Гений русского сыска И.Д. Путилин - Роман Добрый

– Мои бакенбарды до времени спрятаны, граф… – усмехнулся Путилин. – Дело, однако, не в них, а в вашем сыне.

– Вы узнали что-нибудь?

– Да, кое-что и очень невеселое. Ваш сын в смертельной опасности.

Граф побледнел.

– Но где он? Что с ним?…

– В точности я не могу вам этого сказать, да и некогда. Сейчас вы должны предпринять нечто.

– Я?

– Да. Садитесь и пишите письмо.

– Кому? – пролепетал совсем сбитый с толку надменный магнат.

– Вы это сейчас узнаете. Прошу писать, ваше сиятельство, следующее: «Любезнейший padre Бенедикт! Чувствуя себя очень скверно, прошу Вас немедленно посетить меня. Граф С. Ржевусский».

– Як Бога кохам, я ничего не понимаю! Зачем мне приглашать настоятеля N-ского костела?

– Вы желаете спасти вашего сына? – резко проговорил Путилин, пристально глядя в глаза графу.

– О! – только и вырвалось у магната.

– В таком случае я вас попрошу беспрекословно следовать моим распоряжениям.

– Но что я буду с ним, делать?

– Вы, разыгрывая из себя больного, настойчиво попросите его остаться в замке и провести с вами всю эту ночь… во всяком случае до того времени, когда я приду к вам.

– А… а если он не согласится, ссылаясь на свои важные нужды?

– Тогда вы употребите насилие над «св. отцом», то есть попросту не выпустите его из замка, хотя бы для этого вам потребовалось вмешательство вашей челяди.

– Помилуйте, господин Путилин, вы требуете невозможного! – воскликнул испуганно граф. – Ведь это – скандал, преступление, разбой. Какое я имею право производить насилие над человеком, да к тому же еще духовным?

– В случае чего – ответственность я приму на себя. Впрочем, если вам не угодно, мне останется покинуть вас.

– Хорошо! – с отчаянием махнул рукой старый граф.

Через час перед замком его остановилась карета, из которой вышел католический священник. Прошло минут сорок – и он вышел из замка обратно.

Очевидно, старый магнат не исполнил приказания Путилина.

Глава VI. Ночная процессия

Два багровых восковых факела и несколько зажженных свечей в церковных канделябрах тускло освещали странную процессию, двигавшуюся по темным длинным коридорам. Тут царил такой зловещий густой мрак, что этого света хватало только на то, чтобы не споткнуться, не удариться о стены.

Вслед за двумя фигурами в черных рясах шел высокий худощавый человек, за ним – попарно – шесть лиц.

– Не думал я, что мне придется совершать это печальное путешествие… – раздался под мрачными сводами резкий, властный голос.

– Что делать, ваша эминенция. Sis Deus vi It. Так хочет Бог.

– Осужденный предупрежден, что казнь произойдет сегодняшней ночью?

– Пока еще нет. Misericordias causa… ради сострадания к юному безумцу-святотатцу час искупления греха не торопились сообщать ему заранее.

И опять жуткое безмолвие, молчаливое шествие таинственной процессии.

Но вот пол коридора стал как бы покатым, словно он спускался вниз.

– Осторожнее, ваше эминенция, здесь так скользко… – послышались вкрадчиво-льстивые голоса.

Воздух сразу изменился. Повеяло невероятной сыростью, точно от болота. Пол стал влажным, откуда-то сверху падали крупные капли холодной воды.

Свет факелов и свечей заколыхался вздрагивающими языками, словно под порывом вырвавшегося воздуха. Лязгнули замок и засов железной двери, пахнуло еще большей отвратительной сыростью, и процессия стала осторожно спускаться вниз.

Казалось, точно неведомые существа-призраки, появившись на земле, вновь устремляются в ее таинственные недра.

– Однако с последнего раза сколько воды прибавилось здесь! – прозвучал опять тот же резкий голос.

– Как они смеют?! Как они смеют?! – В бешенстве юный граф бросался к железной двери, что есть силы колотил в нее руками и ногами.

– Пустите меня! Вы, преступники, палачи, слышите ли вы меня?

Ни звука. Ни шороха. Точно в могиле. Тогда он бросался к окну и каждый раз в ужасе отшатывался…

И вспомнились ему угрожающие слова: «Смотрите! Бог иногда мстит вероотступникам…» Но ведь он не отступился от Христа. А какой же есть еще Бог? «Вы приговариваетесь к смерти через поцелуй Бронзовой Девы», – погребальным звоном гудит в его ушах приговор судей-палачей. Болеслав Ржевусский громко, жалобно зарыдал.

