Мастер сновидений - Сергей Нетреба-Залесский

– Да нет, не сейчас, – небрежно ответил Тофик. – Это уж когда сменится. Ты ему тогда скажи, пусть ко мне зайдет. Оперативка в девять начнется, так что успеет, ну ладно, пойду я!

– Ага! Хорошо Тофик Вагифович, – быстро проговорил прапорщик, протягивая руку к телефонной трубке, потому что в этот момент резко и требовательно загудел зуммер вызова. Выйдя за дверь и плотно прикрыв ее за собой, Тофик чуть-чуть задержался, прислушиваясь к разговору дежурного и решительно направился к лестнице, ведущей в подвал, туда, где были камеры.

Выйдя из дежурки, Тофик повернул к лестнице, ведущей вниз, в подвал, туда, где были камеры предварительного заключения. Здание Управления было старым, и обшарпанные стены, с кое-где облупившейся до самого кирпича штукатуркой, поросли какими-то белесыми махрами, то ли соль выступила, то ли плесень пробилась. Но Тофик лишь скользнул по этому зрелищу упадка и развала привычным взором, весь погружений в свои мысли. Нефедов был, с точки зрения Тофика, парень неплохой. Во всяком случае, выгоду свою чувствовал издалека и никогда ее не упускал. Такие люди Тофику нравились. С ними можно было иметь дело. Хотя и опасны они были по-своему… Но опасности пока от Нефедова Тофик не видел, к тому же Нефедов был многим обязан Тофику. Пару лет тому назад, когда начались чистки в рядах защитников правопорядка, Тофик отмазал Нефедова из-под сокращения и при случае не упускал возможности напомнить ему об этом. Понятно, что Нефедову это не нравилось, и он потихоньку начал скалить зубы, а Тофик, как тонкий психолог, доведя Нефедова до того момента, когда он уже был готов вцепиться ему, Тофику, в горло, тихо и доверительно переговорил с ним и предложил партнерство. И убил сразу двух зайцев. Нефедов счел, что он напугал Тофика и предложенное сотрудничество принял, как само собой разумеющееся, а, замазавшись, уже сам стал бояться разоблачения, и Тофик, взяв его под свой патронаж, приобрел верного человечка. Конечно, не один Нефедов был у Тофика в прихвате, для разных дел ведь разные люди нужны, но Нефедова Тофик ценил. За те годы, что вместе они проработали в органах, Нефедов приучился беспрекословно выполнять те распоряжения, что отдавал ему Тофик. А уж дураком-то Тофик никогда не был. Каждую операцию планировал тщательно, до мелочей. И если уж подставлял кого, то только не своих людей. Своих людей Тофик берег как зеницу ока, вплоть до того, что и в быту заставлял их вести себя прилично. Хороший офицер был Тофик, умный. Знал, где лизнуть, а где и гавкнуть. И благодаря этому сам по службе шел и людей своих за собой тащил…

Спустившись по железной, громыхающей под каблуками, лестнице, в подвал, Тофик громко крикнул: «Нефедов!» – и крик его гулким мячиком скакнул по коридору. «Нефедов!» – еще раз крикнул Тофик сквозь решетку, и откуда-то из-за угла коридора от туалетов донеслось недовольное: «Ну, здесь я, здесь. Чего орать-то?»

– Не орать тебе надо, а из пушки стрелять, – недовольно проговорил Тофик, дождавшись, когда из-за угла появится кряжистая, с головой, вросшей в тяжелые борцовские плечи, фигура в пятнисто-стальной форме. Толстые ноги в берцах ступали чуть косолапо, а руки были такой длины, что, казалось, свисали ниже колен. «Ну и горилла» – неприязненно подумал Тофик, но вслух деловито произнес: «Привет!»

– Приветствую, Тофик Вагифович, – увесисто сказал сержант Нефедов и широко, во весь рот, зевнул, дыхнув на Тофика запахом перегара и какой-то трупной гнили. Тофик едва заметно поморщился.

– Зубы по утрам чистить надо, – наставительно произнес Тофик. – Ты же все-таки лицо закона! – он усмехнулся. – А то урки о тебе плохо подумают…

– Мне их думы по фенечке, – повел плечами Нефедов. – Кого надо-то?

– Да отмороженного одного, – спокойно сказал Тофик, – ты дверцу-то мне открой!

– А? Да-да, сейчас. – Нефедов забренчал ключами. Замок клацнул. – Сейчас, – Нефедов зашел в свою дежурку и нажал кнопку открывания. Реле щелкнуло, и Тофик, толкнув дверь, вошел в коридор.

– Ты один что ли, – спросил он Нефедова. – Напарник-то где?

