Электрический остров - Николай Асанов

Неприятности начались в тот день, когда из фи­лиала института поступили наконец чертежи электро­трактора.

Сначала Пустошка обратил внимание только на то, что машина была совсем не похожа на тепловые трак­торы, значит надо было создать новую технологию для изготовления всех деталей. Затем, разбираясь в конструкции, инженер обратил внимание на мощность мотора. Ему показалось, что мотор, пожалуй, слаб. Подсчитав примерно возможное сопротивление, Федор Силыч пришел к убеждению, что на тяжелых почвах трактор просто не потянет. В подобных условиях мотор превратится в улитку, которая может разве что тащить на себе свой дом… Недостатки конструкции огорчили Федора Силыча, но, по здравом размышле­нии, он пришел к мысли, что инженеры-производ­ственники на то и существуют, чтобы в нужном слу­чае прийти на помощь конструктору-изобретателю. Узнав, что Улыбышев, вернувшийся из района буду­щих испытаний электротрактора, должен посетить завод, Федор Силыч подготовил ряд предложений для улучшения трактора. Мало того, зная, что рабо­чие и мастера цеха не меньше его самого заинтере­совались новой машиной, Пустошка создал чуть ли не целое движение в цехе в помощь Улыбышеву.

Руководитель филиала института принял Пустошку и его помощников в кабинете директора завода. Возницын с энтузиазмом представил ученого собрав­шимся. В лестных словах охарактеризовав электро­трактор Улыбышева, Семен Егорович сообщил, что в скорейшем создании машины заинтересован не только филиал института, но и областные организа­ции. Возницын даже намекнул, что конструктора и его ближайших сотрудников ожидают высокие на­грады, а тот факт, что трактор будет создан на их заводе и впервые его испытают на полях области, явится великолепным подарком в день шестисотлетия родного города…

Естественно, что после такого выступления присут­ствующие прониклись самой горячей симпатией к конструктору. Федор Силыч, помнится, испытал даже нечто вроде умиления. Это было понятно, сам Улы­бышев, благодушный, восхищенный приемом, был так мил и благодарен, что нельзя было не ответить ему тем же… И все же, выждав момент, когда конструк­тор оторвался от беседы с Возницыным, Федор Силыч подошел к нему. На лице Федора Силыча сразу по­явилась искательная улыбочка, — он ненавидит эту свою манеру искательно улыбаться при встрече с преуспевающими людьми, но никак не может от нее избавиться! Конструктор тоже широко улыбнулся, но едва инженер заговорил о недостатках конструкции, как улыбка эта исчезла. И, не слушая подробностей, Улыбышев перебил Пустошку вопросом:

— А сколько времени понадобится на исправление конструкции?

Федор Силыч прикинул, что получится, если при­влечь к работе конструкторское бюро завода, и честно ответил, что переделка займет, видимо, от двух до трех месяцев. Улыбышев иронически поглядел в робкие глаза инженера и задал новый странный вопрос:

— А не много ли соавторов окажется тогда у меня?

Федор Силыч сначала не понял вопроса. Когда же до него дошел простой и ясный смысл сказанного, Улыбышев уже отвернулся к Возницыну и заговорил с ним тоном самого холодного негодования о том, как много находится любителей разделить авторскую славу и как мало бывает у конструктора бескорыст­ных, искренних помощников…

— Областные организации, несомненно, предста­вят,— говорил Улыбышев, — авторов новой машины к государственной премии… — при этих словах Возницын как-то сладко зажмурился и наклонил свою лы­сую голову, — но нельзя же рассчитывать, что имя им будет легион! К тому же опытные машины должны быть выпущены как можно скорее, потому что испы­тания в поле надо провести осенью, на взмете зяби. Иначе никакой премии не будет!

Тут директор вскинул голову и обвел своих по­мощников строгим взглядом.

Федор Силыч с побагровевшей физиономией стоял рядом с директором. Он не знал, как поступить — уйти ли или попытаться все-таки объяснить стропти­вому конструктору, что он не гонится за чужой сла­вой, а просто хочет помочь ему. Он даже пробормо­тал было: «Борис Михайлович, я надеялся.. .», но Улыбышев безжалостно перебил его, снова обращаясь к Возницыну:

— Вот уж не ожидал, что у тебя на заводе воз­никнут препятствия к созданию моей машины! А ведь Далматов предупреждал, что лучше передать заказ на другой завод! Какой же я недальновидный человек!

