Бестиарий - Евгений Рейтар

— Уважаемый, а вы не могли бы прожектор над вашим входом повэрнуты так, щоб вин мени нэ свитыв?

Я обернулся в сторону своего дома. Над его входом на уровне второго этажа действительно висел фонарь, который включался только вечером и освещал пространство перед входом, так чтобы там можно было не только зайти, но и провести время в приятной компании. Ещё я мог включать его ночью, чтобы освещать свой путь в тот самый туалет. Фонарь, пусть и довольно мощный, висел так минимум лет десять или пятнадцать.

— А то мэни отсвечивает от белой стены, — продолжил мужик, — и мэни кажется, що хтось наводыть.

— Кого наводить? — удивился я.

— Виверн або назгулив, — уточнил пан хорунжий.

Я перевёл взгляд с круглого лица говорившего на покосившийся соседский сарай, а затем на свой сортир. “Ага, — пронеслось у меня в голове, — вот они — стратегические объекты. Ну что ж, если тебя так пугает, чего же ты не перекрасишь стену, чтобы не отсвечивало?”

Вслух я, конечно, ничего такого не сказал. Быть нормальным в стране безумцев не принято и опасно. А сказал, что попробую, но не обещаю, что получится. Впрочем, возможно хорунжий только играет в дурачка, а на самом деле считает себя “дужэ хитрым”, как многие урук-хайцы. И под эту лавочку просто хочет, чтобы я повернул фонарь, лишь мотивируя это своим страхом. Может, он давно ему мешал, но формального повода придраться не было? С другой стороны, подсветка, она ведь не ночью, она в головах. Мужик вроде, а ведёт себя как перепуганная начитавшаяся новостей баба.

А ранним утром, когда я вышел на порог с чашечкой кофе, то услышал в небе отдалённый рык. Рык этот постепенно приближался и перешёл в грохот, когда почти над моей головой пронёсся назгул. Урук-хайский. Не слышал назгулов так близко с тех пор, когда последний раз ходил на шоу летающих монстров. Я поспешил на берег ближайшего водоёма, где было больше свободного пространства. С этого места я мог наблюдать, как назгул, буквально задевая своими крыльями верхушки дачных крыш, описывает круги, то удаляясь, то приближаясь. Зачем? Может, контролировал небо от залётов вражеских виверн и гарпий? А может, просто тренировался?

Когда уезжал с дачи, на пятачке, где два раза в неделю проходит базар и где останавливается автобус на Минас-Тирит, мою колесницу неожиданно остановили снующие там военные. Военные бравые и, по виду, куда более подготовленные, чем обычное ТрО на большинстве блокпостов. Причём, на этом месте никогда ранее солдаты не появлялись. Они проверили документы. Я даже помог бойцу развернуть мой паспорт. Он не справлялся, то ли потому, что пальцы замёрзли от утренней прохлады, то ли потому, что мешали тактические перчатки.

Другой рыжебородый и светлоглазый, наклонившись к моему водительскому окну, сказал на роханском языке, чтобы если меня ещё раз остановят, я произнёс: “окуляры”. Очки на урук-хайском. Тогда не будут проверять опять. Наверно, что-то вроде пароля. Новое слово, вместо “поляныци”.

После передислокации на дачи под Минас-Моргулом, мимо нас по ночам тоже с грохотом проносились назгулы. Но явно не урук-хайские. А потом опять появился бестиарий со своим помощником. И не только с помощником, из-под шлема которого выбивались белые нестриженные патлы, а и с уже виденной нами баллистой. Баллисту бестиарий зарядил огромной стрелой и приготовился ждать назгула, затаившись в кустах.

Когда известные события в Минас-Тирите и всей Урук-хайе, как позже стало понятно, только набирали свой оборот, один мой друг гордо написал на своей страничке в палантире что-то вроде: “Я вспомнил, что я — офицер!” После чего отнес пару покрышек в общий костёр, на котором сгорала наша страна. Но, когда стало действительно жарко, он почему-то решил об этом не вспоминать. А пост стёр.

Но не будем к нему строги. Я ведь тоже в институте учился на “военке” — военной кафедре. Как раз на тех, кто должен был с помощью таких вот, как у бестиария баллист, не давать летать всякой нечисти. И у нас был специальный секретный конспект, куда мы записывали лекции касательно нашей, созданной в шестидесятые годы прошлого столетия, зенитно-стреловой баллисты. Чтобы эти сведения не достались врагу, секретный конспект в конце пары прятали в секретный чемодан, который носил “секретчик” — специальный человек из числа студентов. Обыкновенный, старый, потертый с ручкой. Чемодан, не человек.

Предполагалось, что и изучать этот конспект мы должны, не покидая заведения.

— Секретчик, раздать конспект, — скомандовал в начале одной из лекций преподаватель. — Записывайте тему занятия: методы стрельбы…

— Сигарет! — вставил тогда мой друг с галёрки, где мы прочно заняли свои позиции.

Почему я об этом вспомнил? Потому что однажды ночью бестиарий выпустил стрелу из своей баллисты. А утром из новостей мы узнали, что в районе боевых действий, но на территории нашего противника, упал пассажирский дирижабль. Да не просто пассажирский, а иностранный. Кто-то сознательно или нет, но посчитал, что над местами, где идут боевые действия, можно пролетать. Да, пусть высоко, пусть “тыхэсэнько”, но там, где идёт настоящая война. Было ли это случайной оплошностью, недооценкой или намеренной провокацией — мы никогда не узнаем. Как и то, чья стрела на самом деле сбила дирижабль. Могла ли это быть стрела нашего бестиария? Могла. Никакого трофея он не предоставил и за отметкой в документах не пришёл. Впрочем, это тоже мало о чём говорит. А ещё со своего институтского курса я знаю, что стрела, промахнувшись мимо своей основной цели (а это вполне возможно), самостоятельно ищет новую. И найдёт любой воздушный объект, который не отзовётся на сигнал “свой-чужой”. Именно так и было когда-то, когда урук-хайская ракета во время учений случайно сбила роханский пассажирский дирижабль. Тогда замяли, ведь наши страны ещё были дружественными.

А ещё я помню, как следил за небом из такой баллисты, глядя на волшебное блюдечко, по которому по кругу бегало яблоко. Яблоко прорисовывало зелёные всполохи и точки. И требовался большой опыт, чтобы отличить объекты один от другого. Всякие облака и даже дома создавали помехи. А теперь представьте, что вы в условиях реальных боевых действий, когда лучше перебдеть, чем не до бдеть.