– Дрыхнет, – равнодушно ответил Нефедов. – Да я что, маленькая девочка, что ли? Меня караулить незачем.

– Инструкцию нарушаешь… – Тофик погрозил ему пальцем, – Нехорошо! Почему напарник спит?

– Да черт бы с ним, пусть проспится, – махнул рукой Нефедов. – Баламут, пить не умеет, а туда же…

– Можно подумать, – усмехнулся Тофик, – что кто-то пить умеет. Любой человек, когда пьяный, дураком становится, кто в большей, кто в меньшей степени. – Он тяжело вздохнул. – Ты сам-то как? Никого спьяну тут не задавил?

– Нет, к сожалению, – вздохнул Нефедов, – хотя порой очень хочется. Они, уроды эти, у меня в печенке сидят!

– Вот-вот, – подхватил Тофик. – Мы тут корячимся, на пули лезем, а как до суда доходит… Сидят эти чистоплюйчики, кобенятся! Вы, дескать, улики притянули, признание выколотили, адвокаты тоже, дерьмом нас поливают! Как работать, а?

– И не говори, Тофик Вагифович, – сочувственно поддержал его Нефедов. – Совсем плохо работать стало! Совсем! – Он помолчал, потом спросил. – Ну, кого доставать-то?

– Да вот, привезли ночью одного, – Тофик замялся, – Мамедов вроде… Он у тебя в каком номере?

– В персональном, – хохотнул Нефедов, – в семерке. А что? Мне опера сказали – на общак ни-ни, вроде убой на нем!

– Правильно сказали, – Тофик ласково взял Нефедова под локоть. – А знаешь кого он грохнул?

– Да кто его знает, – пожал плечами Нефедов, – я особо не интересовался. А кого?

– Деда какого-то, да и дед-то так, случайно на глаза ему попался, – веско сказал Тофик. – И при этом, когда его брали, кричал, что всех кончит! Понял? Он тут как, не орал? А то в аэропорту он всем грозил, что за него есть кому заступиться, что он всех нас поимеет, разгонит и со службы поувольняет.

– Вот сучонок! – возмущенно сказал Нефедов. – Чего ж мне опера сразу не сказали, а? Эта тварь отмороженная у меня бы до самого утра белочкой по камере прыгала!

– Не стоит, – пробормотал Тофик. – Его с поличным взяли, свидетелей – шквал. Даже видеозапись есть. Признанку из него выбивать не надо. Тут в другом дело…

– Короче! – Нефедов искоса взглянул на Тофика и обвел рукой вокруг шеи. – Так?!

– Вай, слушай, Нефедов, что мне в тебе больше всего нравится, так это то, что ты умный! – восхищенно сказал Тофик. – Все что надо, сам понял!

– Э, Тофик Вагифович, – махнул рукой Нефедов, – мы ведь с тобой не первый год вместе служим. Раз надо…

– Да, дорогой мой, надо! – сказал Тофик. – Люди позвонили, попросили. Не нужен им он. Две штуки дают!

– Местных? -недовольно спросил Нефедов.-Я чего, лох?

– Каких местных? – возмущенно сказал Тофик. – Меня что, попросили водительское удостоверение вернуть?

– Слушай, Тофик Вагифович, – пристально взглянул ему в глаза Нефедов. – А не мало ли

две-то? Все-таки не подушку выбить…

– За подушку тебя жена поцелует, – спокойно сказал Тофик. – Это тебе что, президент что ли? 3а этого наркота на большее и не рассчитывай. Давай-ка, лучше дело сделаем! Но по уму, понял! Наркоман он, неуравновешенный! Ну и все в этом духе.

– Конечно, понял, – спокойно сказал Нефедов и, воровато оглянувшись, быстро закрыл решетку на замок. – Ты тут побудь, в дежурке, – сквозь зубы пробормотал он и тяжелой развалистой походкой направился в сторону камеры номер семь.

