День поминовения - Кристи Агата
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я здесь.
– Ты что-то говорила? В чем дело, дорогая? Я слышу, ты вздыхаешь в трубку. Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего. Завтра я буду в норме. Завтра все будет в порядке.
– Какая трогательная уверенность! А ведь недаром есть такая поговорка: «Живи сегодняшним днем».
– Не надо так говорить.
– Айрис, что-то случилось?
– Нет, ничего. Я не могу сказать. Я дала слово.
– Скажи мне, родная.
– Нет, не могу. Энтони, вы… ты мне можешь ответить на один вопрос?
– Постараюсь.
– Ты был когда-нибудь влюблен в Розмэри?
Наступило минутное молчание, затем в трубке послышался смех.
– Так вот в чем дело! Да, я был немного влюблен в Розмэри. Она ведь была очень хороша, ты это знаешь. Но однажды, когда я с ней разговаривал, я увидел, как ты спускаешься по лестнице. В это мгновение все было кончено, как рукой сняло. На свете не осталось никого, кроме тебя. Это суровая, неприкрытая правда. И перестань об этом думать. Даже Ромео, если ты помнишь, увлекался Розалиндой до того, как его прибрала к рукам Джульетта.
– Спасибо, Энтони. Я рада это слышать.
– Значит, до вечера? Если я не ошибаюсь, это твой день рождения?
– Вообще-то день рождения через неделю. Но вечер устраивается по этому поводу.
– Тебе как будто не по душе предстоящее торжество?
– Совсем не по душе.
– М-да. Джорджу, конечно, виднее, но мне показалось странновато, что он выбрал то самое место, где…
– Что делать! Я уже несколько раз была в «Люксембурге» с тех пор… с тех пор как Розмэри… Так или иначе туда попадаешь.
– Верно. Но, может быть, это и к лучшему. У меня для тебя есть подарок, Айрис. Надеюсь, он тебе понравится. Au revoir[49].
Он повесил трубку.
Айрис вернулась к Люсилле, чтобы снова ее утешать, уговаривать и успокаивать.
Придя в контору, Джордж сразу же послал за Рут Лессинг.
Мрачное, озабоченное выражение исчезло с его лица, как только Рут, как всегда спокойная, улыбающаяся, в строгом черном костюме, появилась на пороге.
– Доброе утро, мистер Бартон!
– Доброе утро, Рут. Опять неприятности. Прочтите.
Он протянул ей телеграмму.
– Снова Виктор Дрейк?
– Да, будь он неладен!
Она молчала, держа телеграмму в руках.
Худое, смуглое лицо, забавно сморщенный нос… насмешливый голос: «…вы из породы девушек, которые кончают тем, что выходят замуж за босса». Как живо все встало в памяти! Как будто это было вчера.
Голос Джорджа вернул ее к действительности:
– Вы ведь выдворили его отсюда примерно год назад?
– Да, что-то в этом роде, – сказала она, подумав. – Если не ошибаюсь, это было двадцать девятого октября.
– Не перестаю вам удивляться, Рут. Надо же иметь такую память!
Про себя она подумала, что у нее было гораздо больше оснований запомнить этот день, чем он предполагал. Она еще находилась под впечатлением слов Виктора в то время, когда, сняв трубку, услышала беспечный голос Розмэри – и поняла, как сильно ненавидит жену своего шефа.
– Нам еще повезло, что он так долго не появлялся, – сказал Джордж. – Имело смысл заплатить ему тогда эти пятьдесят фунтов.
– А теперь еще триста фунтов! Это ведь целое состояние.
– Да, но на такую сумму он пусть не рассчитывает. Нужно снова навести справки.
– Лучше всего связаться с мистером Огилви. – Александр Огилви, предприимчивый сметливый шотландец, был их агентом в Буэнос-Айресе.
– Да, срочно пошлите ему запрос. Мать, конечно, уже в истерике. Из-за предстоящего вечера все особенно осложняется.
– Хотите, я с ней останусь?
– Нет, ни в коем случае! Вы непременно должны прийти. Вы нужны мне, Рут. – Он взял ее за руку. – Вы слишком много думаете о других.
– Ну что вы! Я эгоистка. – Улыбнувшись, она спросила: – А может быть, стоит связаться с мистером Огилви по телефону? Сегодня к вечеру мы бы все выяснили.