— Что ты, что ты, Борис Михайлович! — растерян­но и в то же время гневливо закричал Возницын.— Кто же допустит, чтобы такая замечательная машина была задержана! А Федор Силыч, — тут он метнул на Пустошку такой взгляд, что Федор Силыч отступил на два шага, — просто поторопился с предложениями! Он все сделает как надо, а если не сделает… Ну, да мы ему поможем! Поможем, поможем, Борис Михай­лович!— и это звучало как: «выгоним, выгоним!»

Когда Федор Силыч рассказал об этой сцене жене, Любовь Евграфовна всплеснула своими мягкими ру­ками, закачала головой, и в глазах ее мелькнул испуг. Но едва Федор Силыч заговорил о том, что напрасно высунулся в этой большой игре, она холодно спросила:

— Значит, опять в кусты?

Слова ее прозвучали так грубо, что Федор Силыч не нашелся с ответом. А она продолжала в том же тоне:

— Так и будем отсиживаться, когда на наших гла­зах лиса в курятник лезет?

— Как ты можешь? — воскликнул наконец Федор Силыч, но супруга отрезала:

— А ты не видишь, что Улыбышеву и Возницыну нужна только премия? Уж Возницын-то наверняка будет в списке представленных…

— Но что я могу? — с отчаянием спросил Федор Силыч.

— Все!— неумолимо ответила Любовь Евграфов­на.— Ты можешь пойти в обком партии к Далматову, ты можешь написать в министерство, ты можешь под­нять на ноги весь завод! И добиться улучшения кон­струкции трактора. Да вот, — она взяла со стола какой-то билет и протянула мужу: — В воскресенье они устраивают выставку своих конструкций, а потом бу­дет доклад какого-то Орленова. Поговори с ним!

Ну что же… вот он и поговорил. Он поговорил и бредет теперь к дому, нарочно уменьшая и без того мелкие свои шажки, так не хочется ему предстать еще раз побежденным перед женой. Он примерно представляет, что скажет Люба. Она скажет: «Опять в кусты?» — или еще что-нибудь не менее резкое и злое. Даже непонятно, когда и где она научилась грубить.

Федор Силыч прошел мимо завода, искоса взгля­нув на запертые по случаю воскресенья ворота, мино­вал особняк директора, за которым начинался инже­нерский поселок… И чем ближе подходил он к дому, тем хуже становилось у него на душе.

Впрочем, не один Пустошка чувствовал себя не­уютно в этот вечер. Однако, если бы Пустошке ска­зали, что и Орленов чувствует себя плохо, он, вероятно, удивился бы и, может быть, пожалел ученого, но никогда не поверил бы, что сам виноват в его пло­хом настроении.

А с Орленовым происходило что-то неладное… Ужинал он лениво, жене отвечал невпопад, так что Нина наконец рассердилась. Обычно муж принорав­ливался к ее настроению. А тут она заметила, что Андрей, медленно попивая чай, нет-нет и бросал ка­кой-то вопросительный взгляд на письменный стол, где грудой лежали материалы доклада и подзорными трубами торчали свитки чертежей. Он посматривал на все это так, словно не узнавал эти бумаги или по­баивался их. В конце концов Нина рассердилась и прикрикнула на мужа:

— Изволь посмотреть и на меня!

Орленов встрепенулся, сделал виноватое лицо и взглянул на жену. Тогда она милостиво улыбнулась.

— Вот так лучше! Давай наконец обсудим вечер. Как я выглядела на выставке?

— Чудесно!

— И ты говорил чудесно! Я так радовалась…

Наконец Нина ушла в спальню, а Орленов остался сидеть за столом и слушал, как она ходила по ком­нате ленивой поступью немного уставшего, но доволь­ного собой и проведенным днем человека, предвку­шающего заслуженный отдых. Потом он подошел к письменному столу и на время забыл о ней, но она сама напомнила о себе, появившись в дверях с поло­тенцем на плече.

— Ты уже готовишься к следующему докладу? — весело спросила она. — Вспомни — уже двенадцатый час! — и запела:

Спи, моя радость, усни!В доме погасли огни!Птички уснули в саду,Рыбки уснули в пруду.

— Ты ложись, Ниночка, а мне придется еще не­много поработать, — виновато сказал Андрей.

— Но седьмой день недели сотворен для отдыха, и законы государства подтверждают это!

— Право же, я скоро!

— Как хочешь! Но не удивляйся, если увидишь утром, что у твоей жены красные глаза. Никогда не ревновала к женщине, так привел господь ревновать к работе, — Нина пожала плечами, надула губы и, резко повернувшись, ушла…

— Не сердись! — воскликнул Андрей. — Я только просмотрю чертежи. Кстати, ты не помнишь, где у нас книги по механизации сельского хозяйства?