Вдруг он вскочил и с каплями холодного пота на лбу стал прислушиваться. Что это? Голоса? Шаги? Да, да, все яснее, ближе… Вот уже у самых дверей его каземата. Он задрожал всем телом, выпрямившись во весь рост.

С протяжным скрипом раскрылась дверь. На пороге со свечами в руках стояло несколько фигур, одетых в рясы-сутаны.

– Так как вам трудно говорить, о. Бенедикт, то позвольте мне вместо вас напутствовать на смерть и поддержать дух преступника… – донеслось точно издалека-издалека до несчастного молодого графа.

Два монаха-иезуита торжественно внесли какое-то белое одеяние.

– Что это… что это значит? Что вам надо? – в ужасе попятился от вошедших Болеслав Ржевусский.

– Сын мой! – начал торжественным голосом старый монах-иезуит. – Вы уже выслушали смертный приговор, произнесенный вам тайным трибуналом святых отцов. Соберитесь с духом, призовите на помощь Господа. Этот приговор будет приведен в исполнение сейчас.

– Что? – дико закричал граф.

– Сейчас вы искупите ваши страшные грехи.

– Вы лжете! Слышите: вы лжете! Я не хочу умирать, вы – палачи, убийцы! Вы не смеете меня умертвить.

– Сын мой, все напрасно: еще ни один наш приговор не оставался без исполнения.

Два монаха приблизились к осужденному.

– Оденьте вот это одеяние, а свое скиньте. Это последний наряд приговоренных.

И они протянули обезумевшему от ужаса молодому человеку белый балахон с широкими разрезными рукавами, веревку и белый остроконечный колпак.

– Прочь! – исступленно заревел граф, отталкивая от себя служителя палачей. – Спасите меня! Спасите меня!

Безумный крик вырвался из камеры и прокатился по коридору.

– Я должен предупредить вас, сын мой, что если вы не облачитесь добровольно, придется прибегнуть к силе. Возьмите же себя в руки: вы умели бесстрашно поносить Святую церковь, умейте же храбро умереть. Я буду читать, а вы повторяйте за мной: Pater noster, qui in coclum [21]…?

– Помогите! – прокатился опять безумный крик ужаса, страха. Но веревка уже была ловко накинута на руки осужденного.

Граф рванулся – руки были связаны. Его повалили на соломенный матрац и насильно стали облачать в страшный предсмертный наряд.

– Свяжите ноги! – отдал приказ иезуит. – Готово? Поддерживайте его с двух сторон и ведите!…

И скоро из камеры вышла белая фигура мученика-осужденного со связанными руками и спутанными ногами.

Глава VІІ. Поцелуй бронзовой девы

Шествие открывал престарелый патер-иезуит с распятием в руках. За ним, поддерживаемый двумя черными сутанами, шел осужденный граф. Теперь он не кричал, не сопротивлялся: предсмертный ужас овладел им. Сознание как-то совсем покинуло его.

Когда процессия поравнялась с той таинственной комнатой-судилищем, где был произнесен смертный приговор, из нее вышла новая процессия, которую возглавлял «его эминенция». У всех в руках были зажженные свечи.

При виде новых лиц граф Ржевусский словно пришел в себя.

С раздирающим криком он рванулся из рук державших его иезуитов.

– Во имя Бога, спасите меня! Пощадите меня!

– Вы призываете Бога?… С каких пор вы, еретически поносивший Христа и Святую церковь, уверовали в него? – раздался резкий, суровый голос.

– Неправда!… Неправда! Клянусь крестом, я не поносил ни Бога, ни Святую церковь.

– Вы лжете! Вы говорили, что служители католической церкви, отцы-иезуиты, торгуют Христом оптом и в розницу.

– Но разве иезуиты равносильны Христу? – с отчаянием закричал граф.

– Вот видите: вы поносите тех, которые служат Его Величию… Довольно. В этом мире уста ваши не будут больше произносить хулы. Вы предстанете сейчас на суд Его самого.

По знаку, поданному старшим духовным лицом, мрачные своды страшного коридора огласились пением процессии.

– Morituris laudare dеbet Deum [22]… – послышались торжественно заунывные звуки реквиема.

Поняв, что все кончено, что спасения нет и не может быть, граф стал точно безумным.

Громовым голосом он старался заглушить страшное похоронное пение.

– Негодяи! Убийцы! Палачи! Вы оскверняете алтари. Руки, которыми вы держите распятие, обагрены кровью! Я умру, но моя смерть жестоко отомстится вам. Ваши проклятые гнезда будут разрушены…

– Ad misericordiam Christi ас santissimae Vipginis Mariac [23]– все громче и громче гремит процессия.

– И они еще произносят имя Христа! О, подлые изуверы-богохульцы! – Лицо осужденного сделалось страшным. Колпак еретика слетел с его головы. – Будьте вы прокляты!