– Прекрасная мысль! На это денег не жалко.
– Я сейчас этим займусь.
Она мягко высвободила руку и вышла из комнаты.
Джордж принялся за текущие дела.
В половине двенадцатого он взял такси и отправился в «Люксембург».
Ему навстречу вышел Шарль, знаменитый метрдотель «Люксембурга». Низко склонив седую голову, он с улыбкой приветствовал Джорджа:
– Доброе утро, мистер Бартон.
– Доброе утро, Шарль. Все готово к вечеру?
– Вы будете довольны, сэр.
– Тот же столик?
– Средний столик в нише. Правильно?
– Да. И вы запомнили насчет лишнего стула?
– Все будет в порядке.
– Вы достали розмарин?
– Да, мистер Бартон. Но мне кажется, это не очень красивые цветы. Может быть, лучше добавить веточки с красными ягодами или несколько хризантем?
– Нет, нет. Только розмарин.
– Хорошо, сэр. Хотите взглянуть на меню? Джузеппе!
Мановением руки Шарль вызвал улыбающегося, низенького, средних лет итальянца.
– Меню для мистера Бартона!
Как по волшебству появилось меню.
Устрицы, бульон, морской язык по-люксембургски, рябчики, жареная цыплячья печенка… Джордж равнодушно пробежал список.
– Да, да, отлично! – Он отдал меню официанту.
Шарль проводил его до дверей. Понизив голос, он произнес:
– Разрешите вам сказать, мистер Бартон, что все мы очень ценим то обстоятельство, что вы… э… снова обратились к нам.
На лице Джорджа появилось подобие улыбки.
– Что было, то прошло, – сказал он. – К прошлому возврата нет. Все это кончено и забыто.
– Вы правы, мистер Бартон. Вы знаете, как мы были потрясены и огорчены, когда все это случилось. Я искренне надеюсь, что у барышни будет веселый день рождения и что вы останетесь довольны.
Отвесив изящный поклон, Шарль удалился и тут же коршуном налетел на одного из младших официантов, который что-то не так расставлял на столике у окна.
Джордж вышел из ресторана, криво усмехаясь.
Он был человеком, лишенным воображения, и поэтому к ресторану сочувствия не испытывал, хотя, объективно говоря, репутация «Люксембурга» пострадала совершенно незаслуженно. В самом деле, разве виноват ресторан, если Розмэри решила именно там покончить самоубийством или если ее убийца задумал именно там привести в исполнение свой замысел? Но, как большинство людей, одержимых какой-то одной идеей, Джордж не способен был думать ни о чем другом.
Он позавтракал в клубе и поехал на заседание правления. Результатами разговора он остался доволен. Все шло как положено.
Когда он вернулся в контору, к нему сразу же заглянула Рут.
– Есть вести о Викторе Дрейке.
– Какие же?
– Боюсь, что на сей раз дело плохо. Он довольно долго присваивал казенные деньги.
– Это сказал Огилви?
– Да. Я дозвонилась до него утром, а десять минут назад звонил он сам. Он говорит, что Виктор вел себя очень нагло.
– Это он умеет!
– Но он заверяет, что фирма не станет возбуждать судебное дело, если деньги будут возмещены. Мистер Огилви говорил со старшим из совладельцев фирмы, так что сведения точные. Вся сумма составляет сто шестьдесят пять фунтов.
– Итак, наш друг Виктор надеялся дополнительно прикарманить сто тридцать пять фунтов?
– Боюсь, что дело обстоит именно так.
– Слава богу, что мы хоть здесь не дали себя околпачить, – сказал Джордж с мрачным удовлетворением.
– Я просила мистера Огилви все уладить. Правильно я поступила?
– Лично я был бы рад, если бы этот юный негодяй отправился в тюрьму, но приходится думать о его матери. Она, конечно, дура, но добрая душа. Виктор, как всегда, в выигрыше.
– Это вы добрая душа, – сказала Рут.
– Я?
– Мне кажется, вы самый добрый человек на свете.
Джордж был растроган и смущен. Он поднес руку Рут к губам и поцеловал ее.
– Дорогая моя Рут! Мой самый лучший, самый верный друг! Что бы я без вас делал?
Они стояли совсем близко.
Она подумала: «Я могла бы быть с ним счастлива. И его могла бы сделать счастливым. Если бы не…»