Всякое бывало в короткой жизни Али. Всего напробовался, все повидал, еще с малолетки начиная. Рос он пацаненком шебутным, хулиганистым. Да и чего можно было ждать от шпанца, рожденного в Черном городе, у подножия Нагорного парка, где еще в старые добрые времена и сходняки устраивались, и стрелки набивались. Вот и впитывал подрастающий Али всю эту романтику, а потом и сам таким романтиком стал. Пока мал был, подворовывал по мелочам; как постарше стал, к воровству мелкий рэкет прибавился, а там и пошло и покатилось. Смотрел Али на своих сверстников, что от мам-пап жалкие копейки на мороженое выклянчивали, и искренне недоумевал. Деньги-то, вот они, прямо под ногами, бери, не хочу. Только сильным надо быть, прогнать прочь от себя слюнтяйство, пусть тебя боятся, а не ты! Погруженный в свой, сумеречный мир, недоступный никому, кроме таких же как и он сам, краем глаза видел, как тяжело приходилось матери и отцу, вечно озабоченным тем, где взять денег на жизнь, но не сочувствовал им, а презирал их за бесхребетность, слюнтяйство, неумение взять быка за рога. Себя же считал парнем фартовым. Не понимал Али, как можно жить на такие бабки, что он за вечер на развлечения тратил, целый месяц, как можно, приходя с работы, лечь спать полуголодным… Не понимал Али такой жизни, хоть убей его, не понимал. Да и не хотел понимать. Воспитанный на волчьих законах улицы, Али рано понял, что этим миром правит страх. Тогда и обзавелся он ножичком. Ходил, сжимая рукоятку в кармане потной ладошкой, ходил и ждал случая пустить его в ход. На рожон лез, желая самоутверждения, признания своей силы и лихости желая. Посверкивая желтоватым волчьим огоньком в глазах, чуть что выхватывал свое перышко и радостно видел, как взрослые, серьезные мужики испуганно опускали глаза. Страх правил миром, страх! Ни разу ему еще отпора никто не дал, серьезного такого отпора, чтобы понял он, что на его волчью злую силу есть и другая сила, которая может сломать его и исковеркать. Вот и доигрался Али ножичком… Полоснул мужика какого-то, да и ни за что полоснул, просто так, бахвальства ради. На этом все и кончилось, или же наоборот, началось… Взяли опера его быстро, да он и не скрывался, гоголем по улице ходил, упивался всеобщим страхом, что ясно читался в глазах окружающих, а тут «воронок». В отделе обработали его так, что лучше и не вспоминать. Все он тогда подписал, в полную признанку пошел, лишь бы не били. Ну и дали ему тогда, по совокупности, четыре года. Ушел на малолетку шпанец Али, а вернулся уже матереющий волчонок, годовичок. И зубки окрепли и коготки. Многие из тех, кто с ним срок первый мотал, испугались, раскаялись, слюни пустили, за красные повязки да за актив были готовы хозяину все вылизать, но не таков Али был. Не согнуть его было. Не слюнтяй! Топтал зону, щерился, а своё на уме держал. Четыре года от звонка до звонка отбыл, на компромисс с гражданами начальниками не шел, но, правда, и буром не пер. Вышел вчистую. Характеристика у него была не ах, поэтому на воле за него сразу взялись, под колпак посадили. Но не мог Али, не мог принять ту жизнь, что навязать ему пытались. Не та натура у него была. Через полгода его опять посадили, теперь уже семерик сунули. Так вот и получилось, что вышел Али на волю когда уже в полный рост новая жизнь шла, и вышел не тем сосунком, что был когда-то, а матерым волчищем уже вышел. Свел знакомства, какие надо, готовился не повторять прежних ошибок, поумнел! Поумнел-то поумнел, да времена другие настали. Блатные все в легальный бизнес подались, понабрали себе быков из чистеньких, не свеченых… Из студентов, ментов опальных, другая, одним словом, жизнь поперла. И оказался Али временно как бы не у дел. Все стороной проходило, а в руки не шло. Плохую шутку жизнь с ним сыграла. Теперь та репутация, которой он гордился, ему ходу и не давала. Следующую высоту жизнь перед ним ставила: стать волком среди волков, волком, который другим волкам глотки рвет! Но выбиться так, по-простому; было невозможно. Надо было или свою группировку создавать или же в чью-то идти. К кому-то, кто его знает, и не на последнюю роль. И пока разбирался он что почём, вел себя тихо, не борзел, как когда-то. Сидел себе дома сиднем, а мать из сил выбивалась, сыночка кормила. Отец-то из жизни ушел, еще когда Али первый срок мотал. На работу Али не брали, прежним корешам он теперь не по масти был, но не зря Али сам себя фартовым парнем считал. Встретила его мать как-то на базаре свою двоюродную сестру, Валиду, да и поплакалась ей в жилетку, а через день ему дядя Гейдар позвонил, сказал куда прийти… С того дня и началась нормальная жизнь. Делал Али что говорили, снятые бабки все до копейки отдавал, ничего себе не брал, но дядя Гейдар его не обижал, и через полгодика Али было и не узнать. Отъелся, силу обрел и вес определенный, «БМВ» себе купил, цепочки золотые, там цацки всякие. В общем, на человека стал походить. А вот норов свой дурной так не смог в узду взять. Как был волчарой, так им и оставался. Что надо делал, а свое в уме держал. Ждал часа своего, чтобы дело в свои руки взять, чтобы по-своему игру повести.