оставаться в занимаемых казармах впредь до получения приказов из штаба округа. Всякие самостоятельные выступления запрещаю. Все выступающие вопреки приказу с оружием на улицу будут преданы суду за вооруженный мятеж.

2. В случае каких-либо самовольных вооруженных выступлений или выходов отдельных частей или групп солдат на улицу помимо приказов, отданных штабом округа, приказываю офицерам оставаться в казармах. Все офицеры, выступившие помимо приказов своих начальников, будут преданы суду за вооруженный мятеж.

3. Категорически запрещаю исполнение войсками каких-либо "приказов", исходящих от различных организаций».

Интересно, а верил ли он сам, что этот приказ исполнят?

Тем временем Керенский собирал силы для охраны Зимнего дворца. Получалось очень плохо. Большинство тех, кому это было приказано, уклонилось от такой чести. К примеру, из ударного женского батальона Марии Бочкаревой пришла одна рота, примерно 200 человек, Затем к ним присоединились 68 юнкеров Михайловского артиллерийского училища. Кроме того, во дворце уже находились или прибыли на дежурство ночью и днем 24 октября 134 офицера и около 2 тысяч человек из школ прапорщиков Петергофа, Ораниенбаума и Гатчины.

Около половины третьего Генштаб принял решение развести Литейный, Троицкий и Николаевский мосты (Дворцовый мост жестко контролировался войсками, находящимися возле Зимнего). Таким образом защитники власти хотели отрезать от города «красную» Выборгскую сторону. Что было бессмысленно, потому как казармы большинства частей гарнизона находились на левом берегу, к тому же имелись Невская и Нарвские заставы, не менее революционно настроенные.

Впрочем, из развода мостов тоже ничего не получилось. Юнкера Михайловского училища прибыли к Литейному мосту, но тут на них «наехала» вооруженная толпа (благо рядом располагались казармы Преображенского полка), разоружила и под конвоем повела в родное училище. Ударниц направили развести Троицкий мост, разрешив применять оружие. Однако дамы увидели, что все подходы прекрасно простреливаются пулеметами, установленными вдоль стен Петропавловской крепости, и решили, что целее будут, вернувшись обратно.

Николаевский мост удалось развести, оттеснив отряд Красной Гвардии — но ненадолго. Ночью к мосту подошла «Аврора». Сражаться с плавучим бронированным монстром дураков не нашлось — юнкера разбежались, мост свели обратно.

С «Авророй» вообще интересно вышло. Она стояла на ремонте на Адмиралтейских верфях (это ниже по Неве) и должна была проводить ходовые испытания. Но пришел приказ ВРК: обеспечить сведение моста. Офицеры отказались выполнять этот приказ. Тогда матросы заявили, что поведут «Аврору» сами. Офицеры схватились за голову: «Вы ж ее на мель посадите!» И посадили б — фарватер на Неве очень сложный, особенно для океанского крейсера. В общем, офицеры привели корабль, он им оказался дороже, чем какое-то там Временное правительство.

А дальше все пошло, как положено — телеграф, телефон, вокзалы, электростанция…

Таким образом, к раннему утру 25 октября правительство осталось без телефонной связи и энергоснабжения. Точнее, не совсем: аполитичные телефонистки по доброте душевной соединяли членов правительства с их домами, а оттуда уж перезванивали…

Что же касается помощи, которую ждал Керенский — то части с фронта отказывались идти на Петроград или, не доходя до города, объявляли о верности ВРК. На рассвете министр-председатель обратился к стоявшим в столице казачьим частям. Те поинтересовались — подойдет ли пехота? Узнав, что пехоты не предвидится, заявили, что не намерены «выступать в одиночку и служить живыми мишенями». В 11 утра Керенский на автомашине, одолженной в американском посольстве, умчался куда-то в юго-западном направлении — искать верные войска…

Интересно, что все это время город жил обычной жизнью. Ходили трамваи, работали магазины, театры, кинотеатры и рестораны. Никаких революционных масс на улицах не наблюдалось. Массовое шоу началось только 25 октября.

В полночь 25 октября в Смольном появился Ленин, который не выдержал сидения на квартире. Мне всегда было интересно, как он добрался. Дело в том, что я живу в пределах прямой видимости от дома на Сердобольской, 1, откуда ушел Ленин, и не раз, и не два пешком прошагал примерно эту дорогу. Ну, так уж случалось. Так вот, по одним сведениям, Ленин и его охранник Рахья поймали у Финляндского вокзала извозчика, по другим — Ильич сел в трамвай, где учил кондукторшу, как надо делать революцию.